Сёгун - Клавелл Джеймс

– Не хочешь ли ты отдохнуть?

– Нет, англичанин. Разговаривать лучше. Разговор помогает отогнать боль. Мадонна, как у меня болит голова! Я не могу нормально думать. Давай потолкуем, пока ты не сошел на берег. Возвращайся и навести меня – очень тебя прошу. Дай мне еще грогу. Спасибо, спасибо, англичанин.

– Почему тебе запрещено ходить куда пожелаешь?

– Что? А, здесь, в Японии? Это сделал тайко – он заварил всю эту кашу. Когда мы впервые прибыли сюда в тысяча пятьсот сорок втором году, чтобы принести японцам истинную веру и цивилизацию, нам и нашим священникам дозволялось свободно странствовать по стране, но едва тайко получил полную власть, как он начал вводить свои запреты. Многие верят… Ты не мог бы подвинуть мне ногу? Сними с нее одеяло – она горит… Да… О Мадонна, осторожней! Спасибо, англичанин. Да, на чем я остановился? Многие верят, что тайко был пенисом Сатаны. Десять лет назад он выпустил эдикты относительно святых отцов, англичанин и всех, кто хотел нести слово Господа. Он изгнал всех, кроме торговцев, десять или двенадцать лет назад. Это случилось еще до того, как я пришел в эти воды, – я был здесь семь лет назад и с тех пор приходил и уходил. Святые отцы говорят, что это случилось из-за языческих жрецов – буддистов, – отвратительных, ревностных идолопоклонников. Они настроили тайко против святых отцов, совратили его с пути истинного, когда он был уже почти обращен. Да, великий убийца почти спас душу. Но упустил свой шанс на спасение. Да… Как бы то ни было, он приказал всем нашим священникам покинуть Японию… Я сказал тебе, что это было десять лет назад?

Блэкторн кивнул, радуясь тому, что португалец говорит, пусть и перескакивая с одного на другое. Он ни за что не упустил бы возможности узнать новое.

– Тайко собрал всех святых отцов в Нагасаки, где был готов корабль, чтобы отправить их в Макао с письменными приказами никогда не возвращаться под страхом смерти. Потом, так же внезапно, он оставил их в покое и больше не трогал. Я рассказывал тебе, что у всех японцев мозги набекрень? Да, он оставил их в покое, и скоро все стало как раньше, за исключением того, что большинство святых отцов осело на Кюсю, где к нам хорошо относятся. Я говорил, что Япония состоит из трех больших островов: Кюсю, Сикоку и Хонсю? И тысяч мелких островков. Есть еще один остров далеко на севере – некоторые называют его материком – Хоккайдо, но там живут только волосатые туземцы.

Япония – перевернутый мир, англичанин. Отец Алвито рассказывал мне, что все вернулось на круги своя, как будто ничего не случилось. Тайко стал дружелюбен, как и прежде, хотя так и не обратился в нашу веру. Он закрыл церковь и прогнал двух или трех христианских даймё, но для того только, чтобы получить их земли, и никогда не вводил в действие свои эдикты об изгнании священников. Потом, три года назад, он сошел с ума еще раз и казнил двадцать шесть отцов. Распял их в Нагасаки. Без причин. Он был маньяк, англичанин. Но после убийства тех двадцати шести он больше ничего не сделал. А вскоре умер. Это была кара небесная, англичанин. Проклятие Господа на нем и его семени. Я уверен.

– Здесь много новообращенных?

Но Родригес, казалось, не слышал, погрузившись в беспамятство.

– Они все звери, эти японцы. Я не рассказывал тебе об отце Алвито? Он переводчик – Цукку-сан, называют они его, господин переводчик. Он состоял на службе у тайко, англичанин, а теперь он служит Совету регентов. По-японски говорит лучше большинства японцев и знает о них намного больше любого живущего здесь человека. Он сказал мне, что в Мияко, в столице, англичанин, есть холм высотой пятьдесят футов. Тайко отрубал носы и уши всем корейцам, убитым на войне, и закапывал там – Корея находится на материке, к западу от Кюсю. Это правда, англичанин! Клянусь Святой Девой, не было убийц, способных тягаться с ним, – а они все такие. – Глаза Родригеса были закрыты, лоб пылал.

– Тут много новообращенных? – снова спросил Блэкторн, осторожно пытаясь выведать, сколько здесь врагов.

