Условия и Положения (ЛП) - Ашер Лорен

За то ограниченное время, что мы с Декланом общались в доме мы никогда не ели вместе. Кажется, он всегда занят в своем кабинете, пока я готовлю для него печальную еду. И в отличие от нашего фальшивого свидания, это кажется интимным. По крайней мере, значительно более интимно, чем еда в ресторане, полном людей.

Он садится рядом с салфеткой, которую я ставлю для себя.

— Итак… — Я хватаю вилку.

В его глазах отражается веселье, когда он позволяет мне заикаться в тишине.

— Мне не нравится игра, в которую ты играешь.

— И что это за игра? — Он хватается за вилку и вертит ее в макаронах. Его локоть касается моего, и я втягиваю воздух от ощущения, поднимающегося вверх по моей руке.

— Ты чертовски хорошо знаешь, о чем я говорю.

— Я рисую пустоту.

Он раздвигает свои бедра, и одно из них касается моего. Я бросаю на него свирепый взгляд и поднимаю вилку.

— Еще раз дотронься до моей ноги, и я буду вынуждена принять физические меры. — Его голова откидывается назад.

Смех Деклана — это оружие массового обольщения, и я — его самая большая мишень. Это грубо и непрактично, и от этого у меня мурашки бегут по спине.

Я растворяюсь в табурете, позволяя звуку омыть меня, как теплый летний день. Меня охватывает чувство гордости за то, что кто-то вроде него так смеется, учитывая, как сильно он этому сопротивляется. Это похоже на мою собственную сверхдержаву и тайну, которую я планирую защищать.

Деклан всхлипывает, возвращаясь к реальности и откусывая кусок от своего ужина.

— На вкус как будто из коробки. — Я смеюсь.

— Я никогда не была хорошим поваром. Обычно к тому времени, когда я возвращаюсь домой, мне везет, если у меня есть мотивация вскипятить немного воды.

— Я могу приготовить завтра, если тебе интересно. — У меня отвисает челюсть.

Неужели этот разговор вообще происходит на самом деле?

— Я и не знала, что ты умеешь готовить.

— Представь, если бы я не умел. Я буду есть вареную лапшу всю оставшуюся жизнь, как кто-то, кого я знаю.

— Три года. — Его брови сходятся.

— Что?

— В течение следующих трех лет. Не всю жизнь.

— Верно. — Его голос лишен эмоций.

Я толкаю его локтем.

— Но я все равно приглашу тебя завтра на ужин. Я все равно не думаю, что смогу переварить еще одну ночь пасты.

— Из всех, для которых ты могла бы меня использовать, ты предпочитаешь мои кулинарные навыки?

— Не понимаю, почему бы и нет. Не похоже, что у тебя есть что-то еще для меня. — Мой комментарий приносит мне смертельный взгляд.

— Ты точно знаешь, как заставить мужчину почувствовать себя особенным. — Его губы изгибаются, возвращая меня в ту ночь, когда вся наша жизнь изменилась.

— «Особенный» — последнее слово, которое я бы использовала чтобы описать тебя. — Повторяю я его слова с нашей помолвки. Его взгляд держит меня в заложниках.

— Какое слово ты бы тогда использовала?

— Это неприлично.

— Тем лучше. — Я качаю головой. — Тогда спроси, каким словом я бы описал тебя.

Я действительно не должна, но любопытство побеждает.

— Ладно. Какое слово? — В том, как он смотрит на меня, когда произносит его, есть что-то такое, что заставляет бабочек летать у меня в животе.

— Yuánfèn. — Я моргаю.

— Мне очень жаль. Это был английский?

Я уже нахожусь в крайне невыгодном положении, когда речь заходит о языке, на котором я говорю каждый день, не говоря уже об иностранных языках.

Кажется, он втянут в какую-то шутку с самим собой.

— Нет. — Я достаю телефон и пытаюсь найти слово, основываясь на своем правописании, но, должно быть, я сильно его разделываю.

— Ты можешь повторить за меня? Медленно. — Он повторяет это снова — на этот раз с фонетическим разбиением согласных и гласных, что должно быть достаточно легко для любого, кроме меня, чтобы разобрать. Мои пальцы зависают над клавишами, и я изо всех сил пытаюсь произнести слово, которое он сказал, но единственное, что приходит на ум — это ты ан фан.

