Записки охотницы (СИ) - Муравская Ирина

Доли мгновений перерыва, как в музыкальном сопровождении, и второй взрыв. Третий следом. Соседний брат-близнец содрогается всей конструкцией. Вокруг уже стоит дикий вой, галдеж и крики. Все тонет в черноте и запахе гари.

Стас успевает схватить меня и повалить на пол, когда своды разбегаются в разные стороны. Грохочет очередной взрыв. Где-то внизу под нами, на подземной парковке. И на верхних этажах. Дважды. Весь холл укутывает стеной бетонной крошки, стекла, пепла и дыма. Если опорные колоны не выдержат…

БОЛЬНИЦА

Утыкаюсь носом в потрескавшуюся плитку, закрывая голову руками, и жду, когда уже тут все к черту разрушится. Но нет, вроде обошлось, эпицентры взрывов были дальше, так что первый этаж лишь зацепило дошедшей волной. Только ногу чем-то придавило: больно, но не катастрофично.

Рискую поднять голову и понимаю, что не вижу ничего. Всё в дыме, копоти и черноте. При каждом вдохе горло адски шкребет. В глазах слезится, руки ноют и кровоточат от прилетевших осколков, а в ушах стоит дикий гул стада бизонов. И это последствия здесь! А как досталось тем, кто оказался в непосредственной близости к подложенной взрывчатке? 

Стас, прикрывавшийся меня собственным телом, зашевелился, рискуя переломать мне ребра.

— Цела?

— Цела.

Приподнимаюсь на руках, стараясь рассмотреть хоть что-то. Выходит с трудом. Приходится прищуриваться, а вот шорохи и тихие стоны хорошо различаются. Пытаюсь пошевелиться. Черт, нога во что-то сильно вляпалась.

С трудом и только при помощи Стаса стаскиваю с лодыжки отколовшийся от стены пласт. Гипсокартонный с металлическими направляющими. Не бетонный, к счастью, иначе нога превратилась бы в лепешку.

Вокруг царит апокалипсис. За стеной дыма и пылающего огня на верхних этажах сложно поверить, что на улице день. Вдалеке воют сирены, кричат люди, а через рваные промежутки что-то с жутким грохотом падает. Видимо, остатки соседних башен исторгают из себя уже ненужные конструкторные детали. Рядом охают и стонут гости первого этажа, хрустя осколками под ногами. Живые, и на том спасибо. Отделались легким испугом.

— Пошли.

Стас выводит меня на улицу, но блаженного глотка свежего воздуха получить не удается. Все пропитано удушающим горячим смрадом. Башни “Москва” и “Петербург” окутаны чернотой. Уцелевшие стеклянные стены этажами выше покрываются копотью, после чего, со звуком открывшегося шампанского, лопаются, осыпая столпившихся внизу осколочными конфетти.

Поднимаю глаза наверх и понимаю, что “Федерация” выглядит ничуть не лучше. Пятидесятые этажи почти неразличимы в кумаре. Этажи главного начальства и божественной бухгалтерии. Страшно представить, насколько пострадали те, кто сейчас там. Вечность вечностью, но когда тебя разрывает на куски… это как бы тоже действенный способ уйти из жизни. Не говоря уж об эйнхериях. Бедолаги вообще смертные.

Завывания карет скорой помощи и пожарных машин становятся всё громче. Не обращаю на них внимания пока меня требовательно, но предельно вежливо не оттаскивают подальше от входа.

Отмахиваюсь от врачей, настойчиво уговаривающих обработать царапины на руках. Ерунда. Тут есть те, кому помощь нужна больше моего. Это становится очевидно, когда начинается срочная эвакуация с пострадавших этажей.

Покореженные тела, залитые кровью лица, обугленные части тела. Столько боли и стойкости в мелькающих на носилках лицах. Само собой, валькирия остается валькирией пока не испустит дух, только вот я слабо представляю, как можно сражаться, когда тебе отхреначило руку по самый локоть. Мы не ящерицы и не обладаем способностью регенерировать. Увы, конечности не вернешь.

В ужасе осматриваюсь по сторонам, потирая ноющие виски. Хаос, полный беспросветный хаос. На это рассчитывал Фенрир? Этого он так хотел? С опозданием понимаю, что он, скорее всего, где-то здесь. Притаился и наблюдает за результатом своих стараний.

