История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Шаблон социальных реформ, который мы назвали «управляемой демократией», не имел в своем основании некой четко оформленной идеологии. Скорее он зависел от конкретной ситуации в каждой отдельно взятой стране. А общие черты в разных странах зависели от общей ситуации того времени. Конечно, мы можем объединить этим определением различные режимы, которые не захотели перенимать ни западную парламентскую, ни коммунистическую модель, но попытались путем военного переворота при поддержке техникализированных классов и участии политизированных масс уничтожить коррупцию, устранить не только западное влияние, но и местные привилегированные классы, особенно те, которые казались чужеродными, и на основе централизованного планирования провести кооперативную земельную реформу и сбалансированную индустриализацию. Лидеры одних государств советовались с лидерами других, имевшими аналогичные цели, но даже при наличии определенных общих шаблонов реформы в разных странах были очень различны и отличались как по степени интенсивности, так и по степени успеха. В качестве примера мы можем взять египетский вариант, в котором нашли выражение общий дух и желания, более-менее также проявившиеся в Индонезии, Пакистане и Алжире.

Индонезийская экономика не понесла ощутимых потерь в результате войны и была способна обеспечить продовольствием население страны — угроза голода отсутствовала даже на густонаселенной Яве, по крайней мере среди сельского населения. Тем не менее даже там возникла потребность быстрой трансформации. Мы уже отмечали, что как неошариатское, так и коммунистическое движения здесь были довольно сильны. Опираясь на поддержку военных, Сукарно утвердился как безусловный лидер и начал реализовывать программу, призванную ускорить темпы национального развития. Она была достаточно радикальной, и Сукарно назвал ее «индонезийским социализмом». Однако реализовать ее полностью не удалось.

Выбор Сукарно пал на проблему, которая, несомненно, требовала первоочередного внимания, учитывая, что она уже стала камнем преткновения в других местах тоже: речь шла о развитии чувства принадлежности к национальному государству, которое должно было лечь в основу реформ. Яванская аристократия и радикальные шариатские улемы с островов, ориентированное на свои деревни крестьянство и космополитичные торговцы должны были поверить, что они являются одним народом. В итоге, стремясь создать это чувство, он обострил экономические и социальные проблемы. В соответствии с его планом развития необходимо было очистить малайзийское мусульманское общество от засилия чуждых элементов, чтобы его экономика стала независимой. Но делать это следовало на основе консенсуса, который позволил бы сохранить внутренний мир между всеми слоями коренного населения. Сукарно попытался объединить все местные группы, заинтересованные в развитии Индонезии, свести вместе поборников шариата, коммунистов и армейских технократов. Это единство должно было отдать себя на волю получившего мандат народного доверия гения Сукарно, вдохновленного нейтральным исламом. Все они должны были хранить ему верность во имя общих национальных целей. Но эта формула более подходила для освобождения от чужеродных элементов, чем для успешного экономического развития. Сукарно изгнал из страны большинство местных голландцев и даже смешанные голландско-индонезийские семьи. Затем он серьезно подорвал позиции мелких китайских торговцев, которых не любили местные крестьяне.

В результате индонезийский народ должен был опираться только на свои собственные резервы. Вне зависимости от того, какие социальные преимущества были связаны с этим решением, в конечном итоге оно серьезно ограничивало общее экономическое развитие, лишив страну необходимых кадровых и финансовых ресурсов. Для того чтобы компенсировать вызванные такой политикой экономические трудности, требовалось внутреннее сплочение всего населения Индонезии. Но это делало невозможным проведение жесткой финансовой политики, а следовательно, проведение эффективной индустриализации или реформы сельского хозяйства. Также пришлось отложить проведение земельной реформы — закон об этой реформе не был исполнен, чтобы не нарушать национальное единство. (Но в результате это толкнуло недовольных яванских крестьян в объятия коммунистов, выступавших за проведение рефомы вопреки желаниям Сукарно.) А без реальных социальных реформ или твердой финансовой политики неконтролируемая инфляция вызвала рост коррупции государственного аппарата. В этих условиях Сукарно был больше не в состоянии навязывать свою концепцию внутреннего единства.

