Стремнина - Галина Шкавронская

Была жума, пятница, святой день. И она решила, что это самое подходящее время объясниться с сыном.

Саид обдумывал разные варианты, которые могли бы примирить его мать с Амной, убедить их общаться друг с другом без предубеждения. Он очень устал от бесконечных разборок, слёз жены, обмороков матери. Она — старый человек! Вдруг с ней что-нибудь случится из-за этих скандалов? Он никогда бы не простил себе этого! Конечно, Амне нелегко привыкать к здешним порядкам, но она молодая! Должна терпеть и молчать, уважая старого человека! Надо и ему, Саиду, относиться к жене мягче, так она станет терпеливее и к его матери, которая хочет для их семьи только блага. Как же внушить это Амне?..

Приехав домой, он готовился к серьёзному разговору. Саид уже во время утренней молитвы просил Аллаха помочь ему образумить обеих женщин. И сегодня вечером он надеялся получить результат. Во время ужина Саид сообщил, что Амна скоро вернётся, буквально на днях, что им нужно поменять стиль отношений, ибо так дальше продолжаться не может.

Амина-ханум была буквально раздавлена этим сообщением. Голос сына звучал, как в тумане, она плохо понимала, о чём идёт речь. Но вскоре сумела обуздать свои чувства, взяла себя в руки. Но у неё не было сил, чтобы противоречить сыну. Значит, так Аллах наказал их! Ей придётся терпеть в своём доме чужестранку. Чем же она так околдовала её сына? «Любая из наших девушек намного чище, намного религиознее, а, значит, и скромнее этой русской, — рассуждала Амина-ханум, и тут вдруг услышала: Амна ждёт ребёнка! Саид уговаривал мать быть с ней помягче, хотя бы во имя их будущей внучки. Амина-ханум решительно сбросила сковавшее её оцепенение и, резко отодвинув стул, вышла из-за стола. Саид поднялся вслед за ней, продолжая просить:

— Мама, вы согласны быть к моей жене хоть немного справедливее? Очень вас прошу!

— Не знаю. Постараюсь. — И не проронив больше ни слова, она ушла в свою комнату.

Вернувшись в дом Саида, Яна часто вспоминала слова своей матери о расширении круга общения, о том, что она в своей семье хозяйка, а не рабыня, и теперь решила вести себя иначе. Она поклялась не заглядывать больше «в рот» свекрови, а строить свою семью на традициях, привычных ей с детства. Она стала устраивать празднования дней рождения, приглашая родственников и друзей мужа, хотя такого рода торжества в Пакистане не приняты. Готовилась к встречам, покупала подарки, организовывала весёлые сюрпризы, которые всем нравились. Она теперь всё чаще вытаскивала по вечерам Саида к кому-либо в гости, а по выходным они отправлялись на пикники.

Неуёмная энергия лилась из Яны-Амны через край. Она поменяла в доме шторы на окнах, сшив их по европейскому модному журналу, который приобрела в магазине «Дьюти фри», на свой вкус переставила мебель. Их дом преобразился, и гости, которые бывали у них теперь часто, восхищались обновлённым интерьером, хотели сделать такой же у себя.

В свободное время, а его у неё, пока не обременённой детьми, было много, Яна рисовала картины. По соседству с ней жила женщина, работавшая учительницей в школе, они подружились, и Яна подолгу пропадала у неё. Однажды её приятельница сказала, что их школа принимает участие в конкурсе — кто соберёт наиболее интересную информацию о стране восходящего солнца Японии. Зная образованность Яны, её пристрастие к рисованию и рукоделию, соседка предложила ей сделать макет японского дома или написать картину в японском стиле. Яна с удовольствием согласилась и незаметно увлеклась заданием. При оценке работ, представленных городскими школами, произведение Яны заняло второе место. Это был большой успех.

Призы вручали при большом стечении народа, приехало телевидение. Надо сказать, что разрешение от свекрови на участие в этом мероприятии Амна получила только при одном условии, если старшая женщина будет её сопровождать. Когда прозвучали слова о награждении школы, от которой выступала Яна, свекровь не позволила ей выйти для получения приза. Объяснила, что неприлично мелькать перед глазами стольких людей, тем более, перед телекамерами. Вместо автора работы приз получила её соседка-учительница. Впрочем, не это было самым важным для Амны. Главное — она была удовлетворена собой, тем, что сумела доказать свою значимость даже в этой странной, чужой для неё стране, оторвавшись от родных корней.

Однажды, находясь в гостях у знакомого Саида, Амна познакомилась с русской женщиной, уроженкой Ташкента. Она, как и Яна, была замужем за пакистанцем. Женщины подружились. Айша, а по прежнему, ташкентскому имени, Вика жила с мужем очень хорошо, в великой дружбе со свекровью. Из этого Яна сделала вывод, что и пакистанцы бывают разные, они по-разному относятся к религии. Через Айшу Яна узнала о существовании в Карачи Русской общины, созданной для поддержки русских женщин в столичном городе. Оказалось, что их немало. И она уговорила Саида иногда привозить её на собрания общины.