Лихорадочно скольжу по лицам: врачи, пожарные, прилетевшая на запах сенсации стая стервятников с телевидения, пострадавшие, по случайности уцелевшие (как и мы), и обычные любопытные зеваки, которых оттолкали к огражденной территории. Если оборотень здесь, то в каком обличье? Кого?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Стас достает из кармана трезвонящий телефон. Надо же. Экран треснутый, но живой. По первому же предложению понимаю, что звонит Дима, а по односложным ответам Стаса и переглядкам на меня додумывается и остальное.

 Смотрю на изрядно помятого спутника и размышляю над тем, что, наверное, выгляжу не лучше. Вся в грязи, копоти, пыли. Вдобавок ещё и исцарапанная. Зато руки-ноги на месте, но если бы мы успели подняться на лифте…

Короткий разговор подходит к концу.

— Поехали. Здесь нам делать больше нечего. Ева скоро очнется.

Перелезаем через оцепленную ленту и, игнорируя крики расставленной по периметру полиции, возвращаемся к Астон Мартин. Красавице тоже досталось. Лобовое стекло испещряли трещины, да и крыша изрядно помялась.

С трудом объезжаем нагромождение беспрерывно мигающих бело-синих машин, съезжаем обратно на МКАД. Вплоть пока верхушки коптящихся башен не скрылись из виду, не могу оторвать от них глаз. Завораживающее и ужасающее зрелище.

Сворачиваем на Ильинское шоссе и въезжаем в Красногорск. Так, во всяком случае, гласит опознавательный монумент. Минуем поворот на Митинское кладбище, торговый центр с громким летним названием: “Июнь” и строящий жилой комплекс возле станции. Минут через пятнадцать тормозим возле невысоких светлых строений. Роддом, больница, морг — как удобно: вся тебе человеческая жизнь на расстоянии парочки шагов.

Унылые пластиковые двери и… О, этот запах лекарств, его ни с чем не спутаешь. Поднимаемся на второй этаж, успевая отхватить у сурового вида медсестры по ушам за отсутствие бахил. Забавно, зато глазом не повела, заприметив наш нелицеприятный внешний вид. Интересно, ей заплатили или это полное отсутствие способностей удивляться, наработанное годами практики?

Дима нервно топчется у входа в палату. Видит нас и нервничает ещё больше.

— Как Ева? — вместо приветствий отвешиваю я.

— Нормально. Спит. Ты как? — Данилов младший осматривает подсохшую на руках кровь и грязное лицо.

— Как малосольный огурец, пролежавший неделю под столом, — неуверенно отмахиваюсь. Слишком уж непривычна вся эта забота.

Ага, было бы всё так просто! Дима сердито удерживает меня за подбородок и грозно сверлит взглядом.

— Надо было поехать с тобой.

— И чтобы это изменило? Правильно, ничего. Я только тебе могу доверить Еву.

— Очень приятно, спасибо, — недовольно хмурится Стас.

— Уж прости, — не оборачиваясь бросаю ему, уставившись на двери палаты. — Что говорят врачи?  

— Ее чем-то накачали, какой-то психотропной дрянью. Не страшно. Сказали, угрозы для жизни нет, так что она скоро очнется.

— Дрянью? Той же, что он хотел обколоть и меня. К ней можно?

Получаю неуверенное согласие (что, вероятно, нужно расценивать как “можно, если незаметно”) и устремляюсь в палату. Одиночная, хорошо. Спасибо Диме, что позаботился об отсутствии любопытных ушей. Ева лежит в постели, укрытая тонким одеялом. Такая беспечная, невинная и… голая? Тут что, никакой лишней одежды не нашлось?

К руке протянута капельница. Волосы разметались по подушке. Глаза закрыты. Оголенные плечи торчат из-под белых тряпок. Бледнее обычного, но всё равно такой ангелочек. Смахиваю у неё со лба лезущие на лицо пряди и чувствую невероятное облегчение. Дышит. Жива. В безопасности.

Дальше тянутся томительные часы ожидания. Меня заставляют привести себя в порядок, чтобы не пугать вылезающих побродить по коридорам пациентов, так что наскоро смываю грязь и кровь под раковиной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Стас уезжает обратно к Деловому Центру, чтобы разведать обстановку. Дима остается со мной и пичкает местным кофе из автомата вперемешку с энергетическими батончиками. Правильно, за последние сутки я же ничего не ела, да и усталость подкрадывается совсем некстати. Не замечаю, как засыпаю на неудобном стуле, подперев голову рукой, а просыпаюсь от тихих разговоров.