Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец нашелся кто-то, скорее всего из дворян, когда-то обиженных Гагариным (князь был скор на расправу, и неоднократно возникали скандалы с его участием, когда он не стеснялся рукоприкладствовать и с собратьями по сословию, в частности, избил двоих офицеров), и донес об этом деле в Петербург. В усадьбу приехал из столицы чиновник по особым поручениям Федотов, и расследование началось заново. Как и опасались местные власти вместе с Гагариным, Федотов довольно быстро установил действительные обстоятельства убийства. Единственной заминкой для окончательного обвинения оставалось двойное медицинское заключение об отравлении. Был проведен третий осмотр, в результате которого врач Тиханович определил причиной смерти сильное сотрясение мозга от ушиба головы. Но княжеская сторона не сдавалась и привлекла к осмотру нового влиятельного эксперта, на выводы которого имела основания надеяться. Ожидания Гагарина не были обмануты, новый эксперт подтвердил первоначальную версию об отравлении. Дело должно было закончиться благоприятно для убийцы, но Федотов, благодаря своим полномочиям, сумел передать все результаты экспертиз на рассмотрение в высшую инстанцию — медицинский совет Министерства внутренних дел. Но и здесь мнения специалистов поначалу оказались неопределенными. Совет, обратив внимание на целый ряд упущений врачей при осмотрах тела и, в частности, на то, что все заявления об отравлении были абсолютно голословны и не подтверждены необходимыми химическими исследованиями, счел «невозможным заключить с достоверностью о роде и причине смерти Андреева». И все же, признав показания свидетелей о том, что Андреева практически без одежды водили на морозе с цепью на шее, а также наличие «боевых знаков», доказывающих факт жестокого избиения, и, кроме того, некоторые анатомические изменения, найденные при осмотре внутренних органов, явно бывшие следствием нанесенных травм, медицинский совет пришел к выводу, что именно побои и были причиной смерти.
Доказательства были собраны, и должен был состояться суд над убийцей. Но незадолго до окончания следствия и к облегчению самих следователей и судей, князь Гагарин умер. За смертью обвиняемого дело было немедленно закрыто, но без карательных мер не обошлось. Слуги Гагарина, соучастники в расправе над Андреевым, были выпороты, крестьянам, дававшим неверные показания под нажимом помещика и самих властей, сделали строгое внушение о необходимости впредь «показывать истину».
Оставалось еще изучить роль и поведение местных чиновников, которые прямо искажали факты в пользу убийцы и затягивали расследование. Исправника Маслова, уездного стряпчего Яковлева и штаб-лекаря Шрейбера приговорили за их поступки, которые «ясно обнаруживают, что чиновники сии, имея каковые-либо пристрастные виды, наклонны были содействовать к закрытию настоящей причины смерти Андреева… за таковые учиненные ими преступления лишить каждого из них одного чина… и впредь ни к каким делам не употреблять».
Однако губернатор Балашов, представляя этот приговор на утверждение в Сенат, счел необходимым заметить, что «действия преданных суждению чиновников относятся более к оплошности их», и полагает и без того продолжительное пребывание под следствием достаточным наказанием, и потому считает справедливым от дальнейших взысканий их освободить, чтобы господа эти «впредь верностию службы старались загладить вины свои, приобрести доброе о себе мнение и обратить на себя внимание правительства». Сенат, выслушав мнение губернатора, согласился с ним и утвердил его своим постановлением.
Пособники убийцы остались безнаказанными так же, как в большинстве случаев уходили от ответственности сами убийцы. Противоречивое законодательство и неопределенная позиция правительства создавали благоприятные условия для произвола. В.О. Ключевский, рассматривая подобные случаи, недоуменно восклицал: «Каким образом могли забыть закон XVII века?.. Помещик по Уложению, от истязаний которого умрет крестьянин, сам подвергался смертной казни…» В самом деле, в главе 21-й Соборного Уложения сказано: «А убьет сын боярский чьего крестьянина… с умышления и сыщется про то допряма, что с умышления убит, и такова убийцу казнить смертию».
В судебной практике Российской империи это было уже совершенно немыслимо. Типичной была ситуация, описанная А. Кошелевым: «Жил у нас в уезде один старик, весьма богатый, бывший в течение, кажется, 18 лет уездным предводителем дворянства и прославившийся своим самоуправством и своим дурным обращением с крестьянами и дворовыми людьми… Он засекал до смерти людей, зарывал их у себя в саду и подавал объявления о том, что такой-то от него бежал. Полиция, суд и уездный стряпчий у него в кабинете поканчивали все его дела».