Постепенно, но упорно вживаясь в ритмы жизни этой страны, Яна заслужила уважение многих людей, с которыми ей приходилось общаться. Женщины-пакистанки приходили теперь к ней за советами. Но за всеми этими делами и хлопотами Яна ни на минуту не забывала о своей Зарочке, она даже не ожидала, что материнское чувство может быть таким сильным. Саид часто бранил её, поражаясь, как она могла оставить собственного ребёнка так надолго, и, понимая его правоту, Яна смиряла свои чувства и чтобы на время отвлечься от мыслей о дочери, окуналась в какой-нибудь новый проект. Она теперь часто звонила родителям, узнавала об их житье-бытье. Звонки эти всё чаще внушали ей тревогу, нет, не за Зарочку, с ребёнком всё было замечательно, она ни разу не болела у бабушки. Что-то такое стало проскальзывать в интонациях матери… Всё ли у них в порядке? На встревоженные вопросы Марина Михайловна отвечала бодрым голосом, что, дескать, всё прекрасно. Но интуитивно Яна понимала другое. И для этого, на самом деле, были основания.

После отъезда Яны Марина Михайловна практически полностью посвятила себя внучке, хотя, конечно, забот о муже никто не отменял, да и Ральф по-прежнему нуждался в часовых прогулках и пище трижды в день. Но при этом свой долг бабушки она неуклонно выполняла, порой даже в ущерб каким-то собственным насущным надобностям. Тем более, что Марина всегда была готова принести себя в жертву во имя здоровья и счастья своих близких.

Накормив с утра домочадцев завтраком, она отправляла Евгения в скитания по аптекам, ставшие уже привычными и являющиеся единственным источником хоть каких-то средств, позволявших вовремя платить за квартиру и коммунальные услуги, что теперь стало главной статьёй их расходов. Из оставшихся денег первым делом обеспечивалось нормальное питание и содержание ребёнка, а взрослым… взрослым — по остаточному принципу. Деньги, которые иногда приносил Евгений, были случайными: то густо, то пусто. Всё чаще угнетало полное безденежье. Иногда не на что было купить даже хлеб. В такие тяжёлые моменты Марина ломала голову, как и на чём заработать, хотя бы немного, но, куда ни кинь, выходило, что она не может устроиться даже дворником, ведь на её руках была двухлетняя внучка. Женя был занят день-деньской своей работой, которая называлась «волка ноги кормят». Не распроданные лекарства становились неликвидами. Наступила весна, простуды закончились, и лекарства, предназначенные для лечения ОРВИ, ангины и прочих болезней такого рода, почти не пользовались спросом, аптеки стали их брать в мизерных количествах, чтобы только поддерживать ассортимент.

В один из таких «чёрных» дней, когда ощупав карманы, Марина Михайловна не нашла там даже мелочи на молоко и хлеб, она была вынуждена обратиться за помощью к сыну:

— Костенька, выручи, пожалуйста! Дай тысячу тенге! (Двести российских рублей. — Прим. автора).

Костя без звука достал тысячную купюру и протянул матери.

Никогда в жизни Марина не испытывала такого унижения. Просить деньги у детей! Что быть может ужаснее!

В советские времена у людей всегда была уверенность в завтрашнем дне, в бесплатном медицинском обслуживании, в каких-то льготах, и, хотя жизнь пожилых людей, ставших пенсионерами, нельзя было назвать обеспеченной, но в нищих никто из них не превращался. Некоторые даже умудрялись помогать детям, чувствуя себя достойными людьми. Конечно, и тогда приходилось экономить. Пожилых людей никто не гнал с работы до момента их добровольного ухода на отдых. Но старики, живя на пенсию, имели возможность скопить деньги, чтобы раз в год съездить в санаторий, проведать детей, живущих в другом городе. Люди уверенно чувствовали себя под защитой государства.

Теперь медицинское обслуживание стало платным: для того, чтобы обратиться к врачу, надо было в те годы купить страховой полис, обеспечивающий помощь и консультацию врача в течение какого-то времени. Но не у всех были деньги на покупку полиса. Государство бросило своих граждан на произвол судьбы. Каждый выплывал, как мог, а если не мог, не справлялся в одиночку с обстоятельствами, всем вокруг было на это наплевать. И таким людям ничего другого не оставалось, как смириться и обречённо ждать финиша. Человеческая жизнь медленно, незаметно теряла свою цену. Миром стали править деньги, а что в такой системе ценностей значила жизнь? Ни-че-го! Марина недавно прочувствовала это на себе самой.