Более того, следствием такой воинственной националистической политики стал вооруженный конфликт с оставляемой британскими «неоимпериалистами» Малайзией[430], в рамках которого индонезийцы отказывались признавать границы, произвольно проведенные европейцами. (Действительно, индонезийцы смогли расширить свои достижения за пределы, под угрозой применения насилия присоединив к себе голландскую половину соседнего острова Новая Гвинея, несмотря на то что местное папуасское население радикально отличается от индонезийцев, которых оно боялось гораздо больше, чем относительно безобидных голландцев.) Такие серьезные военные усилия потребовали всех ресурсов страны, в том числе и поступающих с иностранной помощью, в результате речь уже шла не только о реформах, но и об общем экономическом развитии. Тем не менее Индонезия смогла стать настоящим хозяином в своем собственном доме.

В Пакистане гораздо менее радикальная программа (в отличие от Египта и Индонезии ее не называли «социалистической») привела к более четким и понятным результатам. Структура правительства, формируемого парламентскими партиями, была унаследована от Британской Индии и получила достаточно возможностей доказать свою эффективность. Однако Пакистан столкнулся с серьезными проблемами, связанными с самим фактом создания этого государства, которые дополнили старые общеиндийские проблемы нищеты и раздоров. Иногда даже казалось, что сама идея создания государства по религиозному принципу была непоправимой ошибкой.

Отчасти из-за того, что политические партии были созданы на религиозной основе, они не смогли действовать так же успешно, как в Индии. Пакистан как никакое другое государство появился на свет усилием воли очень небольшой группы людей, которые на волне страшного кризиса использовали противоречивые иллюзии масс. Потребность в создании исламского Пакистана возникла только в результате перипетий Второй мировой войны, и при другом развитии событий подобный вопрос просто бы не возник. Однако люди, усилиями которых Пакистан был создан и которые могли бы стать его моральными столпами (в частности, Джинна), умерли почти сразу после его возникновения. Их партия Мусульманская Лига была построена на кризисе лояльности, и когда ее главная цель была достигнута, дисциплина резко ослабла. В отсутствие лидера, который мог бы навести порядок, большинство ее представителей погрязли в коррупции. Они быстро потеряли уважение народа и лишились власти. В итоге в стране не осталось единой национальный партии, на смену которой пришли разрозненные местные партии, которые не были способны ни удовлетворять неотложные национальные потребности, ни решать более общие проблемы, связанные с обстоятельствами создания Пакистана. И только в пуштунских районах ученик Ганди Адбул Гаффар-хан (которого новое пакистанское правительство посадило под домашний арест) смог построить такую систему кооперации, в которой не было места коррупции. Насильственное создание государства в сочетании с его произвольным составом усугубляли положение дел. Проблема беженцев, которых после раздела Индии в Пакистане собралось огромное количество, обострялась конфликтами с коренным населением. Образованные иммигранты из долины Ганга (стремившиеся занять лидирующее положение, которое здесь ранее занимали бежавшие из пакистанского Пенджаба и Бенгалии индуисты) часто сталкивались с недоверием пенджабцев; но вместе с ними они сформировали мощный блок, который занял все руководящие посты, вызвал недовольство остальной нации. Символично, что этот блок пытался навязать урду (язык долины Ганга и частично Пенджаба) как мусульманский язык, несмотря на то что сикхи и бенгальцы стремились отстоять свою культурную идентичность при помощи своих родных языков. Казалось, что нация стоит на грани раскола.

Церемония вступления Сукарно в должность президента Индонезии. Фото 1968 г.

Единственной творческой основой для решения этих проблем мог стать общий национальный дух, но у национальностей Пакистана общими были только их исламская вера и индийское прошлое. Последний пункт носил негативную окраску, но эмоционально был достаточно силен, поэтому пакистанское правительство сочло политически необходимым поддерживать враждебное отношение к Индии, которая для них воплощала индуизм. Как и в Индонезии, потребность национальной самоидентификации определила агрессивный характер внешней политики. Кашмир преимущественно с мусульманским населением после раздела остался в Индии, и его в основном мусульманское правительство считало (на тот момент), что светское правительство Индии будет больше способствовать социальному прогрессу региона; пакистанцы настаивали, что он должен войти в состав Пакистана, они провоцировали местные беспорядки и вторжения племен по границам, но неожиданно оказались в патовой ситуации, поскольку Индия оказалась сильнее, чем они ожидали. Ислам как альтернативная основа пакистанского национального духа был вотчиной неошариатского движения Джамаат-и-Ислами, лидер которого Маудуди спровоцировал коммуналистские мятежи. Неспособность Пакистана обрести внутренний мир (несмотря на выселение чуждых элементов в виде индуистов и сикхов) наиболее ярко выразилась в том, что в течение девяти лет после обретения независимости страна не могла принять национальную конституцию.