У истоков Руси: меж варягом и греком - Владимир Егоров

– Заходите, доктор, раздевайтесь. How do you do![98]

– Hi foul scribbler! Oh, shits, my muffer is sooty![99] О, времена, о нравы! Образцовый английский джентльмен, не успев войти, ругается, как последний извозчик. Впрочем, действительно у нас грязновато. Огонек Баскервиль-холла, на который заглянул мой коллега по писательскому ремеслу, сильно чадит из-за давно не чищенной каминной трубы. Да и подмести некому. А что поделаешь? Придется все это Ватсону проглотить. Благо, чем все это запить, у нас найдется.

– It is not worth bothering, doctor, everything is sooty here. You’ve just daubed your beard as well.[100]

– Oh, my beard! – Ватсон бросается к зеркалу, на ходу опрокидывая колченогий столик, уставленный пивными банками. – Oh, my Lord, I’m all beered now![101]

– Тем более не стоит беспокоиться! Здесь все в саже и пиве, так что без церемоний садитесь, доктор, и наливайте себе. «ПИТ» – это, конечно, не портер, не гиннесс и даже не эль. Он… гораздо лучше.

А ты, мой слегка недовольный виртуальный читатель, изволь подвинуться и освободить джентльмену место у камина. Это древнее сооружение, хоть и чадит, но немного греет. Тебе же вследствие твоей виртуальности сырость не страшна, не то что изнеженным англичанам вроде Ватсона и теплолюбивым джинам вроде Хоттабыча.

Ну вот, кажется все худо-бедно устроились. Можно с книгой «Об управлении империей» в руках погружаться в стародавние времена, болтающиеся где-то почти посередке между современностью и Рождеством Христовым.

Извлечения

Полдюжины императорских загадок

Да будет известно, мой вертящийся в продавленном, протертом и вообще неудобном кресле гостиной Баскервиль-холла гость, что с этих самых слов багрянородный писатель начинал все главы штудируемого нами труда, в том числе и открытую нами девятую: «Да будет известно, что приходящие из внешней росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендостлав, сын Ингора, архонта росии, а другие из крепости Милиниски, из телиуцы, Чернигоги и из вусеграда».

И уже в первом предложении мы с тобой, мой еще толком не усевшийся читатель, встречаемся с первой загадкой императора – Внешней Росией (εξω ‛Ρωσία), загадкой достойной самого Шерлока Холмса, в нашем случае в лице доктора Ватсона, к сожалению, порядком искусанном.

Советско-росиийская официальная история вслед за А. Насоновым всегда стремилась отождествить Русскую землю «в узком смысле» с некой «внутренней» Русью, включавшей Киев, Чернигов, Переяславль и их окрестности, и противопоставляла ей «внешнюю» Русь Багрянородного, в которую отходили в первую очередь Новгород, а также все прочие города за пределами собственно Русской земли «в узком смысле». Между тем оригинальный текст Багрянородного, прочти его еще раз, мой не признающий авторитетов читатель, упорно противится такой трактовке. Константин недвусмысленно включает во «внешнюю Росию» не только один из основных городов Русской земли «в узком смысле» – Чернигов (Чернигога), но даже расположенный всего в 15 километрах от Киева Вышгород (Вусеград)! Попытки спасти положение утверждениями типа того, что «внешняя» Русь Багрянородного «противопоставлена не Киеву, а самому Константинополю (приходящие из внешней росии в Константинополь моноксилы)»[102], лишь усугубляют дело, поскольку на самом деле, если читать текст непредвзято, сам Киев тоже противопоставлен Константинополю, ведь именно оттуда в конечном счете, как следует из дальнейшего текста, отправляются моноксилы в Византию. То есть, как ни верти, Киев наравне с другими городами тоже должен входить во «внешнюю Росию». Если не подгонять решение под ответ, то следует признать, что вся Русь, которую мы зовем Киевской, в самом широком ее смысле, определяется Константином Багрянородным как «внешняя». Что неизбежно порождает вопрос, который мы не преминем задать доктору Ватсону:

– Где же тогда располагалась предполагаемая «внутренняя» Русь?

– Wel-l-l – I guess it has been situated – inside, hasn’t it?[103] И вдруг без всякого перехода доктор добавляет на достаточно понятном русском языке:

– Не будете ли любезны передать еще баночку?

Вот на что, мой обомлевший читатель, способен в соответствующих дозах «ПИТ»!

