Выход силой - Андрей Ерпылев

«Финита, Князев?.. — Жестокая улыбка тронула губы Федотова. — Вот ты и проиграл, наконец...»

Обращался он совсем не к бойцу на арене, а к тому, кто уже не мог ответить.

Между пальцем и рифленой поверхностью спускового крючка оставался миллиметр...

До противника оставался еще шаг, и Игорь не представ­лял, как он нанесет удар, — сил не оставалось даже на то, чтобы согнать, если потребуется, муху с носа, когда случи­лось непостижимое.

Батя вдруг боднул воздух перед собой и тяжело осел на од­но колено, упершись окровавленными кулаками в пол ринга.

Еще один шаг под рев беснующихся зрителей...

Но решающий удар не потребовался — Середин мягко за­валился на бок и распростерся навзничь, далеко откинув в сторону безвольную руку.

И потрясенная толпа затихла на миг при виде повержен­ного кумира, чтобы взорваться оглушительным воплем че­рез мгновение.

Король умер! Да здравствует король!..

Федотов метнулся прицелом к Балагуру. Тому сейчас бы­ло не до майора — он подлезал под канаты, спешил на арену. До спускового крючка осталось полмиллиметра...

Игорь стоял на трясущихся ногах, из последних сил дер­жась, чтобы не рухнуть рядом с безжизненным телом Бати, и тупо смотрел, как сразу несколько человек ворочают и тормошат лежащего, а тот мотается в их руках безвольной тряпичной куклой.

— Он жив, — поднял лицо к нависшему над ним камен­ной глыбой Балагурову медик. — Жив, хотя и без сознания. Обширный инсульт, надо полагать, — все симптомы налицо. Сколько протянет — не берусь сказать, но жив.

— Так это не от удара этого? — кивнул полковник на по­качивающегося рядом Князева, готового упасть от любого дуновения ветра.

—В последнюю очередь. Скорее всего — скачок давления от перенапряжения. Я бы предложил...

—Тогда продолжаем! — Балагур распрямился, сорвал и отбросил камуфляжную куртку. — Президент жив, а значит, претендент не победил! Бой продолжается!

—Но правила... — сунулся к нему Калатозов и отлетел от молодецкого удара в грудь.

—К черту правила! Бой не закончен! — Двумя руками полковник рванул тельняшку, открыв всем взглядам густо поросшую седым волосом мускулистую грудь с солдатским медальонами на цепочке. — Защищайся, Князев!

Игорь с тоской глядел на нового противника, даже не де­лая попытки поднять руки. Он действительно проиграл: полный сил Балагур сейчас просто сметет его, раздавит как насекомое. Но уже готовый умереть, старшина не опускал глаз, будто стараясь прочесть в лице противника что-либо еще кроме животной ярости.

А зал бесновался...

Просвета не осталось, и винтовка тяжело ударила в пле­чо стрелка...

Фонтан горячей крови, брызнувшей в лицо, едва не сбил Игоря с ног — его сейчас могла бы свалить даже пу­шинка.

Обезглавленное тело Балагурова еще стояло на подгиба­ющихся ногах какое-то мгновение, а потом, в мертвой ти­шине, повисшей над ристалищем, тяжело рухнуло, заставив вздрогнуть весь помост до основания.

Сорвавшаяся с шеи цепочка, звякнув, подлетела к самым ногами Игоря, словно и мертвым Балагур пытался достать своего врага. Темный ручей тоже не достиг его ступни, бес­сильно уйдя в попавшуюся по дороге щель.

Помост, предназначавшийся для коронации, стал эшафотом.

И тогда в уши ввинтился истошный женский визг...

Не веря себе, Федотов переводил взгляд с винтовки, толь­ко что свершившей запоздалое правосудие, на ринг и обратно.

«Я это сделал? — ошеломленно спрашивал он сам себя. — Зачем? Я же должен был убить другого!..»

