Формирование института государственной службы во Франции XIII–XV веков. - Сусанна Карленовна Цатурова

формальная процедура содержала в себе возможность контроля над королевским законодательством и инициативами короля. Так, в Великом мартовском ордонансе 1357 г. канцлеру предписывалось принести клятву в том, что он больше не скрепит печатью и не подпишет ни одного указа, касающегося отчуждений из домена, если тот не прошел утверждения на Королевском совете[653]. Функция канцлера представлять и замещать персону короля, естественно, возрастала в периоды кризисов. Так, в связи с болезнью Карла VI его любимец канцлер Арно де Корби указом от 13 марта 1402 г. получил от короля его исключительную функцию — право помилования[654].

Делегированные королем властные полномочия у отделившихся от Королевской курии Парламента и Палаты счетов были наиболее широкими и автономными, поскольку они не следовали за персоной монарха и исполняли его главные функции — вершили правосудие и распоряжались финансами короны от его имени.

Функции Парламента определяли расширяющиеся рамки королевского правосудия — суда первой инстанции для земель домена и апелляционного суда для всего королевства, усилиями его служителей превратившегося в «прибежище для всех»[655]. Поскольку правосудие являлось главным инструментом укрепления и расширения власти монарха, король считался главой Парламента, а тот, в свою очередь, приравнивался в сфере своей компетенции к персоне монарха[656]. Показательно, что Людовик XI на закате жизни решил отправить в Парламент копию текста произнесенной им при коронации клятвы, поскольку содержащиеся в ней обещания исполняют, по сути, служители верховного суда[657].

Суверенный статус Парламента определялся принципом, согласно которому на его приговор нельзя было апеллировать, в том числе и к королю, если только не с целью помилования. Таким образом, делегированное Парламенту право вершить суд приравнивалось к удержанному правосудию самого короля[658]. Постепенно роль короля в работе Парламента начинает уменьшаться при сохранении его прав верховного арбитра королевства. Король мог изъять любое дело и решить его сам на Совете. Он мог вмешаться в ход судебного разбирательства, задержав вынесение приговора или повлияв на него. Именно это со временем наталкивалось на все более твердое сопротивление членов Парламента, расценивавших такое вмешательство как посягательство на их власть. Но их протесты на этот счет оставались бесперспективными, если такова была «воля монарха». В 1364 г. верховный суд пытался возражать против эвокации дела в Королевский совет, ссылаясь на гарантированную указами неприкосновенность своей компетенции, но не имел успеха. В 1376 г. король Карл Мудрый заставил Парламент согласиться на королевское помилование в судебном иске вокруг церкви Лиможа по просьбе его епископа, вопреки протестам верховного суда[659]. А в 1377 г. тот же король отозвал к себе в Совет судебный спор между его тетей графиней Алансонской и его кузиной графиней дю Бар, желая лично (en nostre personne) его разобрать[660]. Но поскольку в авторитете Парламента была заинтересована и корона, при Карле Мудром, а затем в период реформ «мармузетов» был сделан еще один шаг в направлении его автономизации. Указы от 22 июля 1370 и 15 августа 1389 г. гарантировали Парламенту невмешательство короля в ход и исход решаемого в верховном суде дела, запретив парламентариям подчиняться королевским письмам, «задерживающим отправление правосудия»[661]. Насколько эти указы отвечали интересам служителей верховного суда, можно судить по тому, с каким рвением они старались им следовать в дальнейшем, когда болезнь короля Карла VI грозила превратить Парламент в игрушку борющихся за место у трона кланов и групп влияния[662].

Тогда же процесс автономизации сферы правосудия коснулся и компетенции Палаты прошений Дома, которая изначально должна была следовать за персоной короля, принимая обращенные к нему прошения и докладывать о них на очередном заседании Совета. Со временем в ее ведение были переданы и судебные дела, причем касающиеся наиболее высокопоставленных чинов или лиц, а также находящихся под особой защитой короля, так что к началу XIV в. она получила право вершить правосудие «изо дня в день», т. е. без присутствия короля и его Совета[663].

В согласии с местом правосудия в структуре королевской власти объем компетенции Парламента теоретически не имел ограничений и усилиями его служителей, расширительно трактовавших «интересы короля», охватывал все сферы жизни общества. Компетенция Парламента представляет собой в законченном виде воплощение принципа делегированных полномочий и содержит модель этого процесса для остальных ведомств.

Как и Парламент, Палата счетов получает право действовать от имени и вместо короля. Такое право впервые упоминает ордонанс об управлении Домом короля 1318–1319 гг., в котором провозглашено равенство короля и Палаты счетов в сфере контроля над финансами[664]. Важно, что ее двери закрываются для всех посторонних лиц, включая членов Королевского совета, прелатов и баронов из близкого окружения, чье корыстное вмешательство в сферу королевских финансов угрожало «интересам короля»[665].

Главной функцией Палаты счетов являлась охрана домена и домениальных доходов короля, что способствовало передаче ей права контроля за выдачей грамот о привилегиях, аноблировании, натурализации, легитимации, выплате пенсионов и даров[666]. Когда в период общественного кризиса середины XIV в. с особой силой зазвучало требование восстановить домен короля, эта функция была передана именно Палате счетов[667]. Отныне она получает право проверять все королевские указы о дарах и других привилегиях из домена, регистрируя или оспаривая их[668]. В период правления Карла VI, когда раздача даров сделалась особенно широкой, по свидетельству монаха из Сен-Дени, служители счетов, вписывая эти дары в регистры, на полях приписывали: «слишком щедро» или «должно быть возмещено», заботясь о сохранении домена, особенно в связи с закреплением принципа его неотчуждаемости[669]. Высокий статус и публично-правовая компетенция Палаты счетов были зафиксированы в указе Карла VII, изданном в Бурже в сентябре 1460 г. В нем данная инстанция объявлялась созданной для «блага, выгоды и пользы, для сохранения прав короля и короны и общего блага, для сохранения домена и финансов, для контроля над расходами Дома, над дарами, помилованиями, оммажами, поступлениями от доходов с домена и над неотчуждаемостью домена»[670]. Как венец автономных прерогатив Палаты счетов ее решения объявляются не подлежащими апелляции.

Ту же эволюцию в направлении суверенной курии прошло ведомство казны. Выделившись в отдельную палату, оно одновременно получает от короля полномочия действовать автономно от его имени. В большом ордонансе об управлении Домом короля от 1318–1319 гг. действия главы Казначейства, названного «сувереном», приравниваются к действиям самого короля[671]. Полученная ведомством казны власть уравнивается с полномочиями Палаты счетов и Королевского совета, что находит подтверждение и в еще одном положении ордонанса, согласно которому сведения о состоянии королевской казны сборщики имеют право сообщать только «королю, людям счетов или казначеям»[672].