Завтра были письма - Елена Николаевна Ронина

хватало, чтобы еще мать советы свои и мнения навязывала. Меня в свое время родители своей опекой душили, и я дала себе слово, что никогда не буду давить на своих детей. Так сложилось, что ты у меня одна и замужем я никогда не была. Не думаю, что я пример для подражания. Значит, мое решение было правильным. Ты должна сама искать в этой жизни свою дорогу.

– Тебе никогда не нравился Петр. – Рита сказала это с вызовом.

– Какая разница? Разве я тебе об этом говорила? Или Петру, или еще кому-нибудь? Он нравился тебе, это главное.

– Мама, а тебе могло прийти в голову, что мне очень нужны были твои советы? – Неожиданно голос у Риты зазвенел. – Были в моей жизни моменты, когда мне просто необходимо было выговориться, спросить, опереться на твое мнение. А я шла к подружке, которая несла невесть что.

– Не обманывайся, мое мнение ничего не изменило бы. – Мать старалась сидеть неестественно прямо, высоко подняв подбородок. Вот такая она всегда, и другой ее Рита не знала.

– А зачем тогда вообще родственники нужны? Мам, ты что?

Почему-то именно эти слова, а может, тихий Ритин голос так повлиял на мать. Она вдруг как-то вся сникла, вмиг постарела, сжатые в ниточку губы превратились в некрасиво ввалившийся рот.

– Прости, дочь, вот такая я! – Она беспомощно развела руками. – Старая я уже, может, и неправильно что сделала. Такой уж я человек. А сейчас-то чего будешь делать?

– А сейчас буду доказывать Петру, что ему все показалось!

Рита уже успокоилась. Ей был очень важен этот разговор с мамой. Она впервые увидела маму в совершенно новом свете. Оказывается, никакое это не безразличие. Продуманная жизненная позиция. Может, и матери было непросто и хотелось вмешаться, помешать. Думала про дочь. Боялась обидеть. И сама себя погрузила в такое вот вынужденное одиночество. Да нет, мать, конечно, немного играла. Она любила свое одиночество. Но то, что она сейчас сказала, это важно. Очень важно.

– Сможешь доказать, что показалось?

– А другого выхода у нас нет.

– Рассчитывай на меня. Помогу, чем смогу.

Рита чмокнула маму в щеку и быстро закрыла за собой дверь.

Глава

38

В техникум бежала на полусогнутых ногах – все тело болело. Рита вдруг реально ощутила каждой клеточкой: жизнь изменилась. Есть опасность сейчас все потерять. Боль в руках и ногах была совершенно реальной, как будто все ткани пронзали маленькие и острые иголочки. Как работать, как смотреть в глаза коллегам, как вести уроки? Ее ученики не виноваты, занятия должны состояться. Она ненавидела Павла и опасалась разговора с мужем. И еще она его боялась. Петю, ласкового и мягкого, вечно смеющегося и вечного пофигиста. Вчера вечером перед ней сидел и не хотел есть винегрет жесткий чужой мужчина с холодным оценивающим взглядом.

Рита вела занятия, улыбалась ребятам, хвалила за правильные решения, но из головы не шел тот взгляд. А ведь он может и не простить. Может встать, развернуться и уйти. Навсегда.

Рита на какое-то мгновение опустилась на стул и положила голову на руки.

– Маргарита Ивановна, вам плохо?

– Ой, ребята, что-то голова закружилась. Ничего страшного. У нас в классе как-то жарко.

– Да нет, – ученики переглянулись, – наоборот, дует. На улице сегодня ветрище.

* * *

Петр встречал ее у ворот техникума. Рита с трудом открыла тяжелую деревянную дверь. Ребята правы, ну и ветер. Она попыталась удержать створку, чтобы не прихлопнуть напирающих сзади учеников. Мужа увидела издалека. Он стоял, прислонившись к воротам; несмотря на пронизывающий ветер, без шапки. Вот он – взгляд со стороны. Петр и Павел. Павел ей сразу показался чужим, вся история разом превратилась в фарс, нужно было только увидеть его свежим взглядом и в привычном интерьере. А вот муж: красивый, свой, хорошо сложен, и, боже, ну почему без шапки, простудиться же может. А Рита потом расхлебывай!

Тут она осеклась. Теперь впереди полная неизвестность.

Муж начал без предисловий:

– Нам нужно поговорить. – Немного помолчал, глядя в сторону. – Лучше, чтобы дети этого не слышали.

Рита была настроена на бой, но при взгляде на мужа что-то у нее внутри сломалось. Уже многое было сказано с утра маме, и она поняла, что не будет врать. И обороняться тоже не будет. Как и нападать. За что нападать на Петю? В чем он виноват? В том, что не знает, кто такой Заболоцкий и что про Анну Шерер Толстой неправильно написал? И уж если говорить о Толстом, то он писал: «Мне очень не нравятся высокомерные люди, которые ставят себя выше других. Так и хочется дать им рубль и сказать: узнаешь себе цену – вернешь сдачу…»

Она живет со своим мужем вот уже семнадцать лет, и неплохо живет. Скажем так, легко живет. Не всегда, может, так, как хотелось бы, не всегда эта жизнь приносит только положительные эмоции. Но Петр ей понятен, с ним она может быть собой, а вот с Павлом так не получится никогда! Это очень интересная жизнь, но не ее, Ритина. Это чужая жизнь.

Рита глядела на Петю, на его холодный взгляд, практически ненавидящий. Она не будет врать, она скажет прямо и честно. И она знала, практически была уверена: муж поймет. Она не допустит того, чтобы не понял. Это не какие-то пустые слова. Это их жизнь.

Рита подошла к мужу вплотную и взяла его за руку.

– Да, я тоже думаю, что нам нужно поговорить. Только сначала послушай меня. Я тебя люблю. Очень. В моей жизни за последнее время произошло много разных событий. Если ты захочешь, я тебе когда-нибудь все расскажу; хотя поверь мне, это совершенно неважно. Важно другое. У меня есть ты, а у тебя есть я. Я сама никогда не предполагала, насколько сильно я к тебе привязана. Тут даже не в том дело, что ты отец моих детей, хотя, конечно, это важно. Только рядом с тобой я счастлива, могу свободно жить, только рядом с тобой я дома. Мне никто не нужен, кроме тебя, и если я принесла тебе какую-то боль, прости меня.

Петр молчал. Он не смотрел на Риту, но то, как он сжимал ее руку, говорило о том, что все позади и все наладится.

А потом они долго гуляли по холодным и таким родным улочкам. Окончательно замерзнув, зашли погреться в маленькое кафе. И говорили, говорили, и вспоминали, и оба плакали, и извинялись. Да, виноваты оба. Забыли о том, что они