Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

действует сидр, а хуже — крепкие напитки. Их организм воспринимает, как яд, и тут же разлагает. Это красное дорвинионское. Очень подходит к погоде. Попробуй. Всё-таки что-то и люди умеют делать хорошо, — голос Трандуила был мягок. Вино как будто сделало его ещё более обволакивающим и низким.

И да, эльфы расисты.

— Блодьювидд, ещё скажи, что они тебе нравятся, люди-то)

Я промолчала. Похоже, меня владыка человеком не очень-то считает. И, скорее всего, если бы считал, то слова со мной не сказал бы.

— Ну почему, может, и сказал бы… У тебя есть дар, которого издавна не хватает дивному народу. У нас рождаются великие воины, шаманы, архитекторы, инженеры, портные, художники, скульпторы, певцы и так далее, и так далее, но почти никогда — сказители. Поэтому вполне допускаю, что тебя могли бы забрать, чтобы писать для нас и о нас. Кстати, сейчас никого нет на должности историографа. У Элронда есть, а у нас нет.

Я с приятностью задумалась о такой чудесной графоманской должности. Да, мне нравится идея.

— Погоди, сейчас не об этой должности речь, — владыка усмехнулся.

— А о какой?

— О, ты правда не понимаешь… я как-то не принял во внимание, что ты мало среди нас живёшь, и не хотел ждать. Мортфлейс говорила с тобой сегодня? Вижу, да. Так вот, любая эльфийка поняла бы, что на самом деле спрашивается у неё, и, давая совет согласиться, она выражает своё согласие. Мортфлейс сказала, что ты весьма хорошо отнеслась к возможности стать, как ты сказала, «королевской канарейкой».

23. Знакомство со змеем и немножко порнографии

Дон Педро:

— Хотите пойти за меня?

Беатриче:

— Нет, ваше высочество, разве только у

меня будет еще муж для будничных

дней. Ваше высочество слишком

драгоценны, чтобы носить вас каждый день.

© Шекспир. «Много шума из ничего»

Подавилась красным дорвинионским. Трясущейся рукой с осторожностью поставила бокал обратно, пока остальное на себя не вылила. Не может же он сейчас слышать всю путаницу, что у меня в голове? Если да, то моё сочувствие. Удовольствие ниже среднего, думаю, смотреть на этот клубок терний) Обижать короля не хочется — даже не потому, что это чревато (а это чревато, не сомневаюсь!), а просто потому, что не хочется. Образом Трандуила я очарована — так, как поэты очаровывались эльфами на протяжении веков. Однако графоманская увлечённость не предполагала… этого. Но нужно ответить, и говорить правду: врать в данном случае смысла никакого. Ещё и взъестся. Не пытаясь заранее сформулировать ответ, открыла рот, надеясь, что он сам скажет что-нибудь умное, и — о, чудо! — рука прижалась к сердцу, голова склонилась, и я повела вполне гладкие речи:

— Ваше величество, моё сердце полно восхищения, но я всего лишь человек. Я не пара эльфийскому королю, и могу только смотреть на вас, как букашка смотрит на звезду — без мысли приблизиться. Это невозможно, великолепная пылающая звезда сожжёт недолговечного мотылька.

Ни слова неправды. Если уж от одного его взгляда коленки подламываются и чувство, как будто воздушная стена ударила, то каково же при более близком контакте! Это не считая… ещё кое-чего.

— Блодьювидд, зачем повторяться, — лица в темноте не вижу, но голос исполнен снисходительной насмешки и укора, — от восхищения ты уже отказала моему сыну. Если правда так уж восхищаешься, напрягись и придумай другую причину)

Э… ну, не то чтобы прям вот отказала…

— Ну да. Кое-что он успел. Целоваться научил, — цедит сквозь зубы.

При упоминании Леголаса почувствовала болезненный укол в сердце. Уж не влюбилась ли всё-таки?

— Не влюбилась.

Мда, владыка хорошо покопался в моей голове. Может, он меня теперь лучше чем я сама понимает. И всё же, и всё же… Творец укоризна человеков. Больно, не хочу больше. И тут до меня начало доходить.

— Государственная тайна. Дела королевского дома. Что было в том письме?

— Приказ немедленно уезжать. Догнать посольство, отправляющееся в Линдон, и представлять там Эрин Ласгален — до той поры, пока не будет заключён союзнический договор. Сколько я знаю Линдон, это дело небыстрое. Лет пять точно протянут, — голос владыки был спокоен и холоден, — да, вы более не увидитесь. И да, ослушаться он не мог. У нас такое не принято.

Понятно. Я смотрю, небесное пламя интересует эльфов не только платонически. А ведь принц совершенно не ждал подлянки. Говорил же, что сам привезёт в пущу, и что отец рад будет. Ну что ж, никто не говорит, что он не рад… Но без принца. Выперли сокола на дальние рубежи, чтобы не отсвечивал. А всё-таки не попрощался и не сказал ничего. Пренебрёг. Стряхнул, как листик, опустившийся на рукав.

— В этом деле каждый за себя, богиня. Я вижу, старая ведьма не много тебе рассказала, преследуя свои цели… что ж, пусть между нами не будет недопонимания: богиня проявляет себя, когда человек или гномка (да, предыдущее воплощение, четыреста лет назад, было гномкой) из ребёнка становится девушкой. Обычно она влюбляется насмерть в первого эльфа, которого увидит. Любовь богини делает его неприкосновенным. То есть, тот, кто нашёл Блодьювидд, становится её… мне сложно найти слово на синдарине, обычно эти вещи рассказываются на квенья… скажем, принцем-консортом. Если по каким-то причинам этого не произошло, и она никого не любит, то возможно всё. Богиня может выбирать, кого хочет, но избранник не имеет статуса неприкосновенности, и его может вызвать на поединок всякий желающий. Желающих хватает, и она достаётся сильнейшему. Последний раз такое случилось три тысячи лет назад. Она никого не любила. Этот цветочек хотел, чтобы за него сражались. Такова была воля небес, и побоище было страшное. Я не успевал убивать её избранников, но она была моей!

Сквозь шок мелькнула глумливая мысль, что рога-то у владыки на короне выросли, видно, как бы в задаток… ну или он потом себе такие заказал. На добрую память.

— Не делай такое лицо, Блодьювидд, богиня вне этики. Это живое пламя, любовь в чистом виде! Любой, кто умирает из-за тебя, считает, что оно того стоило. И да, каждое твоё появление сопровождается вспышкой рождаемости, с которой у эльфов плохо, и это бывают прекрасные дети. Тогда погибли многие, но родилось на порядок больше. И она родила мне сына, что тоже дело почти невозможное, больше такого не бывало, — голос короля смягчился, стал нежным и печальным, — и покинула меня меньше, чем через год после его рождения. Её огненный дух не мог больше оставаться на земле.

И тут я поняла, что владыка тоже может не только воспринимать мысли,