Курьерская служба 5. Финал Секатора - Андрей Валерьевич Скоробогатов

сжала кулачки — я прямо увидел, как напряглась жилка у неё на шее.

— Напряжение мышц иногда только блокирует выход силы, — осторожно подсказал я.

— Я знаю! Знаю! Я… У меня получилось всего пару раз!

— Плюс аудиальный стимул, то есть мелодия…

— Знаю! Да нет никакой мелодии! Моя мелодия — это то, как я стонала тогда, в наш первый раз в душевой. Когда удалось остановить паразитный навык. Я там на два тона так… Пару недель назад вспоминала, тоже в душе… потом сосредоточилась, и… чуть ноги не отморозила себе.

— Ты вспоминала обо мне? В душе? — осторожно осведомился я.

— А о ком ещё вспоминать! О других, что ли⁈ — она наверняка хотела сказать имя «Тукай», но вовремя остановилась. — Да там… Там… три секунды, и всё, вот что было!

Удивительно, но иногда упоминания иных партнёров бывшей могут не задеть самооценку, а даже её приподнять.

— Ну, я, всё же, держался на пару порядков подольше, да.

— Держался. Блин, как ты держался… И, главное, сейчас ни с кем другим не воспроизведёшь!

— Что — не воспроизведёшь? Ту ситуацию в душе?

— Ну — да. Не совместишь приятное с полезным.

Она поджала губы и принялась дальше гипнотизировать чайную кружку. Если это не было прямым намёком и отчаянной просьбой — то что же ещё было? Мне оставалось пока только делать то же самое, гипнотизировать её чайную кружку. На какой-то момент мне показалось, что в самом центре на поверхности действительно образовались кристаллики льда, я набрался наглости и потрогал, задев её ладонь.

— Холодная! Она основательно остыла.

— Да тут везде холодно! Смотри, какие у меня холодные руки!

Она обхватила своими ладонями мои поверх кружки. Тактильный контакт. Пальцы действительно были холодными, но вовсе не от воздуха в кафе — попросту от волнения, мне удалось почувствовать пульс, и он был очень высоким.

Я ждал, когда она отпустит, а она никак не отпускала. Чёрт, как же сложно, мучительно сложно после месяцев воздержания не поддаться девушке, с которой уже всё было, которая сидит перед тобой и откровенно тебя соблазняет.

А как же Нинель Кирилловна? А как же измена Аллы? «Слабость. Бесхребетность», — сказал внутренний голос, не то реципиента, не то кого-то из мудрых старцев, коим я был в прошлых жизнях.

Ну ей же надо помочь? — сказал голос честного человека, которым я был когда-то. Ты в ответе за тех, кого приручил. Ты должен проявить уважение, и это вовсе не «зайти в реку дважды», это совсем другое. Просто однократная помощь в раскрытии навыка, что-то вроде грамотного психотерапевта, помогающего преодолеть сложности.

Ну и следом полезли новые удобные аргументы. Навроде того, что Нинель Кирилловна может молчать, потому что разлюбила и ушла к тому самому рыжему кадету. Как его там, Яшка?

На самом деле, все мои сомнения продолжались секунд десять. Не люблю сомнения, поэтому, когда оба варианта кажутся одинаково плохими — просто обрываю размышления и поддаюсь интуиции. А в данном случае — ещё и соблазну. Увы, в таком возрасте единственный способ победить соблазн — это поддаться ему.

— То есть, ты хочешь сказать, что нам надо в более тёплое место?

— Ну… если там ещё будет вода… Желательно, проточная и чистая. И тёплая.

— Полагаю, подойдёт чья-то душевая, так?

Она кивнула, всё ещё не отпуская моих ладоней. Я осторожно освободился, заплатил за ужин, подал куртку — хотя в соседний подъезд можно было и без него.

Мы зашли в отель — восемь звёзд из десяти, чуть ли не лучший в городе. Я взял карточку, молча кивнул на строгий вопрос администратора:

— Вы вдвоём будете?

И машинально направился к лестнице.

— Есть же лифт? — тихо спросила Алла.

— Третий этаж. Не люблю лифты.

— Я устала за день. Ещё и не высыпаюсь постоянно… соседи храпят! Давай на лифте.

Пришлось согласиться — ещё не хватало при такой хрупкой ситуации ещё начать о чём-то спорить. В лифте я всё же решил поставить точки над «i».

— Алла, я сразу скажу… мне просто хочется тебе помочь.

— Я понимаю. Я знаю, — сказала она. — А я хочу помочь тебе.

Я промолчал, тут она была права — одиночество и прочие прелести молодого импульсивного организма давали о себе знать.