К его удивлению, Родригес ответил:

– Сотни тысяч, и с каждым годом становится все больше. После смерти тайко наши дела пошли в гору, и те, кто скрывал свою принадлежность к христианской вере, теперь открыто ходят в церковь. Значительная часть острова Кюсю сейчас католическая. Большинство даймё на Кюсю новообращенные. Нагасаки – католический город, иезуиты владеют им, ездят туда и ведут всю торговлю. Вся торговля идет через Нагасаки. Мы имеем там собор и дюжину церквей, и еще десятки разбросаны по всему Кюсю, но здесь, на главном острове, Хонсю, их еще немного и… – Боль снова не дала ему говорить, но через мгновение он продолжал: – На одном Кюсю три или четыре миллиона человек – скоро они все будут католиками. На других островах еще двадцать с лишним миллионов японцев, и скоро…

– Это невозможно! – Блэкторн тут же обругал себя: зачем влез, почему не узнал побольше?

– Зачем бы мне врать? Десять лет назад была перепись. Отец Алвито сказал, что тайко приказал провести ее, а уж ему точно известно, из первых рук. Зачем отцу Алвито врать? – Глаза Родригеса вспыхнули яростью. – Это больше, чем население всей Португалии, Испании, Франции, Нидерландов и Англии, вместе взятых, и ты можешь для ровного счета добавить сюда всю Священную Римскую империю!

«Боже мой, – подумал Блэкторн, – во всей Англии не наберется больше трех миллионов. И это с Уэльсом. Если японцев так много, как мы сможем иметь дело с ними? Если их и впрямь двадцать миллионов, они запросто соберут армию большей численности, чем все наше население, стоит только захотеть. А коли все они такие одержимые, как те, кого я видел, – а почему бы им не быть такими? – клянусь ранами Христа, они непобедимы! Наконец, если они уже частично католики и если иезуиты здесь набрали силу, число новообращенных будет увеличиваться, а нет фанатиков истовее, чем неофиты, так какой шанс у нас и голландцев проникнуть в Азию? Вовсе никакого».

– Считаешь, это много? Подожди, вот попадешь в Китай! Там все желтые, все с черными волосами и глазами. О, англичанин, я скажу тебе, ты еще много чего узнаешь. Я был в прошлом году в Кантоне, на шелковой ярмарке. Кантон – город-крепость в Южном Китае, на Жемчужной реке, к северу от Макао. Там, в стенах этого города, миллион питающихся собаками язычников. В Китае больше людей, чем во всем остальном мире. Должно быть, больше. Подумай об этом! – Волна боли прошла по телу Родригеса, его здоровая рука легла на желудок. – У меня не было кровотечения? Ниоткуда?

– Нет. Я проверил. Только нога и плечо. У тебя нет внутренних повреждений, Родригес, по крайней мере, я не думаю, что есть.

– А насколько плохо с ногой?

– Она промыта и очищена морем. Перелом был чист, и кожа.

– Ты промыл рану бренди, прижег ее?

– Нет, мне не позволили – они меня прогнали. Но их лекарь, похоже, знает, что делает. Твои люди сразу же придут на борт?

– Да. Как только мы причалим. Наверняка.

– Хорошо. Расскажешь еще о Китае и Кантоне?

– Я, наверное, и так сказал слишком много. Будет еще время поговорить о них.

Блэкторн видел, что здоровая рука Родригеса играет запечатанным пакетом, и задумался: что бы это могло значить?

– С твоей ногой все будет нормально. Вот увидишь.

– Да, англичанин.

– Я не думаю, что будет нагноение, – гноя нет. Ты соображаешь, так что с головой тоже все в порядке. Ты поправишься, Родригес.

– Тем не менее я обязан тебе жизнью. – Дрожь прошла по телу португальца. – Когда я тонул, только и мог думать что о крабах, ползающих в моих глазницах. Я чувствовал, как они копошатся во мне, англичанин. Третий раз я попадаю за борт, и с каждым разом это все хуже и хуже.

– Со мной это было четыре раза. Трижды меня топили испанцы.

Дверь каюты открылась, и капитан, кланяясь, позвал Блэкторна наверх.

– Хай! – Блэкторн встал. – Ты ничем мне не обязан, Родригес, – сказал он мягко. – Ты помог мне, когда я был в отчаянии, и я благодарю тебя за это. Мы расквитались.