Красная площадь - Эдуард Тополь

Он посмотрел Бакланову в глаза, тот пожал плечами, не зная, куда Светлов клонит.

– Я тебе скажу. Потому что весь профессиональный уголовный мир знает, что мой убийца переживет меня ровно на 24 часа. Или меньше. Почему? Потому что у меня в загашнике есть несколько старых дел, которые считаются нераскрытыми. Преступники давно «завязали», работают, имеют вот таких Васек, как у тебя, и очень не хотят опять за решетку. Но это бывшие «паханы», их слово в уголовном мире – закон. И они хорошо знают, что если мне или моим близким упадет на голову кирпич, то их старые дела завтра будут на столе у прокурора. И каждый получит высшую меру – срок давности еще не вышел. Теперь ты понимаешь, куда я клоню?

– Но это должностное преступление, – сказал Бакланов. – Ты скрываешь преступников от закона…

– Николай, тебе ли говорить о должностных преступлениях? – усмехнулся Светлов и шевельнул своей раненой рукой: – Я эти должностные преступления искупаю своей кровью. Кроме того, они уже отсидели свое по другим делам и сейчас честно работают. Зачем их сажать еще раз? Так вот, я хочу тебе сказать: сегодня я расширил этот контракт. Если что-то случится со мной, с Шамраевым, с Пшеничным или еще с кем-нибудь из нашей бригады – неважно, кто бросит нам кирпич на голову, – ты, Краснов и Маленина проживете после этого ровно 24 часа, не больше. – И Светлов повернулся в сторону спальни, откуда были слышны голоса жены Бакланова и его сына. – А у тебя хороший, веселый мальчик…

За окном над станцией метро «Проспект Вернадского» горела большая красная неоновая буква «М» – точно такая же, как у станции метро «Маяковская». И шел крупный снег.

Часть 6

Жених из лагеря строгого режима

26 января, вторник, 9.00 утра

МИНИСТР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР генерал армии ЩЕЛОКОВ Н.А.

Срочно. Совершенно секретно. С нарочным.

ГЕНЕРАЛЬНОМУ ПРОКУРОРУ СССР товарищу Рекункову А.М.

Уважаемый Александр Михайлович!

В связи с проводимой нами операцией «Каскад» в воскресенье, 24 января, был арестован при попытке вымогательства бриллиантов у известной цирковой актрисы Бугровой солист Большого театра СССР Борис Буранский, который в течение последних шести лет являлся одним из посредников между лидерами подпольных экономических мафий и бывшим первым заместителем Председателя КГБ СССР генералом Мигуном. Установлено и подтверждается его собственными показаниями, что в период с 1976 по 1982 год лидеры «левой» экономики передали через него Мигуну ценностей на сумму около 4 миллионов рублей. Изобличенный в своей преступной деятельности, Б. Буранский показал, что 19 января с.г. на квартире № 9 в доме 36-А по ул. Качалова между ним и генералом Мигуном произошла ссора. Не зная, что массовые аресты лидеров подпольного предпринимательства производятся без ведома Мигуна Отделом разведки и ГУБХСС МВД СССР, Буранский обвинял в этих арестах Мигуна и грозил, что главари «левой» экономики не простят этого ни Мигуну, ни Буранскому. Во время ссоры генерал Мигун выхватил пистолет и выстрелил в Буранского, пытаясь, возможно, припугнуть последнего, – пуля, не задев Буранского, вылетела в окно. В целях самообороны, показывает Б. Буранский, ему пришлось вступить в борьбу с Мигуном, и в ходе этой борьбы Мигун собственным случайным выстрелом поразил себя в голову. Буранский утверждает, что смертоносный выстрел произведен рукой Мигуна в момент, когда Буранский заламывал ему руку назад, чтобы отнять пистолет. Вслед за этим, боясь расследования и разоблачения своей роли посредника между Мигуном и «левой» экономикой, Буранский инсценировал самоубийство Мигуна: усадил его в гостиной за стол в позе самоубийцы, подделал предсмертную записку и, пользуясь тем, что из-за свадебного шума и музыки в соседней квартире никто, включая телохранителя Мигуна, не слышал звука выстрела, незамеченным покинул квартиру и унес с собой залитый кровью ковер из прихожей, где произошло убийство. С этим ковром он поднялся на 12-й этаж того же дома, в квартиру своей приятельницы актрисы Снежко, которая в это время и по настоящий момент находится в киноэкспедиции. Буранский показывает, что он пробыл в этой квартире до 23.30 ночи, и в ту же ночь сбросил изобличающий его ковер в прорубь на Москва-реке в районе Карамышевской набережной…

Читая под взглядами Каракоза и Рекункова этот документ, я не сдержал в этом месте саркастической улыбки – похоже, я действительно догнал Бакланова в следственном опыте: мы с ним выстроили удивительно похожие легенды. Даже ограбление Бугровой теперь выглядит просто «вымогательством»…

– Что ты улыбаешься? – удивленно спросил Каракоз и перевел взгляд с меня на Генерального, который хмуро и неподвижно, как серый сук, торчал над письменным столом своего кабинета.