— Хочешь моей помощи? — Его голос понижается, заставляя меня чувствовать себя беспомощной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мне хочется швырнуть телефон в ближайшую стену. Слезы наполняют мои глаза, но я смаргиваю их. Показывать слабость перед Декланом — все равно, что размахивать красным флагом перед быком.

— Я отказываюсь это делать. В любом случае это, наверное, ругательство. — Я сжимаю телефон мертвой хваткой и спрыгиваю с барного стула.

— Для тебя это может быть так. — Его шутка не проходит мимо ушей.

Я слишком далеко зашла, чтобы сделать что-то, кроме как уйти, прежде чем признаюсь в чем-то, чем не готова поделиться.

— Куда ты идешь?

— В постель. — Я даже не оглядываюсь на него.

— Что случилось? — Скрип его табурета толкает меня к действию. Я делаю более длинные шаги. Я уже на полпути к лестнице, когда его рука хватает меня за локоть. — Что произошло?

Я не могу смотреть ему в глаза и отвечаю:

— Я просто устала. — Я выдергиваю руку из его хватки, и на этот раз он позволяет мне легко убежать.

Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и все это время взгляд Деклана прожигает мне спину. Только когда я оказываюсь в уюте своей комнаты, я выпускаю все это наружу. Я хватаю подушку, зарываюсь в нее лицом и даю волю слезам.

Я плачу по девочке, над которой издевались на протяжении всей учебы. Той самой, которая стала ходячим посмешищем в классе и которую называли всеми ужасными именами в учебнике. Слезы текут по той версии меня, которую высмеивал ее отец, пока ее матери не пришлось вмешаться, только чтобы увидеть, как ее уничтожают его столь же злобные слова. Тот самый человек, который сделал из себя работающую женщину, несмотря на всех тех, кто говорил ей, что она никуда не пойдет в жизни, потому что даже не умеет читать.

Я провела большую часть своей жизни, пытаясь доказать, что люди ошибаются. Потребовались годы репетиторства, чтобы добраться до того места, где я сейчас нахожусь, и я не позволю ни одной неудаче сбить меня с толку.

Ну и что с того, что я не могу произнести глупое иностранное слово? Мое расстройство может быть частью меня, но оно не определяет меня. По крайней мере, больше нет.

Мой телефон жужжит у моего одеяла. Я открываю его, чтобы найти новое сообщение от Деклана. Тот факт, что он прислал односложное сообщение, меня не шокирует, учитывая, что он предпочитал использовать пять слов или меньше во всех наших разговорах. Меня удивляет содержание, и не потому, что мне требуется три попытки, чтобы наконец разобрать слово.

Деклан: Yuánfèn.

Я подумываю проигнорировать его, но любопытство побеждает, когда я поднимаю панель поиска и трясущимися пальцами набираю слово в поле. Результаты просто умопомрачительные.

Yuánfèn: Предопределенная бесконечность.

Оказывается, Деклан любит небрежно переходить на иностранный язык всякий раз, когда хочет избежать высказываний о своих истинных чувствах. Потому что он ни за что не скажет мне в лицо, что считает меня своей судьбой.

Я тщательно обдумываю свое следующее сообщение. Мне требуется некоторое время, чтобы найти идеальный ответ на то, что я чувствую, и моя история поиска заполнена вариациями слов, которые не имеют английского перевода. Я копирую и вставляю найденное слово, которое точно описывает мои чувства и нажимаю кнопку отправить.

Я: Kilig. (Чувство возбуждения или восторга, вызванное захватывающим или романтическим опытом.)

Я бросаю телефон на кровать и не прикасаюсь к нему до следующего утра. Только когда я одеваюсь и накладываю макияж, у меня хватает смелости открыть сообщение Деклана.

Деклан: Merak. (Делать, что-либо с удовольствием)

Я копирую и вставляю его прямо в строку поиска, только чтобы уронить телефон на стойку в ванной и разбить экран.

Идеальный символ того, как Деклан разрушает мои планы, один за другим.

Весь следующий день мы с Декланом почти не разговариваем. Я держусь своего района, а он — своего, и ни один из нас не пересказывает то, что, черт возьми, произошло прошлой ночью. Вместе мы танцуем на тонкой грани, и ни один из нас не хочет сделать решительный шаг.