Полу-люксовый номер был одним из двух на этаже. Открыл дверь, впустил внутрь. Сомнения ещё были, и я всё же озвучил:

— Ещё я бы предпочёл без поцелуев. Чтобы не усугублять старые привязанности.

— Ну уж, нет… — сказала она, развернула меня и впилась своими губами в мои.

Дальше включились инстинкты, и руки начали делать всё сами. Обнять, расстегнуть, стянуть, потрогать, сжать, подхватить… Инстинкты прервались лишь один раз — в душевой, когда кожа под моими руками и вода с её губ снова начали жечь кожу льдом.

— Сейчас, стой, сконцентрируйся, — попросил я. — Погоди. Вспомни, как ты тогда стонала…

— А… ой… стой… это же не я. Это же ты! Ты жжёшься, — она отстранилась от меня, вышагнула из душевой и сказала.

— Ты ничего сейчас не напевал? Я как будто услышала что-то… то ли в голове, то ли…

Я вспомнил и напел мотив, подслушанный пару сотен лет назад, в позапрошлых жизнях:

— «Мне под кожу, мне под кожу мне запустить дельфинов стаю…»

Вода стала странно пениться на моих руках, шипеть, а на пол душевой застучали ледышки. Я выскочил, как ошпаренный, продолжая наблюдать песню и оставив душ включённым. Горячая вода под моим взглядом охлаждалась, и до пола долетали ядра града толщиной в палец.

Похоже, я мог заморозить ещё с десяток вёдер и заполнить поддон душевой до верха, но Алла сама прервала меня.

— Интересно… термонавык передаётся половым путём?

— Я… я не знаю, чёрт возьми. Нет! Не передаётся, я читал про такое. И в роду у меня ни у кого не был, насколько знаю.

Я опустился на пол на упавшие остатки нашего белья и полотенца, выдохнул. Как всегда после мощного использования навыка, особенно нового, незнакомого, дико захотелось пить. Алла поняла без слов, принесла из комнаты стакан воды.

— Что за песню ты напевал? Чья она? — спросила Алла, когда я залпов выпил и почувствовал, что силы начинают возвращаться.

— Не помню… помню, что какая-то владивостокская группа, очень старая и малоизвестная. Видимо, я настолько хотел, чтобы у тебя всё получилось, что сделал всё сам раньше тебя и вместо тебя.

Подумал, что тут можно было бы добавить «прости, что так вышло», но это отдавало чем-то очень таким.

— Мне даже понравилось. Правда… мы так и не закончили.

— С экспериментом?

— С экспериментом. Посмотри, там растаял лёд?

Я заглянул в поддон.

— Нет ещё. Сейчас горячая вода натечёт, и…

— Можешь как-то… Ускорить? Ты же говорил, что у тебя есть навык.

Выглядело как весьма ответственное задание: пирокинезом я владел, но вот прицельно растопить ледышки в ванной, не сжигая всё вокруг — это было для меня новым.

Однако я справился. Сначала отключил воду, потому что предположил, что от паров воды может произойти воспламенение гремучего газа. Затем сосредоточился, успокоился. Прочитал мотив той странной метал-композиции, но тихо, спокойно, не позволяя силе выплеснуться через край, а когда почувствовал срабатывание навыка — тут же замолчал, отскочил. Небольшое облако огня возникло в метре от меня, надо льдом — нас обдало паром, но кафель и поддон душевой уцелели, лишь слегка оплавило одноразовые шампуни на полочке.

Мы вернулись к процессу. Я стиснул зубы, чтобы ненароком не запустить свой навык снова. Алле же поймать нужную тональность вздохов на этот раз удалось. Я едва успел выскочить из-под воды, как под её пальцами стали расти сосульки, а весь водяной столб стал превращаться в один большой сталагмит.

— Получилось, получилось! — сказала она, пританцовывая на одном месте.

Именно такой я её и запомнил — маленькой, голой, мокрой и счастливой. Запомнил, потому что на следующую ночь она исчезла из моей жизни.

Я долго не мог уснуть. Мы заказали второй ужин в номер, посмотрели какую-то короткую дурацкую телепередачу про антарктическое сельское хозяйство.

— Может, ещё раз? — осторожно спросила она, но я отказался.

И по этическим причинам, потому что я обещал себе, что это всего лишь психологическая помощь. И из-за банальной усталости — чередование секса с применением навыка весьма выматывает. Потом она уснула, а я сначала прибрался в мобильнике, затем нашёл на полке в коридоре книжку — военную прозу некоего Дмитрия Конаныхина про Первую Японскую. А потом просто думал о разном — от Нинели Кирилловны, которую в очередной раз предал, от дома, который так