Барочный цикл. Книга 7. Движение - Нил Стивенсон

— Нет, ибо мои глаза, многое изведавшие, никогда не видели малабарских письмен и не отличили бы их от японских или эфиопских.

— Вот именно. А наш покупатель, судя по всему, узнал истинный алфавит с первого взгляда.

— Так ли это удивительно, принимая в рассуждение, что он знал, где можно найти спрятанные вещи Гука? Можно заключить, что ему многое известно о Королевском обществе.

— Я полагал, что сведения о том, где искать вещи Гука, получены им от Анри Арланка — привратника в Королевском обществе.

— Я знаю, кто это.

— Надо же! Откуда?

— Он работал у гугенота-часовщика, с которым я вёл дела до того, как начал пить и покатился под гору. Некоторые члены Королевского общества были клиентами этого часовщика. Там они познакомились с Арланком, и так Арланк стал привратником в Крейн-корте.

— До недавнего времени, — сказал Даниель, — я думал, что Арланк передаёт сведения Джеку-Монетчику или кому-то в его организации, то есть лицу, несведущему в натурфилософии.

— В вашей гипотезе есть один изъян, док. Зачем такому субъекту изъеденные мышами вещи покойного естествоиспытателя?

— Невежественные люди воображают об учёных невесть что. Алхимики часто работают с золотом. Возможно…

— И всё же гипотеза не выдерживает пристального рассмотрения.

— Да! — нетерпеливо воскликнул Даниель. — Я её отбросил.

— Могли бы сказать чуть раньше, — проворчал Сатурн. — И какова же новая гипотеза?

— Покупатель — член Королевского общества либо внимательно изучал его ранние годы. Он много знает про Гука, про истинный алфавит и…

Даниель замолчал.

— И?

— Про яды. Недавно было совершено покушение на принцессу Каролину. Её пытались убить кинжалом, смоченным в никотине.

— Чертовски странно, — пробормотал Питер Хокстон. — При том, что в нашем падшем мире не счесть куда более простых способов умерщвления.

— В шестидесятых — золотую пору Гука, эпоху истинного алфавита — некоторые члены общества увлеклись экспериментами с никотином.

— Тогда всё очевидно? — спросил Сатурн.

— Что очевидно?

— Злоумышленник — сэр Кристофер Рен!

Сатурн всего лишь хотел дерзко пошутить и пришёл в ужас, когда Даниель всерьёз задумался над его словами.

— Вы хотите сказать, потому что он — один из немногих доживших до сегодняшнего дня представителей того времени? — проговорил наконец Даниель. — Мысль хорошая. Но нет. Это сделал не Рен, не Галлей, не Роджер Комсток и не кто-либо ещё из тогдашних членов Королевского общества. Предположим, я решил кого-то убить. Стал бы я готовить никотин? Нет. Нет, Питер, это сделал кто-то из более молодого поколения. Он одержим болезненной страстью к Королевскому обществу тысяча шестьсот шестидесятых годов и потратил неимоверное количество времени на чтение наших анналов.

— Зачем?

— Зачем? Когда юноша влюбляется в определённую девушку и преследует её, не страшась разгневанной родни, спрашиваете ли вы, зачем?

— Это другое дело.

— Возможно.

— Ручаюсь, другое. Покупателю что-то нужно, и, сдаётся мне, вы знаете что. Откроете ли вы секрет?

— Я скрывал его не потому, что таюсь от вас, — вздохнул Даниель, — а потому, что самая тема мне глубоко неприятна. Покупатель ищет философский камень.

Сатурн театрально хлопнул себя по лбу.

— Можно было и не спрашивать!

— Он слышал по крайней мере часть истории о человеке, умершем в Бедламе при удалении камня и якобы воскрешённом эликсиром Еноха Роота.

— А, значит, так звали…

— …фигурировавшего в рассказе алхимика. Если вы верите в алхимию, то для вас история подразумевает, что эликсир был изготовлен с применением чего-то вроде философского камня. Согласно учению алхимиков, камень этот получают соединением философской ртути с философской серой. Откуда, спросите вы, их взять? Разные алхимики дают разный ответ. Однако многие считают, что царь Соломон был алхимиком и знал, как добыть философскую ртуть. С её помощью он обращал свинец в золото.

— Тогда понятно, откуда его богатства!

— В точку. Так вот, считается, что если заполучить кусочек Соломонова золота и поместить в пробирную купель, из него можно извлечь следы философской ртути. Думаю, наш покупатель где-то прослышал об алхимическом воскрешении в Бедламе двадцать пять лет назад и решил, что самый простой способ заполучить образчик философской ртути…

— …обшарить Лондон в поисках Гуковых вещей и записок.

— Да. Теперь судите сами. Я приехал в Лондон и начал искать наследие Гука. Арланк был первым, к кому я обратился. Он сказал об этом кому-то в организации Джека, и вскоре известие достигло нашего покупателя.

