Флот, революция и власть в России: 1917–1921 - Кирилл Назаренко

5 апреля 1918 г. ВМК отправила на отзыв в Наркомюст проект реорганизации Верховной морской следственной комиссии[588], и в сере дине апреля было принято решение о ее ликвидации[589], что явствует из резолюции Ф. Ф. Ракольникова на обращении членов комиссии к наркому по военным и морским делам Л. Д. Троцкому[590]. Дела комиссии передавались в Юридический отдел канцелярии НКМД[591]. Члены ВМСК полагали, что она может быть ликвидирована только «верховной властью», ответственность несет только перед судом[592] и негодовали на решение Л. Д. Троцкого. Собственно говоря, члены комиссии были правы, их протест опирался на Положение, принятое 4 марта Совнаркомом, однако ситуация настолько изменилась, что голос членов Комиссии не был услышан. К 25 мая 1918 г. ВМСК была расформирована и началась сдача ее дел[593]. Удивительно, как быстро канул в Лету этот судебный орган. Уже 7 мая 1918 г. на заседании ВМК был поднят вопрос о том, что это за орган – Верховная морская следственная комиссия[594]? В связи с этим Канцелярии НКМД было поручено начать поиск дел ВМК. Впрочем, вопрос о следственной комиссии недолго занимал ВМК. Судя по всему, ее дела так и не были разысканы.

Новые люди, пришедшие в руководство флотом, довольно быстро перенимали традиции учреждений, в которые они пришли работать. Рядовым матросам, ставшим комиссарами, флотский патриотизм был присущ в не меньшей мере, чем бывшим офицерам. Одной из таких бюрократических традиций было соперничество с Министерством финансов и Государственным контролем из-за права распоряжаться материальными средствами и контролировать их движение. 26 марта 1918 г. Морской отдел Центрального контроля (бывший Департамент военной и морской отчетности Государственного контроля) обратился в Главное управление кораблестроения с извещением о назначении своего представителя в образованное при ГУК Совещание по ликвидации заводов морского ведомства. Помощник комиссара ГУК Рогов наложил резолюцию на извещение (орфография и пунктуация оригинала сохранены): «По словесному заявлению Верховной Морской Коллегии никаких ревизоров и контролеров Департамента не признавать по ихнему действию как раньше, а особенно обращено внимание на Петровску верьфь, а потому мы больше никаких контролев как Департамент не признавать, кроме контроля на местах»[595]. Тем не менее, 5 апреля в приказе по флоту и морскому ведомству было объявлено временное положение о Государственном контроле, принятое коллегией этого ведомства 8 марта[596].

ВМК издала приказ «Об организации правильной постановки архивного дела во флоте в целях всестороннего собирания материалов истекшей войны и современной революции, являющихся историческими материалами важнейшей исторической ценности» 14 января 1918 г.[597] Отталкиваясь от этого приказа, управляющий Архивом Морского министерства бывший капитан второго ранга А. И. Лебедев подал доклад с предложениями по расширению штата архива. Дело в том, что штат 1917 г. не соответствовал возросшим задачам, стоящим перед Архивом, несмотря на увеличение численности архивных работников в октябре 1916 г., поскольку объем работы вырос минимум в 10 раз по сравнению с довоенным временем. Архив получает «сотни пудов» неразобранных и неподшитых документов. «Великое историческое значение событий, переживаемых родиной в настоящее время, на изучении коих будут воспитываться все будущие поколения русского народа, заставляют Центральный Архив Флота и Морского ведомства принять немедленно меры к тому, чтобы ценнейшее достояние народа – исторические материалы для изучения его революционного творчества были собраны и сохранены с наивозможной полнотой»[598]. А. И. Лебедев предлагал новую структуру архива, который должен был подразделяться на отделы: Исторический, Текущий (принимает документы с флотов, от учреждений в Петрограде и от местных архивных отделений), Военно-морской для собирания материалов войны 1914–1917 гг. и революции, Управление архивной частью и местные отделения в портах[599].

15 марта 1918 г. ВМК утвердила временное Положение и временные штаты Центрального архива в соответствии с предложениями А. И. Лебедева[600]. 21 марта Канцелярия Морского министерства указала ВМК, что при утверждении временных штатов архива был нарушен принятый порядок. Следовало сначала направить новые штаты на рассмотрение Наркоматов финансов и государственного контроля, а затем – в Особый комитет по сокращению государственных расходов при ВСНХ, созданный Совнаркомом декретом от 16 февраля[601]. Окончательно временное положение, временный штат и временное штатное расписание архива были утверждены только 28 апреля 1918 г.[602]

