Ты будешь моим - Кэти Эванс

тупую, преданную собственной сестрой, глупую задницу.

Так-так-так! Похоже, Нора, вернувшись домой, вела себя, как паинька, изображая этакую принцессу-недотрогу, делала все, что говорили ей родители, и все это после того, как мой парень, которого она представила в таком черном свете, помог ей выбраться из полного дерьма, да еще едва не умер, спасая ее задницу!

Предательство сестры потрясло меня, буквально разрывая на части мой мозг, так что я только открывала и закрывала рот, не в силах произнести ни слова. Черт возьми, если кто и должен был знать, что за человек Ремингтон, так это именно Нора! Как она могла!

– Отец моего ребенка никакой не парень. Он мужчина. Настоящий мужчина! – Я обхватила руками живот, почувствовав нарастающую боль, возникшую под их обвиняющими взглядами. – И мы, этот ребенок и я, не собираемся доставлять вам неудобства.

Отец не произнес ни слова. Он просто сидел и смотрел на меня, как будто я была каким-то гремлином, на которого брызнули святой водой, и он вот-вот превратится в чудовище.

Я внезапно ощутила, что между нами целый континент. Как будто я стремлюсь на север, а мои родители твердо решили, что для меня лучший путь лежит на юг и что они никогда, никогда не будут счастливы, если я выберу свой путь, наперекор им.

– Но, Брук, это ведь так… безрассудно, и это так не похоже на тебя. Да ты только взгляни на себя, на что ты похожа! – воскликнула мама, в ее голосе слышалось отчаяние.

– На что? – переспросила я в замешательстве. – Что со мной не так?

И сразу прикусила язык, спохватившись. Конечно, я понимала, что выгляжу довольно дерьмово. Я почти не спала несколько дней. До смерти боялась потерять ребенка. И вообще не хотела быть здесь, одна, без Реми. Я давно не принимала душ, мое лицо распухло от слез…

– Ты выглядишь подавленной, Брук. И хватит рядиться в эти спортивные тряпки. Ты ведь больше не спринтер, поэтому надень, наконец, красивое платье, причеши волосы…

– Пожалуйста! Пожалуйста, прошу, больше не приходите сюда… не надо причинять мне боль. То, что ты говоришь сейчас… ты ведь вовсе не это имеешь в виду, ты сейчас просто растеряна и не знаешь всего. Пожалуйста, просто порадуйся за меня. Если я выгляжу подавленной, то только потому, что безумно боюсь потерять этого ребенка, которого очень хочу. Я хочу его так сильно… ты даже представить себе не можешь!

Они смотрели на меня так, будто я окончательно лишилась ума, а все потому, что я никогда до сих пор не открывалась перед ними так, как сейчас. А я сама вдруг почувствовала себя несчастной и непонятой – не понятой самыми близкими мне людьми, нелюбимой, жаждущей утешения, потому что мне было очень больно внутри. Все мои гормоны взвыли, меня обуревала жалость к себе и злость, потому что я находилась совсем не там, где мне бы хотелось находиться. Я была здесь, непонятая, осуждаемая, преданная всеми, а не там – с ним, для кого я была одной-единственной и любимой.

У меня просто не было слов, чтобы объяснить им, как они несправедливы ко мне, и я, вся дрожа от волнения и слабости, внезапно поднялась на ноги, прошла к столу, взяла его плеер и подключила его к колонкам, которые стояли у меня в гостиной. Затем я просто нажала кнопку PLAY и прибавила громкость, позволяя песне говорить за меня. Зазвучала песня «Если верить тебе» потрясающей певицы Орианти, – она начиналась немного резко, по-бунтарски, и прекрасно описывала то смятение, которое я сейчас ощущала: они, мои родители, видели меня ни на что не годной, а он, мой мужчина, видел меня совсем иной – прекрасной и сильной.

– Вот как ты ведешь себя, – прокричала мама, – ты как подросток, просто пытаешься спрятаться за громкой музыкой?

– Сделай тише! – повысил голос отец.

Я выключила звук, и на какое-то мгновение все мои мысли сконцентрировались на серебристом плеере, том самом, который для нас с Реми был способом выражения наших чувств друг к другу и… много чем еще.

– Вы ничего не понимаете!

– Так поговори с нами, Брук, объясни нам, – тихо сказала мама.

Я повернулась к ним – они казались такими же несчастными и растерянными, как и я.

– Я все вам только что сказала, но вы меня не слышите!

Они молча смотрели на меня, я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, усмирить все эти бушующие во мне гормоны. Я хотела, чтобы они поняли, наконец – я уже не юная девушка, я женщина, я люблю и любима. Поэтому я так им и сказала:

– Я на седьмой неделе беременности. Прямо сейчас во мне развиваются его маленькие ручки и ножки. Я говорю «его», потому что думаю, что это мальчик, но для меня это не имеет значения, потому что девочка тоже замечательно. Пока мы сейчас с вами разговариваем, его сердце наливается силой, а в его мозге образуется около сотни новых клеток в минуту. Еще через две недели его сердце разделится на четыре камеры, и все его органы, нервы и мышцы начнут работать по-настоящему. У него скоро будут нос, глаза, уши, рот – все это уже сформировано внутри меня. Это его ребенок. Его и мой. И при мысли об этом я становлюсь такой невероятно счастливой, что вы даже и представить себе не можете!

Я взглянула на мать и увидела, что она буквально убита горем.

– Мы так беспокоились. Нора нам рассказала, что там, в этих ужасных местах, где он дерется, все употребляют наркотики.

– Мама, это не про него! Он настоящий спортсмен, сердцем, телом и душой, поверьте мне. – Подойдя к ним, я провела рукой по ее волосам, а потом взяла отца за руку. – У него в отличие от меня практически нет семьи, и я хочу, чтобы мы с вами могли ему ее заменить. Я хочу, чтобы вы приняли его в нашу семью, потому что вы любите меня, я знаю это, и еще потому, что я очень вас об этом прошу.

Я увидела, что мои слова немного смягчили маму, но отец заговорил первым:

– Я приму его в нашу семью, когда он докажет мне, что достоин