Гладиатор нового времени (СИ) - Алекса Йейл

человека старались держать без сознания до завершения процесса. Так что Берт должен был сейчас блаженно спать на койке в больнице. Однако он был здесь, сидел напротив и пытался что-то сделать — для себя, безусловно. Но и для нее.

— Давай помогу, — предложила Корделия, потворствуя приливу благодарности. — Хотя бы отдохнешь немного.

— Вырубишь меня? — мрачно процедил Берт. — Сомнительная помощь.

— Я серьезно. Легче станет, — заверила она.

— Куколка, я ценю твой энтузиазм, но все же откажусь, — грустно усмехнулся Берт. — Подождем, пока я не отключусь самостоятельно.

— Препаратов у нас не хватало, — столь же грустно усмехнулась она, — зато заплатки периодически ставили. И существуют альтернативные методы облегчения боли.

— Заварить ромашку?

— Нет, Берт. У тебя есть бинты, чтобы потом повторно сделать перевязку? — поднявшись, Корделия потерла ладони о штаны.

— В тумбочке. У кровати. Средний ящик, — пожал плечами Берт.

В спальне она почувствовала, что здесь с прошлой ночи усилился аромат Берта, но теперь к нему примешались ноты антисептика — запах больницы. Обшарив прикроватную тумбочку, Корделия нашла погнутую жестяную коробку, в которой обнаружилось все необходимое. С ней она вернулась к Берту.

Тогда на нее и снизошло понимание, чем именно ей придется заняться. Предлагая помощь, Корделия не учла месторасположения раны. Вот черт. Она почувствовала жар на щеках. Увы, отступать было поздно. Да и учти Корделия нюансы оказания помощи, все равно предложила бы ее.

— Берт, — прочистив горло, она встала перед ним. — Тебе нужно снять штаны. Я… они мне помешают.

— О, куколка, если тебе хотелось меня раздеть, достаточно было просто попросить, незачем выдумывать предлоги, — ухмыльнулся Берт.

— Не хочешь, как хочешь. Мое дело предложить, твое де…

— Стоять! — поморщившись, он поерзал на диване и, расстегнув ширинку, начал неловко снимать с себя штаны.

Вздохнув, Корделия наклонилась и потянула сначала за одну его штанину, потом — за другую.

— Положи больную ногу на журнальный столик, — смущенно кашлянув раз-другой, она встала перед ним, не поднимая глаз.

— Сделано, — бодро ответил Берт после нескольких секунд пыхтения.

Набравшись смелости, Корделия подняла взгляд.

Берт смотрел на нее выжидающе — с ухмылкой и вызовом. Явно поняв, что именно ее смутило, он даже больной и раненый умудрялся наслаждаться своим положением.

Почему она вообще так реагировала? Ничего особенного не происходило. Чем один полуголый мужчина отличается от другого? Да ничем. Просто ей нужно было чаще напоминать себе об этом.

Опустившись перед Бертом на колени, Корделия начала осторожно снимать с его бедра повязку, влажную от пота и с розоватыми разводами от небольшого количества выступившей ранее крови. Он морщился, однако стоически молчал, пока она возилась с марлей. Но Корделия чувствовала, как сильно он напряжен. Наконец, она сделала последний оборот бинта, и ее взору открылся уродливый рубец. Края раны были склеены. Выпуклый шрам, образованный на месте раны, — уродливый, желтоватый, широкий, — казался инородным предметом. Впрочем, им он и являлся.

Достав из аптечки белый рулон, Корделия покрутила его в руках. Для перевязки ноги больше подходили широкие бинты, но она вполне могла обойтись и имеющимися. Отмотав отрез марли длиной в четыре локтя, Корделия оторвала его от рулона и аккуратно свернула.

— Держи, — она протянула его Берту. — Когда скажу, подашь.

