Синдерелла без хрустальной туфельки - Вера Колочкова

Марина слушала быстрый лепет Сергунчика и молчала загадочно. И удивлялась безмерно. Надо же, Саша — и вдруг подрался… По ее о нем представлению, такого необыкновенного события просто в принципе не могло случиться. Он, Саша Варягин, молчаливый пентюх с вечно затянутыми пленкой равнодушия глазами, — и вдруг подрался? Этого просто не может быть, и все. Потому что она, Марина, очень хорошо знает мужскую эту породу, потому что не могла, ну просто не могла она так ошибиться… Потому что таким, как Саша, неповоротливо-простодушным лентяям только хорошая плетка нужна в виде жены-спасительницы — пронырливой да по жизни неугомонной женщины. Даже Сергунчик казался ей в этом смысле мужиком более сложным — по крайней мере, человек вовсю к чему-то стремится, шевелится, кафе вон свое открыл… Надо попридержать его около себя на всякий случай — вдруг так и не удастся выцарапать из чужих рук своего квартирно-устроенного, равнодушно-покладистого, своего удобного такого Сашу. Хотя в удобствах его этих и приходится теперь очень, очень даже сомневаться — Сергунчиков побитый и жалкий вид говорил сам за себя…

— Ведь я же, Мариночка, и в самом деле денег ей хотел дать, триста долларов предлагал, как вы меня об этом и просили… — продолжал жаловаться на Василисину неблагодарность Сергунчик. — А она не взяла…

— Не взяла? Почему? — удивленно приподняла красиво оформленные брови Марина.

— Не знаю…

И снова она ничего не понимала. Как это — не взять, можно сказать, с неба свалившиеся деньги? Просто так свалившиеся, ни за что, в общем… Не бывает так. Не должно быть так. Странные какие люди… Нет, ничего она сегодня не понимала, решительно ничего. Марина даже вздрогнула немного внутри, испугавшись этого своего непонимания, и помрачнела безмятежно-уверенным красивым своим лицом. И, видимо, сильно помрачнела, потому как Сергунчик, наклонившись над столом и заглянув ей в глаза, спросил очень даже участливо:

— Мариночка, у вас что, тоже неприятности какие, да? Я вижу, вы чем-то расстроены…

— Да, Сергей Сергеич, и у меня тоже неприятности, — медленно покачала она головой и быстренько перестроилась внутри себя на деловой лад, потому что такое искреннее проявление человеческого, а главное, мужского участия, она по опыту знала, просто грех было для себя не использовать. Человек, мужчина точнее, в этом участии раскрывается весь, как цветок, вот тут и надо не пропустить момент, тут и надо врезать хороший хук левой, чтобы вышибить его из состояния здравой рассудительности надолго… Она поднесла кокетливо к губам чашечку с кофе, выдерживая нужную для момента паузу, чтобы не длинную и не короткую, чтобы в самый раз, и затаилась…

— А я могу чем-нибудь вам помочь, Мариночка?

— Да что вы, Сергей Сергеич… Чем вы мне таким можете помочь…

— Ну все же?

Марина элегантно поставила чашечку обратно на блюдце и, приподняв красиво бровь, задумчиво взглянула в глаза Сергунчику, словно решала про себя, стоит ли доверять этому человеку свою проблему. Опять-таки выдержав достойно нужную паузу и тихо вздохнув, произнесла:

— Да вот, знаете ли… Может случиться так, что скоро мне жить будет просто негде…

— Как это — негде?

— Ну, понимаете, я сейчас снимаю хорошую квартиру, но может статься так, что придется ее освобождать. Прямо ума не приложу, что делать! Надо новую искать, а у меня как раз с деньгами трудности…

— Мариночка, если бы вы только позволили мне о вас позаботиться! Я бы на все ради вас… Я бы и квартиру нашел, и оплачивал бы ее… Да ради такой женщины…

Марина, скромно потупив взор и улыбнувшись благодарно и загадочно, только махнула на него ручкой:

— Ой, ну что вы, Сергей Сергеич… Я не могу принять от вас такой помощи… Нет, нет и нет, что вы…

Сергунчик сник и замолчал грустно, и дотронулся осторожно, с досадой будто до пластыревого крестика на щеке — проклятая Коняшка вместе со своим хахалем виноваты были в этом женском ему отказе. А что, вон как разукрасили, что и смотреть на него теперь красавице-Мариночке неприятно. Не понимал бедный Сергунчик, что грустит совершенно зря — вовсе и не собиралась Марина упускать из виду этот вариант, который назывался «на всякий пожарный». Чего это ради она будет разбрасываться так просто, за здорово живешь, хорошим к ней отношением? В борьбе за выживание в этом городе все средства хороши, и в хозяйстве все может сгодиться…

— Хотя спасибо вам, конечно, за ваше предложение, Сергей Сергеич! Если мне будет трудно, я к вам сразу обращусь за помощью. Я поняла — вы настоящий мужчина и настоящий, преданный друг. А я, как вы уже поняли, умею быть благодарной…

Последнюю свою фразу Марина произнесла совсем уж зазывно-интригующе, решив, что лишней она в данной ситуации вовсе не будет — пусть этот толстячок поглубже заглотит свою наживку. Хотя, судя по виду, он и так ею вот-вот подавится — вон как встрепенулся в ожидании мужского своего охотничьего счастья. Теперь ей надо встать и уйти быстренько с глаз подальше. Мужское охотничье счастье — оно ж должно быть этаким ускользающим, летяще-мимолетным, как убегающая от мушки цель…

Взглянув на часы, она в кокетливом ужасе округлила глаза и резвенько соскочила со стула, и, пробормотав торопливо о каких-то важных своих делах, быстро пошла к выходу, чувствуя спиной восхищенно-плотоядный его взгляд, выразительно обрамленный багрово светящимися синяками-фонариками Сашиной работы. А выйдя из кафе, решительно направилась через улицу к знакомой уже арке, потом через старый двор, потом так же решительно распахнула разбитую дверь подъезда и легким подпрыгивающим шагом поднялась по лестнице…

Дверь ей открыла незнакомая совсем тетка, которая, по всей видимости, нагостилась уже и уходить собралась — стояла в прихожей в пальто старенькое одетая и улыбалась ей доброжелательно. Марина, сразу оценив добрую и приветливую эту ее улыбку, вдруг распознала в ней внутренним острым чутьем любимого своего клиента, того самого, интеллигентно-безропотного, который никогда не спорит да не занудствует и сразу со всем соглашается, и покупает ее товар с той лишь целью, чтобы человека зря не обидеть. И тут же сделала стойку. То есть улыбнулась этой женщине так, будто знала ее уже сто лет, и заглянула в глаза свойски-дружески. Страсть как любила она таких вот теток…

— Ой, здравствуйте! А вы что, разве уже ходите? Как жаль…

— Да, ухожу, деточка, — расплылась ей навстречу в ответной улыбке тетка. — И так уже загостилась, домой пора…

— Ой, как жаль… У вас такое приятное лицо, знаете! Вот сразу, сразу к себе располагает! Очень, очень красивое, зрелое женское лицо. Вот если еще за ним чуть-чуть, совсем немного поухаживать… И необязательно дорогой косметикой! Знаете, есть такая косметика для пожилых женщин…