Маска Красной Смерти - Эдгар Аллан По

откровение

Какие бы сомнения ни существовали еще касательно законов, управляющих месмеризмом, поразительные его факты допускаются теперь почти всеми. В этих последних сомневаются лишь те, чья профессия – сомневаться, бесполезная и постыдная клика. Отныне нет потери времени более бесплодной, как пытаться доказывать, что человек простым упражнением воли способен настолько запечатлеть свое влияние на другом, что может повергнуть его в ненормальное состояние, явления которого крайне походят на явления смерти или, по крайней мере, походят на них более, чем все почти явления нормального порядка, нам известные; доказывать, что во время этого состояния человек, окованный таким влиянием, пользуется лишь с усилием, и только в слабой степени, внешними органами чувств, но воспринимает обостренно-утонченным восприятием, и как бы через каналы, предполагаемые неизвестными вещи, находящиеся вне полномочия физических органов; что, кроме того, умственные его способности в таком состоянии чудесным образом повышены и усилены; что симпатическое соотношение с лицом, на него влияющим, глубоко; и, наконец, что его чувствительность к восприятию влияния увеличивается в соответствии с частым повторением, а обнаруженные особые явления, в той же самой пропорции, расширяются и делаются более отчетливыми.

Я говорю, что было бы излишней задачей доказывать то, что составляет законы месмеризма в основных его чертах, я и не стану в данную минуту обременять моих читателей столь бесполезными доказательствами. Мое намерение теперь совершенно другого рода. Я чувствую побуждение, хотя бы пред лицом целого мира предрассудков, сообщить без пояснений замечательные результаты разговора, происшедшего между усыпленным и мной.

В течение уже значительного времени я подвергал месмерическому влиянию субъекта, о котором идет речь (мистера Ванкирка), и обычная острая впечатлительность и экзальтация месмерического восприятия проявилась. В течение нескольких месяцев он страдал от несомненной чахотки, я не раз смягчил своими пассами самые мучительные ее проявления, и в среду ночью, 15-го числа сего месяца, я был позван к нему.

Больного мучили острые боли в области сердца, он дышал с большим затруднением, и все обычные симптомы астмы были налицо. При таких спазмах он обыкновенно с успехом ставил горчичники к нервным центрам. Но в этот вечер данное средство не помогло.

Когда я вошел в комнату, он встретил меня приветливой улыбкой и, хотя физические боли видимо его терзали, душевно он, казалось, был совершенно уравновешен.

– Я послал за вами сегодня, – сказал он, – не столько для того, чтобы успокоить мои физические страдания, сколько для того, чтобы удовлетворить мое любопытство касательно некоторых психических впечатлений, вызвавших во мне недавно большое беспокойство и удивление. Мне не нужно говорить вам, насколько скептически я был настроен до сих пор относительно вопроса о бессмертии души. Не могу отрицать, что именно в той самой душе, которую я отвергал, всегда как бы существовало смутное полу-ощущение собственного своего существования. Но это полуощущение никогда не возрастало до убеждения. С этим мой рассудок ничего не мог поделать. Действительно, все попытки логического исследования привели меня к еще большему скептицизму, чем прежде. Мне посоветовали изучать Кузена. Я изучал его, и по собственным его произведениям, и по тем отзвукам, которые он нашел в Европе и в Америке. У меня была, например, под рукой книга мистера Броунсона «Чарльз Эльвуд». Я прочел ее с большим вниманием. В общем я нашел ее логичной, но те части, которые не были чисто логическими, являются, к несчастью, начальными аргументами неверующего героя книги. В итоге мне показалось очевидным, что рассуждающий не смог убедить самого себя. Конец здесь явно забыл свое начало, как это случилось с Тринкуло. Словом, я быстро увидал, что если человек хочет быть внутренно убежденным в своем собственном бессмертии, он никогда не убедится путем простых отвлечений, которые так долго были в моде среди моралистов в Англии, во Франции и в Германии. Отвлечения могут забавлять и развлекать, но они не завладевают разумом. По крайней мере здесь, на земле, философия, я убежден, всегда будет безуспешно стараться заставить нас глядеть на свойства как на вещи. Воля может согласиться; душа, ум – никогда.

Итак, повторяю, я только наполовину чувствовал, но умом никогда не верил. Однако за последнее время произошло известное усиление этого чувства, пока оно не стало до такой степени походить на согласие со стороны рассудка, что для меня стало затруднительным делать между ними различие. Я готов просто объяснить такое впечатление месмерическим влиянием. Не могу дать лучшего объяснения своей мысли, как предположив, что месмерическая экзальтация делает меня способным к восприятию целого ряда логических умозаключений, которые, в моем ненормальном состоянии, убеждают, но которые, в полном согласовании с месмерическими явлениями, продолжают существовать в моем нормальном состоянии лишь как впечатление. В состоянии месмерической усыпленности размышление и заключение, причина и следствие, соприсутствуют. В моем естественном состоянии с исчезновением причины остается только следствие, и, быть может, лишь частично.

Эти соображения заставляют меня думать, что за целым рядом искусно поставленных вопросов, обращенных ко мне в то время, как я буду подвергнут месмеризации, могут последовать любопытные ответы. Вы часто наблюдали состояние глубокого самопознания, выказываемое месмерически усыпленным, – обширное знание, которое он обнаруживает относительно всех пунктов, касающихся самого месмерического состояния; из этого самопознания могут быть извлечены указания для составления правил целого катехизиса.

Конечно, я согласился сделать опыт. Нескольких пассов было достаточно, чтобы мистер Ванкирк погрузился в месмерический сон. Его дыхание немедленно сделалось более спокойным, и он, казалось, не испытывал больше никаких физических страданий. Между нами произошел следующий разговор. В. будет означать в диалоге пациента, П. – меня.

П. Вы спите?

В. Да нет; мне хотелось бы спать более крепким сном.

П. (После нескольких новых пассов.) Теперь вы спите?

В. Да.

П. Как вы думаете, чем кончится ваша теперешняя болезнь?

В. (После долгого колебания и говоря как бы с усилием.) Я должен умереть.

П. Мысль о смерти мучает вас?

В. (С большой живостью.) Нет, нет!

П. Вас радует предстоящее?

В. Если бы я был в состоянии бодрствования, я хотел бы умереть. Но теперь это не имеет смысла. Месмерическое состояние так близко к смерти, что я им довольствуюсь.

П. Мне хотелось бы, чтобы вы объяснились, мистер Ванкирк.

В. Охотно, но это требует бо льших усилий, чем я способен их сделать. Вы меня спрашиваете не так.

П. Что же я должен спросить?

В. Вы должны начать с начала.

П. С начала! Но где же начало?

В. Вы знаете, что начало есть Бог. (Это было сказано тихим колеблющимся голосом и со всеми признаками глубочайшего благоговения.)

П. Что же такое Бог?

В. (После нескольких