100 Великих Книг - Юрий Абрамов

Поэтому Данте с не меньшей (если — не большей) страстностью, чем воображаемая любовь Беатриче, отдался чувству справедливой ненависти к тем, кто вверг его страну, его город, его самого в нескончаемую череду бед и несчастий. По подсчетам дотошных комментаторов, в «Аде» из 79 конкретных исторических лиц — 32 флорентийца. Соединенная с любовью ненависть образовала взрывную смесь непредсказуемой силы, вооружив поэта невероятной творческой, которую он незамедлительно материализовал в чеканных терцинах своего «Ада». [Терцина — трехстрочная строфа: в ней две рифмы, третья — посередине, которая определяет две рифмы следующей строфы.] Потому-то, видимо, именно 1-я часть «Божественной комедии» оказалась наиболее впечатляющей, оставляющей неизгладимое впечатление на читателе любой эпохи.

Пересказывать Дантов «Ад» (как, впрочем, и остальные две части «Божественной комедии») можно до бесконечности. Не существует никаких ограничений и на комментарии: думается, нет такой строчки, которая не была бы многократно прокомментирована. Каждая глава, каждая терцина, каждый образ величайшей книги человечества наполнены бездонного смысла и утонченной, символики. Вот знаменитое вступление к поэме, где Данте в закодированной форме говорит о предшествующей жизни:

Земную жизнь пройдя до половины,Я очутился в сумрачном лесу,Утратив правый путь среди долины«…» Не помню сам, как я вошел туда,Настолько сон меня опутал ложью,Когда я сбился с верного следа.

(Перевод — здесь и далее — Михаила Лозинского)

Символ «сумрачного леса» многозначен: он — и горькая жизнь самого поэта, и раздираемая раздорами жизнь его родины, и жизнь вообще, — как дар и наказание Бога, — наполненная всеобщим безумием и вместе с тем — Верой, Надеждой, Любовью. Из чащи навстречу заблудшему Данте выходят три зверя, опять-таки несущих многозначную смысловую нагрузку: рысь — ложь, предательство и сладострастие, лев — гордость, насилие и тирания, волчица — жадность, стяжательство и себялюбие. Все три олицетворяют злые силы, стоящие на пути человеческого рода и препятствующие его самосовершенствованию (в образе волчицы выступает еще и римско-католическая церковь — одна из виновниц и нескончаемых бед Италии, и несчастий самого поэта).

Когда надежды выбраться из непроходимого леса окончательно утрачены, появляется светлый образ — величайший античный поэт Вергилий, олицетворяющий могущество и мудрость древней империи. Он указывает Данте путь к спасению: Бессмертная Возлюбленная — Беатриче, которая ждет его в раю, она-то и выведет поэта на лучезарную дорогу света. Но чтобы добраться туда, необходимо пройти многотрудное испытание, преодолев жестокие круги ада и крутые ступени чистилища. Проводником вызывается стать сам Вергилий, он берется довести воспрянувшего духом Данте до того рубежа, который язычникам переходить запрещено.

Через зловещие врата ада, на которых начертано: «Оставь надежду всяк сюда входящий», поэты начинают свое нисхождение в преисподнею. Впереди — девять кругов, а на некоторых еще — пояса или рвы. Здесь страдают осужденные на вечные муки души грешников. Весь перечень удручающих человеческих пороков (и для каждого уготована самая изощренная пытка) нескончаемой чередой проходят перед глазами двух путников. Носителями отвратительных человеческих качеств в каждом отдельном случае выступают конкретные люди, как правило, современники или соотечественники Данте (но не только они). Многие эпизоды вошли в золотой фонд мировой культуры.

Достаточно назвать историю Франчески да Римини и ее возлюбленного Паоло (он был родным братом ее законного мужа). Ревнивый муж застал любовников, склоненных над книгой во время поцелуя, и безжалостно зарезал обоих. Потому-то их души, которые за прелюбодеяние попали в ад, в круг сладострастников, остаются навеки неразлучными и слитыми в поцелуе. О своей трепетной любви и ужасной смерти Франческа поведала сама (ее рассказ — одна из вершин лирической поэзии):

Я родилась над теми берегами,Где волны, как усталого гонца,Встречаются с попутными реками.Любовь сжигает нежные сердца,И он пленился телом несравненным,Погубленным так страшно в час конца.Любовь любить велящая любимым,Меня к нему так властно привлекла,Что этот плен ты видишь нерушимым.Любовь вдвоем на гибель нас вела…

История любви Паоло и Франчески оказала неотразимое влияние на мировую духовную культуру и по своему воздействию сравнима разве что с историей любви Ромео и Джульетты. В разные времена на эту тему были созданы десятки полотен, П. И. Чайковским написана замечательная симфоническая поэма «Франческа да Римини», а С. В. Рахманиновым — одноименная опера. Действительно, то, как это изобразил Данте, способно заставить биться даже каменное сердце. Ибо более остальных история трагической любви поразила самого автора:

Дух говорил, томимый страшным гнетом,Другой рыдал, и мука их сердецМое чело покрыла смертным потом;И я упал, как падает мертвец.

