Беременна по ошибке - Настя Ильина

работу новую нашёл или разыграть меня решил? — заваливает вопросами она и отходит, оставляя мне пространство, чтобы прошёл в квартиру.

Конечно, это не тот разговор, который следует вести из подъезда, но какой смысл заходить, если приглашают не меня, а другого человека?!

— Я не Вадим, — отвечаю негромко и смотрю на женщину, пытаясь прочесть её эмоции.

Что она испытывает в этот момент? Ужасается от того, что ошибка молодости настигла её или же ничего не знает?

— Как? Ты разыгрываешь меня, да? Знаю я все эти ваши пранки! Давай проходи! Пироги стынут! Костюм-то с кого стянул? Дороговатый…

Женщина проходит внутрь и скрывается за дверью, судя по планировке, в кухню, давая мне понять, что она ничего не знает. Совсем ничего. Значит, не была в курсе того, что у неё родилась двойня. Или всё-таки была, но так умело скрывает?

Снимаю туфли в прохожей и иду следом за Раисой Алексеевной.

— Костюм нацепил, а руки мыть перед едой не научился! — ворчит женщина. — Ну сколько тебе говорить, что за стол с немытыми нельзя!

— Простите, я не стану есть. Повторю ещё раз: я не Вадим, — стараюсь сохранять хладнокровие, но получается с трудом, потому что ощущение родства не отпускает ни на секунду.

Я никогда не испытывал ничего подобного.

— А кто тогда? Иван Грозный? — уже начинает злиться женщина. — Ты мне бросай шутить! Не до шуток твоих! Всю ночь просидела над курсовой на продажу, а ты хоть бы копейку в дом принёс!

Мне становится жаль её, а ещё хочется снова начистить морду братцу за то, что живёт на всём готовеньком, а матери приходится работать за двоих. Достаю из кармана две пятитысячные купюры (единственные деньги, которые были наличкой) и кладу на стол. Ремонтик в квартирке старенький, не мешало бы обновить обои и постелить новый линолеум, а лучше всего паркет или ламинат, хотя… Тут у каждого свои вкусы и предпочтения.

— Ты где взял деньги? — спрашивает Раиса Алексеевна дрожащим голосом, продолжая принимать меня за другого.

— Я не Вадим. Моё имя Артур. Я надеялся, что вы поможете узнать, кто я, ведь я родился в том же месте, где Вадим, в тот же день и, наверное, в то же время… Вам ничего не известно об этом?

Женщина широко раскрывает глаза, прикрывает рот руками и присаживается на стул. В её взгляде застывают слёзы. Она принимается мотать головой, мол ничего не знает, и я ей верю. Остаётся вопросом, кто и зачем всё это провернул.

— Я не знала… Не знала, что у меня родятся близнецы, — шепчет она, сглатывая слёзы. — На УЗИ даже пол ребёнка не смогли разглядеть, как-то он лежал к нам спинкой всегда. Мне делали кесарево, потому что плод крупный был. Я не слышала первого крика ребёнка… Я не знаю, как так случилось…

— Могло ли произойти так, что ваш ребёнок погиб, а вам подбросили чужого? — спрашиваю я, на долю секунды ощущая себя следователем, устроившим тут допрос.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ — Нет! Это исключено! Ты ведь… Вадим же… — она вздыхает и вытирает слёзы с щёк. — Вадим, это точно не ты? Может снова решил меня для ютюбу своего разыграть? Тогда лучше сейчас скажи…

— Это точно не Вадим.

Я достаю из кармана паспорт и протягиваю женщине. Она всхлипывает, прикрывая рот рукой снова, и шмыгает носом.

— Прости… Если бы я только знала… Ты копия моего отца. Есть фотографии… Я могу показать.

— Покажете непременно, но не сейчас. Если вам ничего не известно, то я хотел бы заехать в родильный дом и попытаться выяснить информацию там, возможно, удастся что-то отыскать.

— Сын, — шепчет женщина, глядя на меня полуобезумевшим взглядом. — У меня есть ещё один сын! Подумать только! А я не видела, как ты растёшь! Не была рядом в минуты, когда ты нуждался во мне… Как же много я упустила… Как же сильно ты отличаешься от Вадима.

Я киваю и поджимаю губы. Судьба может выдать и не такие финты… И что теперь с этим делать? Облизываю губы и выдавливаю из себя улыбку. У меня есть мама, и теперь отчасти понятно, почему в детстве не было материнской любви: женщина, которая пыталась растить меня, ничего не ощущала ко мне.

Телефон начинает вибрировать как раз в тот момент, когда я хочу достать его и записать имя врача, делавшего маме (Раисе Алексеевне) кесарево сечение. Мне хочется перевернуть роддом, но добиться правды. Как посмели они решать чужую судьбу? Почувствовали себя богами? Вот так вот просто взяли и разделили братьев, отняли у матери сына… Хочется стереть их в порошок.

Звонит отец. Нажимаю кнопку ответа и подношу телефон к уху. Я думаю о том, что несмотря ни на что он мой отец, даже если неродной. Он всегда отдавался мне без остатка и любил меня так, как мог. Благодаря ему я стал тем, кем стал…

— Пап…

— Артур, твоя мама приехала помочь с подготовкой к свадьбе, — растерянным голосом говорит отец, хотя он уже точно знает, что никакой свадьбы не будет.

Наверное, ей пока не успел сказать или не планировал это делать без моего присутствия.

— Вы сейчас дома?

— Да.

— Тогда я приеду через полчаса. Пусть дождётся.

Я отключаю телефон и смотрю на женщину, плачущую за столом. Мне очень жаль, что всё получилось именно так, что я пришёл не с цветами… Но я думал, что она сама отказалась от ребёнка, что побоялась не справиться, а она ничего не знала на деле о моём существовании…

Мне немного неудобно уходить, ведь мы даже не поговорили толком, я её не смог утешить и понятия не имел, как это сделать, но мне важно поговорить с женщиной, которая пыталась строить из себя мать.

— Мне нужно поехать к отцу. Я поговорю с ним, возможно, что-то удастся выяснить. Вы не плачьте, пожалуйста, я не умею утешать, но я могу обещать, что во всём разберусь. Мы непременно ещё посмотрим фотографии вместе, и я расскажу, чем жил все эти годы.

Женщина кивает. Она снова вытирает слёзы и шмыгает носом.

— Держи меня в