В XIX веке основным наказанием, которому подвергались жестокие помещики в том случае, если дело доходило до рассмотрения Сената, было, кроме устного внушения о необходимости человеколюбия, взятие имения в опеку. В этом случае владелец, сохраняя право на получение дохода, отстранялся только от непосредственного управления усадьбой и крестьянами, а вместо него назначался опекунский совет. Не говоря о том, что, благодаря сочувственному отношению опекунов, помещик часто не только продолжал жить в своей усадьбе, но и распоряжался хозяйством и даже подвергал крестьян «взысканиям», императорское правительство часто после непродолжительного времени опеки милостиво возвращало имение в полную собственность владельца, предоставляя ему все прежние права.
Некоторые исследователи истории крепостного права недоумевали от того, как хотя бы соображения собственной выгоды не останавливали помещиков от жестоких расправ, в результате которых их «имущество» — крепостные крестьяне — получали увечья или гибли? Но также можно было задаваться вопросом о том, разве не жаль им было тратить значительные средства на предметы роскоши или развлечения, если вместо этого они могли с успехом пустить их в дело и получить прибыль? Многие дворяне, чье нравственное чувство было испорчено извращенными социальными отношениями, относились к своей власти над чужими телами и жизнями как к дорогому удовольствию, за которое готовы были не скупясь платить и даже временами рисковать. Примечательно признание пьяного князя Гагарина над телом Андреева, что убийство его отца обошлось помещику в 5000 рублей, а в этот раз ему не жалко и всего состояния.
Жестокие наказания и пытки становились для многих душевладельцев настоящей психологической потребностью, а чувство безнаказанности приводило порой к жутким эксцессам. Например, по сообщению полицейского чиновника, одна помещица Минской губернии «в припадке ярости допускала разные неистовства, как-то: кусала своих людей, душила их руками, накладывала на шею железные цепи, поливала за шею кипяток, принуждала есть дохлые пиявицы, жгла тело раскаленным железом… сверх того одна из дворовых девушек, быв подвергаема ежедневно наказанию розгами от 50 до 200 ударов, лишилась наконец жизни и тело сей несчастной сокрыто было господами в леднике, где при помощи кучера они разрубили оное топором на три части, потом ночью варили тело в котле в продолжение трех часов для того, чтобы отдать на съедение собакам и свиньям; и наконец, чтобы оставшиеся кости не могли послужить к изобличению преступления, отнесли куски тела в лес, сожгли оные на дровяном костре».
Все описанное может навести на мысль, что перед нами действия ненормальных, душевнобольных людей. Отчасти это и так, пожалуй, но вот что писал о подобных случаях В.И. Семевский: «Любопытно только, что и само помешательство принимает оригинальные формы, смотря по тому или другому строю общества, в данном случае основанном на рабстве. История крепостного права представляет весьма важные данные для создания науки общественной патологии».
Извращенные социальные отношения отравляли государственную жизнь, больное общество портило людей здоровых и окончательно губило уже зараженных. Больных оказывалось слишком много, и самым страшным было то, что именно их образ поведения становился нормой. Сельский священник описывает поступки другой «обыкновенной» помещицы: «На каждом шагу, каждую минуту она шипела, щипала и рвала дворовых баб и девок. Иногда она разозлится, шлепнется на стул, протянет ногу и кричит: "разувай, дай башмак, становись на колена, заложи руки назад!" — и начнет башмаком хлестать по лицу! Вид крови приводил ее в совершенное бешенство: как только увидит, что из носу, изо рта или ушей полила кровь, — она вскочит и, уже без памяти, рвет щеки и губы, и волосы; повалит и, как зверь, начнет и мять и рвать все, что под ней: щиплет, хлещет, рвет, — сама растреплется, раскосматится, в возне изорвет все и на себе, у рта пена, слюни брызжут, — полнейшее бешенство. Оторвется уже только тогда, когда сама выбьется совсем из сил и упадет на стул совсем обессилевши».
- Динозавры России. Прошлое, настоящее, будущее - Антон Евгеньевич Нелихов - Биология / История / Прочая научная литература
- Дело генетиков - Сигизмунд Миронин - Прочая научная литература
- Хозяйственное право: Шпаргалка - Коллектив авторов - Прочая научная литература
- Краткая история почти всего на свете - Билл Брайсон - Прочая научная литература
- Мудрость веков в языке бизнеса. Паремии в англоязычном научно-популярном деловом дискурсе. Когнитивно-дискурсивный аспект - Татьяна Ширяева - Прочая научная литература
- Прожорливое Средневековье. Ужины для королей и закуски для прислуги - Екатерина Александровна Мишаненкова - История / Культурология / Прочая научная литература
- Семейное право: Шпаргалка - Коллектив авторов - Прочая научная литература
- Как запомнить все! Секреты чемпиона мира по мнемотехнике - Борис Конрад - Прочая научная литература
- Мир православный (национальная идея многовекового развития России) - Павел Кравченко - Прочая научная литература
- Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России - Андрей Аксёнов - История / Культурология / Прочая научная литература