Современная финская повесть - Сюльви Кекконен

— Оставь, я знаю, что ты скажешь, не раз уже слыхал... «Чувства тут ничего не значат» — так ведь ты говоришь?

— Я и в самом деле не понимаю, при чем тут какие-то воспоминания и какое отношение они имеют к этим деревьям?

— Имеют, то-то и оно, что имеют, — сказал он тихо, потом махнул рукой, заканчивая разговор:

— Пойдем хлебнем по чашечке чая.

«Польза», — сказал сын. В моих соснах есть и польза. Пентти забыл свою юность. Лаури не позабыл бы некоторых минут, проведенных с отцом в сосняке. И Заинька не забудет. Он скоро умрет, а Заинька, если господь захочет, будет жить, выйдет замуж и родит детей. И сосняк будет стоять. Заинька не забудет того, что было под этими соснами. Они соединят Лауру и ее детей со мной, когда меня уже не станет. Если Лаура не забудет сосны, ей будет легче понять меня и время, ушедшее вместе со мной, понять наши ошибки, победы и поражения.

Как объяснить это Пентти.

Рассказать, что именно под этими соснами его дочь услышала о стремлениях и идеалах его поколения и, может быть, потому научилась относиться без предрассудков к повседневным делам? Именно там она узнала, что родина и процветающее государство с высоким жизненным, уровнем — не одно и то же. Там услыхала, что тридцатые годы, которые принято везде хулить, содержали много хорошего, высокого и благородного, — об этом всегда забывают или хотят забыть.

Сын этого не понял бы. Его такое не интересует. Он внимательно и вежливо выслушал бы, а потом без обиняков перешел бы к другим делам.

Для сына родина — это либо уже используемые, либо еще не использованные промышленностью запасы минералов. Мое поколение не умеет рассуждать так прямолинейно. Я, во всяком случае, не способен да такие обобщения, как Пентти, не умею наклеивать на людей и дела ярлыки, а потом рассматривать их как наименования.

Эса особенно на это мастер.

Из кухни донесся шум. Они пошли пить чай.

4

Он тянул сети.

Один, обманутый в своих надеждах. С конца мыса доносилась танцевальная музыка. Туда прибыли еще гости, и теперь там шло веселье. Но Заинька все-таки могла бы прийти, ведь это ради нее он решил тянуть сети вечером, чтобы девочка могла утром выспаться.

Отвязав конец сетей от палки, которая торчала у края камышей, он стал тащить их в лодку.

Сети показались ему тяжелыми.

— Там рыба кишмя кишит.

В воде мелькнула тусклая медь, потом раздался громкий всплеск — это лещ плеснулся о край лодки.

Ветер, видно, был лещегонный. Хороший лещегонный ветер. В коптильной печи уже приготовлен вереск.

В первой сети оказалось четыре леща, во второй — пять.

— Правильно мы с Заинькой рассчитали.

Он втащил сети в лодку. Лещи бились на дне, перепутывая их.

— Заинька так хорошо распутывает.

Он подгреб к берегу и, расстилая сети для просушки, принялся высвобождать лещей. Третий очень запутался.

Потрошить и чистить эту рыбу — одно удовольствие. Большие, с темным отливом чешуйки летят в прибрежную траву. Внутренности надо забросить как можно дальше, к воде. За ними прилетят птицы.

Соль в коптилке.

Он слегка подсолил лещей и поджег вереск. Пламя затрещало. Из прибрежного березняка поднялось плотное облако дыма. Запахло вереском. Кирпичная печь была наполовину врыта в землю. От нее отходила труба — кусок старого водостока, который расширялся к самой коптильне. Коптильней служила старая бочка, установленная стоймя. Лещей там навешивали вниз хвостом или головой. Тогда можно не переворачивать их посреди копчения: это сберегало время и предохраняло руки от ожогов. Такой способ они изобрели сами — Заинька и он. Они вместе отнесли бочку к мусорной яме, повертев в ней мусор, счистили большую часть керосина, потом разожгли в бочке большой костер, чтобы керосин сгорел окончательно, и, наконец, оттерли ее дочиста стиральным порошком.

Девочка даже не знает, поймалась ли рыба, думал он. Он решил отнести пять самых крупных лещей Анна Майе, как только рыбы прокоптятся. Им самим хватит и трех, даже если приедет Эса. Последний достанется соседям.

Лаура так и не пришла.

Ему нелегко было идти к ней самому.

— Привет, Заинька.

Лаура была в саду. С тремя девочками и четырьмя мальчиками. Она лежала на подстилке рядом с одним из мальчиков, они листали книгу, в которой, видно, кроме картинок ничего не было. Парень был хлипкий, носатый, с рачьими глазами, грубым голосом и, наверно, близорукий, потому что уставился на него, как на диковинного зверя.