Онемевшие пальцы задергали затвор, высвобождая стре­ляную, остро пахнущую заморским порохом гильзу, второй патрон скользнул на свое место, прицел снова нашел цель...

И боек впустую звонко щелкнул по капсюлю...

Осечка.

Не зря неведомый киллер таскал с собой два патрона — за столько лет даже самые надежные вещи могут подвести.

Чуть не плача, Федотов снова и снова доставал и встав­лял на место проклятый патрон, щелкал и щелкал курком, пока вдруг отчетливо понял, что все произошедшее только что — не случайность. Это — рок. И потому ему больше не­чего здесь делать.

Профессор Князев кивнул ему и улыбнулся.

Тело Балагурова и все еще не пришедшего в себя Батю уже давно унесли, а Игорь все еще стоял перед волнующей­ся толпой, слившейся для него в одно огромное неразличи­мое пятно, и не знал, что делать дальше.

Он победил. Победил честно, что бы там ни говорил покой­ный Балагур, но что делать с этой победой, он не представлял.

Да, отец отомщен. Да, преступники наказаны.

Но дальше? Что делать? Что сказать? Куда идти?

Антошка, наверное, мог бы подсказать что-нибудь, но он далеко. Вместе с Ингой и его сыном.

А что делать ему, победителю?

Сквозь толпу протолкался Влад Байкальцев и крикнул, запрокинув лицо:

— Ты победил, Игорь! Скажи нам что-нибудь!

Он долго молчал и начал едва слышно поначалу, но с каждым словом его голос крепчал, а шум стихал, позволяя его словам подниматься над толпой к низкому своду:

— Я не могу многого пообещать вам, люди. Не ждите от меня обещаний и сладких посулов. Я не обещаю вам рая на земле, первомайцы...

И после паузы замершие в ожидании люди услышали:

— Я просто пришел рассказать вам правду.

Выбравшись на поверхность по известному только из­бранным ходу, майор машинально прикрыл глаза рукой. Вокруг него лежали залитые ярким солнечным светом руи­ны давно оставленного жителями города. Федотов послед­ний раз заглянул в темный зев туннеля и ощерился в пре­зрительной улыбке.

— Да пропадите вы пропадом, — сказал он, обращаясь к невидимым первомайцам. — Повесили себе на шею молоко­соса, и радуетесь! Даст он вам еще хлебнуть лиха, этот Кня­зев! Умоетесь еще горючими слезами...

За себя он был спокоен: дорога вперед лежала по пустын­ным, хорошо известным ему кварталам. Тварей, предпочи­тавших держаться ближе к джунглям, здесь было немного. Невидимое за плотными тучами солнце явно клонилось к западу, но до сумерек он рассчитывал добраться до безопас­ного убежища и переночевать, чтобы в следующий бросок, поутру, достичь окраин Черкизона.

Именно с этим подземным Вавилоном он и связывал те­перь свое будущее: денег и прочего ценного барахлишка, скопленного за четверть века, легко должно ему хватить до старости — компактный, но увесистый сидор приятно оття­гивал плечо. А нет, так руки не отвалились пока, всегда най­дется ему, опытному оружейнику, применение.

Насвистывая сквозь зубы веселый мотивчик, он тронул­ся в путь, не подозревая, что из темноты оконного проема за ним пристально следят чьи-то глаза. Нечеловеческие.

Твари в большинстве своем слишком примитивны, что­бы ценить, подобно людям, желтый металл и раскрашенную бумагу. Поэтому распоротый сбоку вещмешок так и остался лежать посреди мостовой в луже медленно густеющей кро­ви. Посверкивали на солнце выпавшие из мешка золотые монеты и драгоценные камни.

Далеко-далеко от этого места, глубоко под землей, ма­лыш сладко засыпал в своей колыбели, досыта наигравшись своими настоящими игрушками.

А впереди был новый, наполненный играми и открытия­ми день...