Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 1 - Ариадна Громова

– Мишель! - вскрикнул Альбер.

Мишель быстро подошел, взглянул на профессора и кинулся за шприцем.

Профессор Лоран вскоре открыл глаза, но был слишком слаб, чтоб говорить. Мишель и Альбер перенесли его на кушетку, укрыли пледом. Альбер отдернул темные шторы, в окно хлынул веселый солнечный свет, и стало страшно смотреть на лицо профессора Лорана - синее, осунувшееся, с запавшими глазами.

– Что с ним, Мишель? - шепотом спросил Альбер, подойдя к столику, где Мишель снова кипятил шприц.

По белому, безжизненно правильному лицу Мишеля скользнула горькая гримаса.

– Я ведь предупреждал профессора. - Мишель покачал головой. - Эта операция была ему не по силам. Он не должен был…

– Что же теперь делать? - прервал его Альбер. - Вы сможете хотя бы вывести его из этого состояния?

– Постараюсь, - сказал Мишель, наполняя шприц.

– А может, вызвать врача? - спросил Альбер. - Профессора можно снести вниз, там его и осмотрят.

– Запрещаю, - тихо, но внятно проговорил профессор Лоран. - Категорически запрещаю, слышите?

Альбер в отчаянии развел руками. Мишель, держа шприц, неодобрительно глядел на профессора.

– Вы напрасно отказываетесь, - сказал он. - Возможно, существуют другие, более эффективные методы лечения, которых я не знаю. Наконец, консилиум…

– Консилиум? С тобой? - бледно усмехнулся профессор Лоран.

Альбер с изумлением увидел, что Мишель вздрогнул и прикусил губы. Похоже было, что слова профессора задели его. Однако Мишель ничего не сказал. Он молча проделал вливание и ушел к своему столику.

Профессору Лорану стало немного лучше, но он был все еще очень бледен и еле шевелился. Альбер подложил ему под голову вторую подушку, отодвинул белые шторы, и воздух, свежий и чистый после утреннего сильного дождя, свободно входил в комнату.

– Обморок - это смерть в миниатюре, - тихо проговорил профессор Лоран.

– Наверное, поэтому так трудно снова приходить в сознание. Нестерпимо режет глаза даже слабый свет, и тело кажется таким тяжелым, словно на тебя могильную плиту навалили. Любопытно все же… - Он вдруг замолчал, прислушался, глаза у него стали тревожными. - Дюкло, мы совсем забыли о Поле и Пьере. Разве они еще не просыпались?

Поль и Пьер, обнявшись, лежали на кушетке. Глаза их были закрыты, но поза казалась слишком напряженной для спящих. Альбер осторожно тронул Поля за плечо, тот слегка вздрогнул, но не открыл глаза.

– Поль, что с тобой? - тихо спросил Альбер. - Ты плохо себя чувствуешь?

Поль высвободил руку из-под головы Пьера и сел. Лицо его было покрыто красными пятнами.

– Вы не смеете нас трогать, - своим скрипучим, странным голосом проговорил он. - Нас с Пьером. Мы не хотим, чтоб нас трогали. Он не хочет другое лицо. Оставьте нас в покое, мы ничего не хотим, только не трогайте нас. Мы хотим быть вместе, мы с Пьером!

У Альбера защемило сердце: вот ведь несчастное существо этот Поль! Он сказал, стараясь придать своему тону как можно больше убедительности:

– Напрасно ты так волнуешься, Поль. Никто не будет трогать ни тебя, ни Пьера, поверь мне. Профессор не хочет тебя переделывать. Да он и не может, он болен, он скоро уедет лечиться.

– Он не болен, - возразил Поль, - он переделывал Франсуа.

– Он очень устал, когда переделывал Франсуа, и заболел. Ты же знаешь, что он и раньше был болен. А теперь ему совсем плохо.

– Не надо было трогать Франсуа, - сказал Поль.

– Франсуа сам хотел, чтоб его переделали. Он очень рад. Он теперь будет говорить, и у него красивое, хорошее лицо. Завтра он будет совсем здоров.

– Пьер не хочет говорить, и ему не надо красивого лица, - упрямо повторил Поль. - Правда, Пьер, ты не хочешь, чтоб тебя трогали?

Пьер сидел на кушетке, растопырив темные неуклюжие руки, кивал головой и одобрительно мычал.

– Никто вас не собирается трогать, - сказал Альбер.

– А Мишель? - спросил Поль.

И Альбер удивился тому, какая ярость сверкнула в его мутноватых маленьких глазах.

– Мишель тоже не будет вас трогать. Да он и не умеет сам делать операции.

– Мишель все умеет, - недоверчиво проскрипел Поль. - Мишель меня не любит. Но я не дам себя переделывать и Пьера тоже не дам.

– Хорошо, хорошо, - уже нетерпеливо сказал Альбер. - Какой ты упрямый, Поль! И почему ты мне не веришь, разве я тебя когда-нибудь обманул?

– Я никому не верю, - сказал Поль, опустив голову. - Меня никто не любит, только один Пьер. Вот ему я верю, а больше никому…

– Как хочешь. - Альбер пожал плечами. - Только я никого никогда не обманывал, ты это запомни. Я не люблю врать.

Раймон вдруг проснулся среди ночи. С ним это случалось очень редко. Вся комната была перечерчена голубовато-белыми квадратами лунного света и черными тенями решеток и рам. Раймон лежал с открытыми глазами, стараясь понять, что же его разбудило. Вдруг он услышал шепот за ширмой профессора. Шепот доносился явственно: Раймон лежал неподалеку.

– Я не буду откладывать демонстрацию, не говори глупостей, Мишель! - говорил профессор Лоран.

– Если вы считаете, что у вас хватит сил на демонстрацию, то оперировать меня вы наверняка сможете, - настойчиво шептал Мишель. - Сидя. Я буду лежать на полу, на кушетке, где хотите. И ведь это проще, чем с Франсуа. Не надо менять голос, только лицо.

– Я не понимаю, что на тебя нашло. Ты же всегда был доволен своим лицом.

– Я ошибался. Теперь я понял.

– Ты позавидовал Франсуа?

Мишель молчал. Потом он с усилием сказал:

– Почему вы утверждали, что я вечен? Это ведь неправда?

– Нет, правда. Тебя можно подновлять если не вечно, то очень долго.

– А кто будет подновлять? Разве вы сами - вечны?

– Другой, кто меня заместит, - после паузы сказал профессор Лоран. - Потом тот, кто заместит его.

Опять наступило долгое молчание.

– Но лицо они мне не переделают.

– Почему же? Пластические операции в хирургии разработаны блестяще.

– Они не захотят… Они будут меня демонстрировать так, с этим лицом-маской. А разве я не человек? Я бы доказал им…

– Ты думаешь, что я скоро умру? - спокойно спросил профессор Лоран. - Скажи правду, мне нужно знать.

Раймон похолодел, услышав четкий шепот Мишеля:

– Да, это возможно. Слишком вы истощены. Или во всяком случае вы долго проболеете, будете лежать в клинике… А я…

– Понятно… - прошептал профессор Лоран. - Все-таки, Мишель, объясни: зачем тебе другое лицо?

– Я хочу быть самостоятельным. Если у меня будет нормальное лицо, я смогу ходить по улицам, говорить с людьми, и никто не догадается, что я не как все.

– Мишель, ты же не знаешь жизни. Она очень сложна и трудна. Дело не только в лице. Тебя будут принимать за сумасшедшего: ведь ты не знаешь самых простых вещей, которые знает даже маленький ребенок.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});