— Привет, дедушка.

— Извини, я не знал, что у тебя гости.

— Это мой дедушка, а это — Эка, а вон те — этот Яска Кику, вот тот — Метва, и тот....

Пластинка крутилась, и какая-то личность, то ли Тику, то ли Таку, мальчик или девочка, этого он так и не разобрал, стояла рядом с проигрывателем, раскачивалась, отбивала такт ногой и блеяла:

— Де-де-де... де... ди, ди-да-да.

— Я иду тянуть сети. Весь день крепко дуло.

— Айю-ю, дуло, о йох, ди-ди-ди-дамп, — сказал один.

— А теперь не дует, это я-ве-ли-е-ние природы, не так ли?

— Не дует, нет, покой теперь, не дует, нет, улегся ветер. Хя-хя, тер-тер-тер-тер.

— Потом мне расскажешь, что поймал.

Он не ответил, повернулся и ушел.

Никогда в жизни Заинька так не разговаривала; С ним, во всяком случае. Всегда говорила по-человечески.

Возвращаясь мимо дачи, он увидел у ворот четыре больших машины: две западногерманских и две американских.

— Не понесу им лещей.

5

Они спустились по отлогому сосновому склону. Тропинка кончилась там, где кончился сосняк. За ним пошел ольшаник, в котором кое-где торчали елки и несколько корявых сосенок. Подлесок достигал до груди.

— Не видно лосиных следов.

Они шли гуськом. Он прокладывал дорогу, Заинька следовала за ним. Он нес длинное сосновое удилище, девушка — спиннинг.

— Тут прошел лось, смотри.

— Похоже.

Потом почва под ногами стала тверже, и опять появилась тропинка. Они шли по смешанному лесу. Сквозь деревья замелькало небо. До первой ламбы было уже недалеко. Они подошли к берегу.

Ламба была черной и неподвижной. Вода стояла, не шелохнувшись. Девушка забросила леску подальше от берега и повела ее, пока леска не подошла к кочке. Тут она тихонько потянула. Когда она ступила на кочку, из-под нее вынырнула щука. Потом Лаура забросила леску подальше и стала водить ее взад-вперед. Ничего. Никакого намека на рыбу. Будто и не бывало.

Лаура шла по одному берегу, он по другому. На конце ламбы они встретились.

— Клюнуло?

— Нет. Одна покрупнее дернула разок, но очень лениво. Посмотри-ка.

Лаура сделала петлю, продела в нее щуку, связала концы ивовых ветвей и повесила петлю на поясе. Щука болталась у нее на животе.

— Не очень-то велика.

— С полкило.

Она была почти черной, без обычной для щуки желтизны. Чернота отливала только зеленью мха и тины да красками ила. Даже глаза — большие, гораздо больше, чем у озерной щуки, — и те были совсем черными.

Мясо у этих щук сладкое, необычное. Других рыб в ламбе. не водилось, не было даже карасей, хотя он много раз собирался сюда их запустить. Потом, правда, побоялся, что они испортят вкус щуки, и не запустил. Эти щуки питаются лягушками. Их-то здесь много.

— Ветер не с той стороны.

— Неужели мы хоть одну щуку кило на два не поймаем, если обойдем еще те две ламбы.

— Не стоит, клева сейчас не будет, — сказала девушка.

— Хочешь домой?

— Комары кусаются.

— А может, все-таки попытаем счастья?

— Все равно клева не будет.

— Трудно сказать. Что-нибудь-то всегда ловится.

— Попробуй, я подожду. Не хочу туда ковылять, там камней много.

— Да ты, собственно, можешь идти домой. Возьми лодку. Я вернусь берегом.

Он отправился через перешеек к другой ламбе.

На противоположном берегу раздался всплеск.

Попытав счастья под несколькими кочками, он убедился, что щука сегодня не клюет, и пошел на третью ламбу. Идти было трудно: то по каменистым гребням, то через густые заросли. Метрах в двадцати послышался треск, и в кустарнике мелькнул лось. Он подошел к ели, под которой лось только что лежал. Там была примята трава и кишмя кишели мухи и слепни. Этот рой налетел на него и сопровождал его до самой воды.

Скучно огибать ламбу, когда знаешь, что ни с кем не встретишься. Прошлым летом все было иначе. Лаура не покидала его. Хорошо было идти вдоль берега, знать, что на полдороге встретишь ее, и гадать, кто поймал больше, у кого добыча крупнее.

Рыба не клевала, делать новых попыток не хотелось. Не клюет — и не надо. Он торопливо обогнул ламбу и пустился в обратный путь. Лауры не было.

Он окликнул ее, но ответа не услышал. Он присел и закурил. Девушка не появлялась. Он просидел с полчаса, глядя на неподвижную воду. Рядом с кочкой проплыли четыре лягушки. Почти совсем черные.