Путь через ад и чистилище в рай символизирует очищение главного героя и искупление всего человечества. В раю прошедшего все испытания ожидает вечное блаженство.

Титан эпохи, поименованной впоследствии Возрождением, Данте, как и все энциклопедисты того времени, — не только великий поэт, но и великий мыслитель. Даже в «Божественной комедии» он сумел отобразить все известные и наиболее значительные философские и богословские учения — от Аристотеля до Фомы Аквинского. Ему принадлежит самое вдохновенное поэтическое прославление Птоломеевой системы мира, данное в «Рае». Здесь же содержатся гениальные догадки чисто научного порядка. Считается, что Данте был первым, кто на интуитивном уровне поставил вопрос об неевклидовых геометриях. Если попытаться переложить структуру Дантового Мироздания на язык математики, то результат как раз и получится неевклидовым. Великий флорентиец был также первым, кто описал космический полет со световой скоростью, когда он воспаряет вместе с Беатриче ввысь на солнечных лучах:

Я видел — солнцем загорались далиТак мощно, что не ливень, не потокТаких озер вовек не расстилали.Звук был так нов, и свет был так широк,Что я горел постигнуть их начало;Столь острый пыл вовек меня не жег.

Совокупное мировоззрение человечества было бы намного беднее, если бы семь веков назад в мир не явился Данте и не одарил бы его своим величайшим творением.

54. ПЕТРАРКА

«КАНЦОНЬЕРЕ»

Его имя стало почти синонимом Поэзии. А имя той, которую он воспел более чем в 350 стихах (среди них 317 сонетов) «на жизнь и смерть Мадонны Лауры», сделалось олицетворением возвышенной и всепоглощающей Любви. Хотя достоверно известно всего лишь об одной их встрече и то издали. Это случилось во время утренней мессы в Страстную пятницу 6 апреля 1327 года в Авиньоне, где Петрарка оказался вместе с родителями после бегства из Италии. 23-летний поэт был погружен в молитву, когда вдруг поймал на себе взгляд проходившей мимо белокурой красавицы. Два взора слились в один, и с этого момента начался новый виток в развитии мировой культуры.

Среди реликвий поэта, доживших до наших дней, есть семейный, доставшийся ему по наследству кодекс (рукописная книга с пергаментными листами, содержащая сочинения Вергилия, комментарии к ним и разного рода записи). На обороте первой страницы, собственноручно приклеенной Петраркой к обложке, имеется сокровенный автограф поэта — один из беспримерных документов человеческой души, где певец Лауры (видимо, на склоне дней) описал историю своей любви. Вот этот краткий, но бездонный по глубине продуманного, документ:

Лаура, известная своими добродетелями и долго прославляемая моими песнями, впервые предстала моим глазам на заре моей юности, в лето Господне 1327, утром 6 апреля, в соборе святой Клары, в Авиньоне. И в том же городе, также в апреле и также шестого дня того же месяца, в те же утренние часы в году 1348 покинул мир этот луч света, когда я случайно был в Вероне, увы! о судьбе своей не ведая. Горестная весть через письмо моего Людовико настигла меня в Парме того же года утром 19 мая. Это непорочное и прекрасное тело было погребено в монастыре францисканцев в тот же день вечером. Душа ее, как о Сципионе Африканском говорит Сенека, возвратилась, в чем я уверен, на небо, откуда она и пришла. В память о скорбном событии, с каким-то горьким предчувствием, что не должно быть уже ничего, радующего меня в этой жизни, и что, после того как порваны эти крепчайшие сети, пора бежать из Вавилона, пишу об этом именно в том месте, которое часто стоит у меня перед глазами. И когда я взгляну на эти слова и вспомню быстро мчащиеся годы, мне будет легче, с Божьей помощью, смелой и мужественной думою, покончить с тщетными заботами минувшего, с призрачными надеждами и с их неожиданным исходом.