Профессия - смертник - Мария Симонова

Об этом надо было спросить у Грумпеля. Степан, вытерев рукавом слезы, уже было повернулся к нему, как вдруг ему показалось... Но этого не могло быть, просто не могло - наверное, влага еще застила глаза, вот и почудилось, что грудь Склайса поднялась и опустилась в легком вздохе.

На всякий случай Степан еще раз протер глаза и тут уже совершенно ясно увидел, что старик дышит - ровно и спокойно. По тому, как подался вперед Грумпель, он понял, что если это и мерещится, то не одному ему.

- Да он, кажется, жив! - раздался над ухом удивленный голос Мрумора.

В это мгновение Склайс открыл глаза.

- Я... ранен? - спросил он, приподнимая голову, вытер кровь с подбородка и с недоумением посмотрел на свои пальцы.

- В больницу его, скорее! - взволнованно распорядился Степан, не отдавая себе отчета, что пытается удержать старика в лежачем положении.

- Погодите, я чего-то не... того... - промолвил Склайс, порываясь сесть.

Вдруг до Степана дошло, что слишком уж он активен для тяжелораненого. Явившаяся вслед за тем невероятная мысль заставила его отпустить Склайса. Тот наконец сел, обвел присутствующих сияющим взглядом и почесал двумя руками пробитую пулями грудь.

- Чешется, - пожаловался он с шальной улыбкой - такая, наверное, бывает у человека, только что упавшего с небоскреба и обнаружившего, что абсолютно невредим. Потом Склайс принялся себя ощупывать, уделяя особо пристальное внимание украсившим балахон дыркам и расплывшимся вокруг них алым пятнам. Пошуровав руками в складках, он неожиданно извлек из них мокрую пулю, затем вторую...

- Ты, это... как себя чувствуешь? Может, водички?.. - нерешительно спросил Грумпель, в то время как остальные, не исключая и вредную даму, взирали на воскресшего в немом оцепенении, а у драконицы слегка открылась пасть.

- Как свежий фрюп! - ответствовал Склайс. В доказательство он обнажил впалую грудь, где наряду со следами еще не засохшей крови виднелись три небольших розовых шрама, прямо на глазах белеющих.

Лишним будет говорить, что Степан оцепенел вместе со всеми, но это только с виду. В голове его складывались и распадались одно за другим безумные предположения: что пули попали в Склайса уже на излете (с какого же расстояния в него должны были стрелять?); что они каким-то образом срикошетировали, например от автомата, и лишь слегка задели Склайса (а потом запутались в его балахоне?); что у Склайса был бронежилет, который он потом незаметно снял (зачем?); и наконец, что Склайс - местный бессмертный, вроде нашего Дункана Маклауда, о чем он до сих пор сам не догадывался (общеизвестно, что бессмертные не подозревают о своем даре до первого воскрешения). По сравнению с другими это предположение не имело изъянов по причине своей изначальной бредовости. С тем же и даже большим успехом Степан мог бы использовать собственный бред, уходящий корнями в сказки народов мира - о том, что Склайса воскресили упавшие на него слезы. Из той же оперы был, пожалуй, еще поцелуй, тоже подразумевающий передачу мертвому лицу некоей физиологической жидкости - видимо, с оживляющим эффектом.

"Постой-постой!.. Только в сказках, говоришь?"

Препарат, проглоченный им у Верлрока, входил теперь в состав его тела. Значит, какая-то доля могла содержаться и в слезах. А с ними попасть в кровь Склайса.

И реанимировать его!

Эта версия имела один очень большой плюс - ее ничего не стоило проверить.

- Нет, ну надо же, а?!. Просто невероятно! Я же сам видел!.. - басил в это время едва оправившийся от первого потрясения Грумпель, тряся и ощупывая восставшего из мертвых. - Живой!.. - восхищался и не верил он своим до сих пор сухим, а теперь вдруг увлажнившимся глазам. - Как же ты это?.. А?

Склайс в ответ только растерянно улыбался, пожимая плечами, - он знал о своем чудесном воскрешении немногим больше приятеля, и то немногое состояло из его ощущений во время смерти (если таковые имели место). Зато другие уже сделали для себя какие-то определенные выводы: все они - и Арл с Черствой Бяксой, и псифы глядели теперь не на спасенного, а на Степана, и на всех лицах, не исключая и нечеловеческих физиономий псифов, и драконьего "лица", вообще-то отличавшегося редкостным бесстрастием, читался плохо скрываемый благоговейный ужас.

- Я хочу проверить одну идею, - объявил он, стараясь не выглядеть слишком смущенным. Потом попросил у Грумпеля нож, чем привел всю компанию в состояние озадаченной настороженности: кто его знает, что за идеи могут возникнуть у человека, способного воскрешать людей из мертвых, и на ком он эти свои задумки вздумает проверить. Но Степана их опасения не смутили.

- Не бойтесь. И потерпите немного, - попросил он Склайса. - Это действительно очень важно, в первую очередь для вас.

Если он был прав, то Склайс, заимев в крови тот же "вирус", должен был стать неуязвимым.

- Ты, главное дело, не волнуйся, - засуетился Грумпель, нервничавший куда больше испытуемого, тем не менее доверявший Степану. - Потерпи, чего уж там, а потом мы с тобой за это дело жахнем.

- Чего мне теперь бояться, после такого! - беззаботно засмеялся Склайс, пропуская палец в одну из дырок на балахоне.

К счастью, для проверки вовсе не требовалось вновь его убивать. Достаточно было попытки нанести какое-либо повреждение. А поскольку Степан и сам являлся охраняемой персоной, он мог не опасаться вывихов, параличей или внезапных инфарктов: скорее всего у него просто сломается нож, как вышел когда-то из строя, например, дезинтегратор у Верлрока.

Он взял просветленного Склайса за руку - в другую Грумпель уже сунул ему для поднятия духа флягу. Выбрав наименее болезненную область, Степан сделал небольшой разрез на внешней стороне предплечья.

И... ничего. То есть - ничего из ряда вон выходящего: рана была нанесена, и быстрая струйка крови проложила извилистый путь к запястью, а грумпелевский нож щеголял свеженьким следом злодеяния на лезвии. Они еще некоторое время выжидательно глядели на разрез - в отличие от предыдущих ранений он и не думал затягиваться.

- Не получилось, - сказал Степан, улыбнувшись, - улыбка получилась немного виноватой. Он в самом деле надеялся, что нашел способ делиться своей силой. Но это оказалось не так.

Не так просто. Что-то все-таки было, в этих слезах. Как и в сказках о принцах и королевнах, пробуждающихся от смертного сна. Некое общее зерно, далекое от романтической мистики: со слезами передавалось не постоянное свойство, а лишь какая-то его составляющая, работающая одномоментно - вроде лекарства одноразового действия: мертвец оживает и тут же опять становится уязвим. Но и это было уже кое-что.

- Так мы собираемся все-таки куда-нибудь отсюда двигаться? - с делано бодрой раздраженностью спросила Бякса.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});