— Который и прежде склонен был полагать, что Гук где-то спрятал бесценное сокровище.

— Да. Вообразите его чувства!

— Он должен был всполошиться, что вы ищете то же самое и найдёте быстрее.

— Да. Как мы теперь знаем, итогом стала серия взломов. Я довольно смутно представлял их цель, пока мы не нашли документы в стене Бедлама. Тогда всё стало ясно. И тогда же мы поняли, что покупатель ничего не найдёт, поскольку Гук упомянул некий ингредиент, но не объяснил, как его добыть. Потому-то документ и не годился в качестве приманки.

— И вы с сэром Исааком изготовили фальшивку.

— А также шкатулку для неё, — сказал Даниель. — Покупатель убеждён, что в нижнем отделении шкатулки хранится кусочек Соломонова золота.

— Что ж, недолго ему так думать, — заметил Сатурн, пристально глядя в окно.

— Почему?

— Потому что Шон Партри машет мне из окна под аукционной комнатой.

Даниель вздрогнул и пролил чернила. Они чёрной параболой выплеснулись на страницу журнала и закапали на пол.

Сатурн вскочил и, не сводя глаз с Бимбар-ямы, махнул рукой.

— Куда указал Партри? — спросил Даниель, отступая от черной лужи. Чернила уже отыскали щель между досками. Из комнаты внизу доносились крики и шум.

— В сторону моста. — Сатурн наконец оторвал взгляд от окна, чтобы посмотреть на часы.

— Значит, покупатель должен проехать мимо нас…

— Меньше чем через две минуты, — подтвердил Сатурн. — Правда, движение сегодня оживлённее, чем когда я засекал время. Я на своих двоих скорее всего успею его обогнать, а вы постарайтесь взять портшез или извозчика.

И Сатурн устремился вниз по ступеням впереди Даниеля, к счастью последнего, потому что несколько забрызганных чернилами посетителей «Грот-салинга» уже собрались у основания лестницы. При виде Сатурна они несколько умерили боевой пыл и расступились; Даниель успел проскочить за ним в образовавшийся просвет.

— Наша работа закончена, — бросил Сатурн через плечо. — Весь ущерб будет возмещён скоро, но не сейчас.

С этими словами он протиснулся в дверь и выбежал в людской поток на мосту.

Сатурн поглядел влево — на Саутуорк и Бимбар-яму, однако повернул вправо, рассчитывая, что экипаж покупателя его нагонит. К тому времени, как Даниель выбежал на улицу, Сатурн уже продвинулся на несколько широких шагов в направлении Лондона. Даниель тоже поглядел влево, но без всякого результата. Он не обладал ни ростом Питера Хокстона, чтобы видеть поверх голов, ни его молодостью; после тёмного помещения старческие глаза медленнее приспосабливались к яркому свету на улице.

Ему велели взять портшез или экипаж. Ни один здравомыслящий извозчик не станет ждать пассажиров у «Грот-салинга». Даниель подумал, что карету или портшез можно нанять на Площади, чуть севернее. Поэтому он повернул вправо и начал пробиваться через толчею.

Как шкипер утлого судёнышка, затёртого ледяными торосами, Даниель не мог сам выбирать путь, но следовал общему течению, ныряя в каждый открывшийся просвет, пока тот не схлопнулся и не раздавил ему рёбра. По сравнению с Сатурном Даниель двигался очень медленно и потерял из виду чёрную кудлатую голову раньше, чем добрался до церковной арки.

Каждый судоходный пролёт моста носил своё название. Даниель, ничего не видевший кроме голов и плеч, мог прикинуть по шагам, что находится над пролётом Длинного входа, самым узким и, следовательно, самым опасным для лодок, поскольку Большой причал с северной его стороны за столетия так раздался вширь, что почти перекрыл фарватер. В следующую минуту, подняв глаза и увидев над собой каменный свод, Даниель понял, что проходит под церковью. Он мысленно перебирал пролёты и опоры, как папист — чётки: дальше Церковный пролёт, тоже узкий, а за ним — пролёт святой Марии, один из самых широких и потому особо любимый лодочниками. Прямо над пролётом святой Марии — противопожарный разрыв, именуемый Площадью.

Здесь-то, рассуждал Даниель, кучера и носильщики должны ждать прибывающих на лодках пассажиров.

Таков был его план. Увы, как часто случается с натурфилософами, составляющими сложные, хорошо продуманные планы, он не предусмотрел одной простой вещи. Толпа, втиснутая под свод церковной арки, внезапно сдавила его со всех сторон. Наверное, так чувствовал себя атом газа в машине Бойля, когда поршень под неумолимым гнётом шёл вниз. Сквозь арку пробивалась карета — причём успешно. Толпа, чувствуя опасность не столько от экипажа, сколько от волны паники, которую тот гнал перед собой, хлынула из-под арки, увлекая Даниеля, как течение в пролёте Длинного входа — винную пробку.