Не отрывая глаз от письма, я сунул руку в карман кителя, достал свой следственный блокнот, открыл его на последней странице и молча протянул Каракозу.

– Что это? – спросил он.

– Прочти, – усмехнулся я. – У меня разборчивый почерк.

В блокноте, куда я в свободную минуту набрасываю план действий, было записано еще вчера вечером:

«В течение одного-двух дней Буранский или Сандро Катаури берут на себя убийство Мигуна. Их версия: ссора с Мигуном, первый выстрел Мигуна – в окно, второй во время драки – случайный, смертельный. Затем – инсценировка самоубийства, с ковром – в квартиру Снежко. В соседней квартире – свадьба, шум, выстрелы бутылок шампанского, поэтому на выстрелы в квартире Мигуна никто не обратил внимания. Ночью ковер или сжигают за городом или сбрасывают в Москва-реку. Наши действия – не ввязываться, подлинного местонахождения в это время, то есть алиби Буранского и Катаури не устанавливать, а искать подлинных убийц».

Каракоз прочел эту запись и молча положил ее на стол перед Генеральным. А я тем временем читал дальше письмо министра МВД Щелокова. То, что я прочел, вызвало у меня восхищение. Нет, подумал я, мне еще далеко до этих ребят из Отдела разведки и до Коли Бакланова!

«…Однако версия случайного убийства Мигуна, изложенная Борисом Буранским, вызывает определенные сомнения. Дело в том, что в ходе негласной слежки за Борисом Буранским, произведенной в декабре – январе в ходе операции „Каскад“, выявлены его многочисленные контакты с иностранными корреспондентами, сотрудниками американского, западногерманского и итальянского посольств, а также иностранными туристами. Так, только в этом январе зафиксированы встречи Б. Буранского с корреспондентом американского телевидения Джоном Кантером в валютном баре ресторана „Националь“, сотрудником итальянского посольства Уно Скалтини в загородном ресторане „Архангельское“ и с группой западногерманских туристов в буфете Большого театра. В своих показаниях Буранский оправдывает эти встречи своим артистическим образом жизни и стремлением поехать на вокальную практику в миланскую оперу „Ла Скала“. Однако, по сообщению 8-го Управления КГБ СССР, корреспондент американского телевидения Джон Кантер является агентом ЦРУ, сотрудник итальянского посольства Уно Скалтини женат на дочери американского морского генерала Тэда Фолна, а в группе западногерманских туристов, встречавшихся с Буранским в буфете Большого театра, было двое сотрудников западногерманской разведки. Таким образом, возникает реальное опасение, что Борис Буранский является платным агентом одной из западных разведок, для которых огромный интерес представляли его близкое знакомство с дочерью тов. Л.И. Брежнева, дружба с С. Мигуном и другими руководителями Советского государства. Возникает опасение, что истинной причиной убийства Мигуна является то, что он стал подозревать Буранского в связях с западными разведками. В пользу этой версии говорит и тот факт, что буквально на следующий день после ареста Буранского среди иностранных корреспондентов в Москве начали циркулировать слухи о самоубийстве генерала Мигуна, его связях с арестованными лидерами „левой“ экономики, близких отношениях арестованного Буранского с дочерью тов. Л.И. Брежнева Галиной Леонидовной и вызовах Галины Леонидовны на допросы в Прокуратуру СССР. Не исключено, что эти слухи распространяются для того, чтобы скрыть связь Буранского с одной из западных разведок.

Поскольку разоблачение деятельности иностранных разведок не входит в компетенцию Министерства внутренних дел СССР и вверенной Вам Прокуратуры СССР, считаю необходимым передать материалы предварительного следствия по делу Б. Буранского не Вашему следователю по особо важным делам т. И. Шамраеву, который ведет расследование обстоятельств смерти генерала Мигуна, а в КГБ СССР. Считаю, что и материалы предварительного следствия по делу Мигуна, имеющиеся у следователя т. Шамраева, должны быть незамедлительно переданы в КГБ для скорейшего выполнения указания тов. Л.И. Брежнева по раскрытию истинных причин гибели генерала Мигуна.