Лаврушка - Тата Кит

сам сел рядом с мамой.

Андрей и Тим сразу были назначены на разлив алкоголя по бокалам. Зазвенела посуда, зазвучали тихие переговоры о том, кому-чего передать и повисло молчание, во время которого никто не рисковал начинать говорить первым. Все всё ещё боялись строго папиного взгляда. Но, судя по тому, что мама счастливо сияла, глядя на нас всех, о том, что между мной и Светой произошел конфликт, знали все, кроме неё. Но даже недовольства одного папы хватало для того, чтобы чувство вины монотонно долбило по темечку.

– Кто скажет тост? – вопросила мама. – Есть смелые? Мальчики?

– Я скажу, – вызвался папа и медленно встал, удерживая в одной руке бокал. Задумчиво посмотрел в поверхность стола, затем поочередно оглядел нас. Внутри снова что-то сжалось. На секундочку. – Я буду говорить долго, так что можете пока поставить бокалы.

Никто не шелохнулся, продолжая, не мигая, смотреть на папу.

– Шуня и Света, – начал он тихо. – Больше тридцати назад, когда мы только-только встретились с вашей мамой, никто из нас не предполагал и не планировал, что однажды мы станем супругами. О детях мы тем более не думали. Мы дружили и дружили долго, пока в один из моментов, в один из вечеров, не поняли, что наша дружба уже давно перешагнула просто дружбу. Мы признались самим себе и друг другу в том, что любим. Действительно любим и дорожим друг другом. Возможно, наши отношения с самого начала не были похожи на те, что показывают в фильмах и воспевают в песнях, но мы четко осознавали, что то, что есть между нами, не будет ни с одним другим. Мы просто не сможем так же с кем-то еще. Я никогда не полюблю другую, так как люблю и всегда любил вашу маму, а она получит люлей, если посмотрит на кого-то кроме меня…

– Юра! – нарочито строго шепнула мама, и за столом прокатился короткий смешок.

– А потом в нашу жизнь пришли вы, девочки, – продолжил папа. – Вы пришли в любовь. В нашу с мамой любовь, которая теперь отдавалась вам. И отдавалась максимально возможно. Просто кто-то брал ее меньше, а кто-то больше, но мы никогда не жалели отдать ее вам всю. Вы обе наши дочери, наши кровиночки, и разделять вас на больше или меньше любимую мы не можем. Не получится у нас. Мы любим вас обеих, со всеми вашими достоинствами и… только достоинствами, потому что в наших дочерях недостатков быть не может. Ведь так, парни? – женихи довольно кивнули. – Возможно, мы не видели всё то, что происходит у вас внутри, девчонки… Да, и невозможно увидеть всё и понять, что где-то что-то идет не так. Вы уже взрослые, у каждой из вас свой багаж знаний и опыта, свои представления и видения на эту жизнь. Но мы с мамой старались, как могли, и дали вам максимум всего того, что имели сами. Порой даже больше… И хотим попросить у вас у обеих прощения, если в чем-то были невнимательны, непонятливы или недальновидны…

– Нет, вы что?! – возмутились мы со Светой. – Вы у нас самые лучшие…

– Я договорю, дочи, – снисходительно улыбнулся папа. Мама в это время почти незаметно утерла прокатившуюся по щеке слезу, продолжая восхищенно смотреть на главу нашей семьи. – Мы с мамой вас любим обеих с самого первого дня, едва только узнав о том, что будем иметь честь стать вашими родителями. И просим простить нас за некоторую не совершенность. Мы счастливы тому, что у нас выросли такие красавицы, умницы, совсем непохожие друг на друга и на кого-либо на этой планете. Возможно, нам с мамой стоило говорить вам почаще о том, как мы вами гордимся. Каждой из вас. Но я уверен и точно знаю, что многое вы поймете и осознаете только тогда, когда сами станете родителями. Ну, а пока, за вас, родные.

Повисло молчание. В глазах всей женской половины стояли слезы.

– Юра, – выдохнула мама восхищенно и промокнула глаза салфеткой.

Наши женихи, не сговариваясь, встали и подняли бокалы.

– За родителей, – первым решился сказать слово Андрей. – Спасибо вам за прекрасных, и теперь любимых еще и нами, дочерей.

– Спасибо, – поддержал его Тимофей.

Встали и мы со Светой.

Звон бокалов и тихие всхлипы девчачьей половины. Осушив бокалы до дна, вышли обошли стол и кинулись родителям на плечи, желая обнять их как можно крепче и тоже попросить прощения за то, что не были образцовыми дочками.

– Мы вас любим, – всхлипывали поочередно с сестрой.

– А вы что там встали? – спросил папа у Тимофея с Андреем, скромно стоящих в сторонке. – Давайте в круг, плакать с нами, а то здесь недостаточно сыро.

Глава 34

Проснулась с чувством, что что-то потеряла. Когда хочется похлопать себя по карманам, просто для того, чтобы убедиться, что нужное мне лежит в каком-то из них, а не кануло в лету.

Прошерстила рядом с собой рукой, но не нашла и намека на то, что здесь был Лавров. Даже нога чувствовала себя тоскливо и одиноко, когда проснулась не на его торсе. И зачем я только так ее задрала?

Перевернулась на спину и, наконец, открыла глаза, уставившись в потолок. Голова казалась немного тяжелой. Всё-таки, вино и поздний отбой не молодят и не освежают даму близкую годами тридцати. Безошибочно нащупала рукой на тумбочке очки и надела их, настраивая зрение. Села в кровати и потянулась, глядя в окно, за которым уже жил активной жизнью город.

На часах почти одиннадцать утра. Или уже дня? Я ушла из-за стола раньше всех, примерно, в два часа ночи и, вполне может быть, что все остальные до сих пор сейчас сидят за столом, обсуждая, как я в двенадцать лет отказывалась носить очки, делая вид, что всё прекрасно вижу.

Поднялась с постели и достала из шкафа старый, растянутый кардиган, который хоть и напоминал тряпку, но согревал лучше, чем любая другая вещь моего гардероба.

Взъерошив челку, которую без специальных средств теперь не уложишь, вышла из комнаты и замерла, прислушавшись. Тишина. Ни разговоров, ни смеха, ничего. Только в кухне слышно какое-то шуршание. Видимо, дома только мама, готовящая обед,