* * *

Существенным организационным новшеством, появившимся в революционную эпоху, стало введение института комиссаров. Появление комиссаров в учреждениях морского ведомства и в вооруженных силах вообще не было изобретением большевиков. Комиссары назначались еще Временным правительством, и если раньше преобладала функция информирования центральной власти о положении на местах или в учреждениях, то после Октября их роль существенно изменилась. «Главная цель создания нового института военных комиссаров в условиях революции была выражена в передовой статье “Бюллетеня Бюро военных комиссаров” № 1 за 23 декабря 1917 г., т. е. когда комиссары воинских частей и учреждений перешли в ведение Наркомвоена и Бюро изменило свое название. В статье, в частности, говорилось: Комиссары “должны были явиться на свои посты и вопреки желанию и воле командиров, начальников или руководителей тех или иных учреждений, опираясь на массы, действуя в контакте с солдатами, рабочими или служащими, препятствовать всяким контрреволюционным попыткам и проводить постановления революционной власти”»[603].

«Временное положение о комиссарах Морского комиссариата» было опубликовано 30 января 1918 г.[604] за подписями комиссара по морским делам П. Е. Дыбенко и членов Коллегии Ф. Ф. Раскольникова и С. Е. Сакса. Согласно этому Положению, комиссары назначались Коллегией наркомата «из числа опытных и сведущих в морском деле лиц», они получали от Коллегии инструкции и отвечали перед ней. Все доклады начальнику управления должны были делаться в присутствии комиссара, он просматривал и подписывал все исходящие бумаги, согласовывал командировки сотрудников. Пункт 5-й определял, что «Комиссар имеет право предотвращать контрреволюционные попытки, откуда бы они ни исходили, мерами по своему усмотрению». Комиссарам давалось право представлять служащих своего управления к увольнению, назначать ревизии, издавать циркуляры. В помощь комиссарам учреждений могли назначаться помощники. Комиссар по Управлению санитарной частью флота был членом Коллегии морского санитарного совета, которая входила в Совет врачебных коллегий[605], неточно названный в приказе «Врачебно-санитарной коллегией совета Российской республики». Комиссар по Управлению портов входил в число членов Портовой коллегии. Спустя три недели «Временное положение…» было дополнено пунктом 9, согласно которому все управления были обязаны давать справки по запросу комиссаров[606].

В мемуарах офицеров-эмигрантов, как правило, содержится негативная характеристика комиссаров из числа матросов[607]. В современной околоисторической публицистике распространен тезис о всевластии комиссаров и третировании ими бывших офицеров[608]. Делопроизводственные документы рисуют несколько иную картину взаимоотношений комиссаров с офицерами и чиновниками. Вот несколько примеров столкновений комиссаров с начальниками учреждений.

Комиссар канцелярии Наркомата по морским делам Волошин 3 июня 1918 г. подал рапорт об увольнении со службы. В рапорте Волошин писал, что он полагал первоначально, что работа комиссара будет вестись в соответствии с положением о комиссарах, объявленным в приказе по флоту и морскому ведомству № 114. Комиссар МГШ Ф. Ф. Раскольников, весной – летом 1918 г. фактически являвшийся главным комиссаром морского ведомства, не только не встал на сторону Волошина, но наложил краткую резолюцию: «Уволить»[609].

18 июня 1918 г. комиссар Управления морской авиации и воздухоплавания А. П. Онуфриев описывал в рапорте такую историю. 14 июня в МГШ был вызван по телефону начальник УМА Н. Ф. Чернов, но, поскольку он отсутствовал, поехали заместитель начальника УМА Н. А. Тучков, начальник хозяйственной части Н. Т. Федотов и сам А. П. Онуфриев. Начальник Организационно-тактического отдела МГШ Л. Е. Гончаров заявил прибывшим, что вопрос «чисто технический, а не политический – и присутствие комиссара не нужно. Сказано это было тоном враждебности и презрения, не как ко мне как к отдельной личности, а в целом к представителям Советской власти»[610]. А. П. Онуфриев справился в Канцелярии, не было ли нового положения о комиссарах, так как он пробыл некоторое время в Петрограде и мог быть не в курсе последних новостей. Узнал, что нового положения о комиссарах не было, вернулся и потребовал объяснений. Л. Е. Гончаров вынес копию протокола заседания Морской коллегии от 2 мая 1918 г., «которая не может служить руководством ни для начальников отдельных управлений, ни для комиссаров при них»[611]. А. П. Онуфриев писал: «Эта пощечина была нанесена павшим товарищам за освобождение трудящихся масс и всем, кто, невзирая на все невзгоды, защищает и укрепляет власть Советов. В этом ясно было видно, как враги народа, враги Советской власти и скрывающиеся под разными личинами контрреволюционеры, пользуясь затруднительностью положения Народной власти, подняли головы и с нескрываемым злорадством ждут момента падения существующего строя… Я пустил вслед уходящему Гончарову “Сволочи” и пригрозил всем арестом»[612].