Баночку я, конечно, передам, но это же не решение вопроса. Решением могла бы быть все та же «черноморская Русь», вроде бы существовавшая где-то в районе Керченского пролива и, следовательно, расположенная ближе к Константинополю, чем Киевская. Та самая «внутренняя» приазовская Русь, из которой (а) Игорь захватил соседний Самкерц[104] и, понуждаемый победившим его Песахом, затем напал на Византию (по тексту «Кембриджского анонима»); в которую (б) он удирал после уничтожения его флота греческим огнем (по византийскому историку Льву Диакону[105]); которая (в) не имела права нападать на Корсунь (Херсонес Таврический) и, более того, должна была защищать Корсунь от черных булгар (по договору с Константинополем Игоря, а затем и Святослава).

В контексте пункта (в) этого перечня полезно обратить внимание на еще одну фразу, которая нам встретится далее по тесту: «росы, направляясь в таврику, проходят от Днепра путь через Черную Булгарию и Хазарию…» То есть на Корсунь приднепровская Русь и напасть-то не могла, не потревожив хазар и черных булгар, а уж защищать Херсонес от Черной Булгарии, территория которой лежала между Киевом и Крымом, и подавно. И тем не менее договор обязывает Игоря Херсонес защищать. Это было очевидно невозможным из Руси Киевской, то есть «внешней», но, вероятно, достаточно реальным из Руси «внутренней». Не могли же все поголовно правители Византии быть идиотами! Следовательно эта «внутренняя» Русь должна была существовать, скорее всего, между Херсонесом и черными булгарами, то есть на Черном или Азовском море.

– Вы правы, дорогой доктор, «внутренняя Росия» должна была быть внутри греческой ойкумены. И Керченский пролив, он же устье Русской реки у арабов, где греки основали свои первые колонии не позже VI века до н. э., вполне подходит для этой цели.

Здесь же, в первой цитате нас ждет и вторая загадка – Немогарда (Νεμογαρδα). Общепринята трактовка Немогарды как Новгорода, либо как простого искажения привычного нам имени, либо как производного от *Невогарды, имея в виду древнее название Ладожского озера – Нево. Если принять, по одному или другому основанию, такое соответствие, то Багрянородный дает нам очень интересную и важную информацию: Святослав (Σφενδοσθλαβος) Игоревич княжил в Новгороде, о чем даже не заикается «Повесть». Так что же, традиция отсылать сына, будущего преемника великокняжеской власти, из Киева на «стажировку» в Новгород берет начало не со Святослава[106], а еще раньше, с его отца Игоря? Получается, что так. Точнее могло бы получиться при выполнении сразу двух условий: во-первых, если бы Святослав на самом деле княжил в Новгороде, и во-вторых, если бы Игорь действительно княжил в Киеве. Но, увы и ах, во времена, когда багрянородный монарх написал свой труд, Новгорода еще физически не существовало. Как утверждает неподкупная и равнодушная к буйствам национальных чувств археология, в то время будущий Господин Великий Новгород еще только-только зарождался, его и городом-то назвать было нельзя, а уж на роль стольного града, княжеской резиденции младенец-Новгород не тянул и подавно. Так что Немогарда могла быть либо Ладогой, либо Рюриковым городищем, либо еще чем-нибудь, о чем мы даже не подозреваем. Однако еще интересней вопрос: где княжил сам архонт Игорь (αρχοντος ’Ιγγωρ)? Вот этого Константин так нам и не сказал. Жаль! А то бы мы наконец узнали, где все-таки располагалась «внутренняя Росия», была ли она все же приднепровской, таинственной приазовской или какой-нибудь еще Русью.

Крепость милиниска первой цитаты почти единодушно трактуется специалистами как Смоленск, причем, судя по археологическим данным, речь идет не о современном Смоленске, а о Гнездове. Не вызывает сомнений и отождествление Чернигоги с Черниговым, а Вусеграда с Вышгородом. Не идентифицированы однозначно телиуцы. Наиболее частое сопоставление их с Любечем выглядит абсолютно некорректно не только из-за явной непохожести названий, но, главное, потому, что археологически Любеч возникает не ранее XI века и во времена Багрянородного еще не существует даже «в проекте». Таким образом, перед нами уже третья загадка императора.

Как я уже отмечал в предыдущих своих расследованиях, автор «Повести» разбрасывает по просторам древней Руси множество городов, которых археологи упорно не находят. На самом деле для середины X века археология нам предоставляет столь ограниченный выбор реально существовавших на Руси городов, что для этих Телиуц по существу и выбирать-то нечего кроме Полоцка. Поразительно, но я нигде не встречал такого варианта сопоставления, хотя созвучность Теулицам Полоцка по крайней мере не хуже Любеча! А если еще добавить конъектуру Τεου…→ Που…, то есть предположить, что искривившаяся палочка от прописной Π превратилась в строчную ε при заглавном Τ, то Теулицы легко и непринужденно превращаются в Пулицы… Но тут я остановлюсь, чтобы не вторгаться в чересчур профессиональную область и заодно пощадить чувства доктора Ватсона и твои, мой нахмурившийся читатель.