Отчаянно стараясь не смотреть вниз, Корделия принялась пальцами ощупывать кожу вокруг рубца, медленно продвигаясь в сторону паха и ища точки наибольшего напряжения. Нулевой результат. Как назло. Значит, нужно было попробовать чуть выше.

Тихо вздохнув, Корделия замерла и сосчитала до пяти. Успокоенная молчанием Берта, она осмелела и запустила пальцы под ткань. Совсем чуть-чуть, самые кончики.

— Ты там скоро? — проворчал он. — Вообще-то очень больно.

— Скоро, — соврала. — Сначала будет немного больнее, но затем станет легче. Основную боль тебе причиняет натяжение в мышцах, — пустилась Корделия в объяснения, чтобы немного отвлечь его. — Из-за него возникает нечто вроде судороги. Сейчас я разомну мышцу, найду точку наибольшего напряжения и немного подавлю на нее, хорошо? — спросила она и продолжила, не дожидаясь ответа, только бы что-то говорить. — Разомну и потом крепко перевяжу тебе ногу. Под землей заняться было особо нечем, и я частенько помогала Грину в лазарете. Ну, если можно назвать лазаретом каморку с тремя койками и минимумом медикаментов. Иногда приходилось накладывать заплатки. Двоим из наших пациентов я помогла так же, как сейчас тебе. С подсказками Грина, разумеется, — Корделия говорила тихо и ровно, как с диким животным, которому важнее тон голоса, нежели смысл сказанного. — Один раз парень поймал пулю в плечо. Во второй раз… два мужчины что-то не поделили, подрались. В результате — ножевое ранение, — надавив сильнее, она старалась действовать максимально осторожно, зная, что нельзя понапрасну бередить плоть слишком близко к ране.

Берт шумно выдохнул, и она наконец-то взглянула ему в лицо. У него на лбу и над верхней губой выступили мелкие капли пота. От сочувствия у Корделии дрогнуло сердце. Однако постепенно — секунда за секундой — он расслаблялся все больше.

— Еще больно, но уже полегче, — Берт даже сощурился с блаженной улыбкой.

Корделия распознала его состояние — небольшое головокружение, какое бывает при ослаблении судороги. Корделия почувствовала удовлетворение, что попыталась скрыть за приказным тоном.

— А теперь давай сюда бинт, — велела она Берту.

Он послушался. Их пальцы соприкоснулись. И замерли на секунду дольше необходимого — миг молчания и тишины. Он бы продлился дольше, если бы Корделия не заставила себя отмереть, чтобы закрепить марлю.

Стоило ей опустить взгляд, как кое-что тут же привлекло ее внимание.

Поначалу она решила, что ей показалось.

Но затем Корделия чуть не выронила бинт. Выпуклость под тканью белья явно стала чуть больше, чем была прежде. Учитывая, что боль не могла уйти полностью, проснувшийся орган возвышался отнюдь не горделиво, но точно заинтересовался… и совсем не перевязкой.

Изумление Корделии было секундным, но, даже столь краткое, оно не осталось незамеченным.

— Нравится? — дерзко спросил Берт.

Она ненавидела себя за несвоевременный румянец, заливший лицо.

— Нашел чем гордиться, — хмыкнула Корделия и с подчеркнутым безразличием вернулась к своему занятию. — Хоть бы прикрылся.

— Эй, не обижай его, — оскорбленно надулся Берт, однако накрыл взбунтовавшийся орган ладонью.

— Я бы сказала, ты вдвойне оконфузился. Судя по вялости, твоя мужская гордость в плачевном состоянии. Зато теперь мы оба знаем, что не так уж я тебе и не нравлюсь. Поздравляю, тебя подставил собственный член.

— Что я могу сказать? — ничуть не смутился Берт. — Он непривередлив.

Она рванула конец бинта сильнее, чем того заслуживала несчастная марля, громко затрещавшая в ответ на неоправданную жестокость.

— Готово! — с наигранным восторгом заявила Корделия, завязав последний узелок и поднявшись с колен.

Лишь тогда она решилась