Путем неизбежности - Богдан Дорошин

Спустя некоторое время «Бочка меда», которую боцман называл не иначе как «Бочка говна», учитывая контингент, что она перевозила, отчалила. Я это понял по дрожи, что прошла по корпусу, а после и по начавшейся качке. Воздушные потоки в этом плане чем-то напоминают морские волны, и так же как и последние, имеют разную силу, в зависимости от ветра.

Трюм, куда нас всех сместили, задраили, и заключенные оказались предоставлены самим себе. Я лично хотел вздремнуть, но среди каторжан намечалось кое-что другое. А именно: передел территории, так как многих авторитетных и опасных преступников не устраивало, что сидеть им приходиться с теми, кто по их мнению должен разместиться на полу. Мой сосед и два его дружка, во всяком случае, считали именно так. Сначала они согнали тех, кто сидел ближе к проходу, а потом и до меня очередь дошла.

— Поднял жопу, и чухай отседова, чушок, — пригрозил лысый, хрустя пальцами. — По-хорошему ведь предлагаю, потому как…

Не знаю, что на меня нашло, тело отреагировало быстрее разума. Моя рука, подчиняясь неведомым рефлексам, сжалась в кулак и с силой саданула лысого в зубы, даже не дождавшись пока тот договорит. Похоже подобный поворот оказался для нахала сюрпризом, так как глаза мужика округлились, и он сделал неуверенный шаг назад. При этом лысый даже не подумал поднять собственные руки для защиты, за что и поплатился, так как мой кулак не замедлил своего темпа. Я наносил удары, быстро и точно. В нос, челюсть, зубы, глазницы. Через полминуты рожа моего соседа по скамье превратилась в окровавленный пунцовый синяк, а ноги перестали держать бедолагу. Он рухнул под лавку, а я так никогда и не узнал, чем именно он хотел мне пригрозить.

Его дружки, успешно разобравшиеся с несколькими зэками, претендующими на место, ошарашено повернулись в мою сторону.

— Валите отседова, чушки, — повторил я слова лысого, грозно смотря на двух образин, которые сейчас решали, как им поступить. — По-хорошему.

В конечном итоге быки решили, что овчинка не стоит выделки, и пошли искать себе новых жертв. Я же остался сидеть на скамейке сам, несмотря на то, что был не против, если ко мне кто-то подсядет. Вероятно бессознательное тело лысого, валяющееся у моих ног, служило своеобразным ориентиром, говорившим, что сия жилплощадь уже приватизирована.

Как бы то ни было, а больше меня не тревожили. Я вальяжно разместился на скамейке: вытянул во всю длину ноги, и, закрыв глаза, стал прислушиваться к скрипу обшивки. Почему-то меня преследовало стойкое убеждение, что это не первый мой полет на воздушном транспорте. Качка не вызывала никаких негативных ассоциаций, тело было к ней привычно.

К моему большому сожалению, не дождался я и первой раздачи пищи, как люк в трюм открылся и вниз спустился злобный боцман, со свистком на шее и плетью в руке. Сопровождали его сразу четверо вооруженных людей. Все бы ничего, но искали они меня.

— Джек Хайди! Кто из вас, крыс, Джек поганый Хайди?!

Я посмотрел на эту процессию, гадая зачем я кому-то мог понадобиться, но боцман терпением не отличался.

— Если не подойдешь сию минуту, Хайди, получишь десять плетей за неподчинение!

Я вздохнул и встал с нагретого места. Многие заключенные смотрели на меня с сочувствием. Подойдя к боцману, усатому дядьке тридцати с лишним лет, я примирительно поднял руки, мол, сдаюсь.

Но видно полуулыбка на моем лице сильно не понравилась этому человеку, так как он замахнулся и хотел было ударить меня плеткой по голове. Но опять мое тело отреагировало раньше мозга. Я качнулся в сторону, уходя от удара, а моя рука перехватила руку усатого. Тот ошалело на меня посмотрел, а его щеки стали розоветь от ярости.

— Ах ты ж, щенок…

И тогда я совершил то, о чем после сильно пожалел. Не думая о последствиях, ударил боцмана в толстую шею открытой ладонью, целя немного выше кадыка. Другой рукой я продолжал сжимать его предплечье, не давая вырваться. Глаза палубного офицера полезли на лоб, и он бухнулся на колени. Заключенные радостно заулюлюкали, а на меня набросились вооруженные саблями люди. В момент я оказался окружен, и ничего не оставалось, как вновь поднять руки над головой.

Меня повалили лицом в пол, и кто-то больно скрутил руки за спиной, перематывая кисти бечевкой.

Не могу вспомнить, чтобы когда-нибудь до или после меня так жестоко избивали. С воодушевлением, можно даже сказать азартом, меня лупили сразу четверо матросов, которые до этого выволокли меня из трюма, где содержались заключенные. Я только знай успевал закрывать голову, ловя чувствительные тумаки самыми уязвимыми местами. Гармошкой играли ребра, по которым с плохо выдержанным ритмом попадали тяжелые сапоги, огнем горела спина и живот, а из носа непрерывно текла кровь. Эмбрионом я скрутился на полу, моля Создателя, чтобы все поскорее закончилось, и заодно проклиная условные рефлексы тела, благодаря которым я и попал в передрягу.

А потом в себя пришел боцман, и я понял, что меня бить еще даже не начинали. Раненым буйволом он накинулся на меня, едва не затоптав насмерть. Потом распорядился, чтобы мое тело подняли и держали смирно, в то время как он будет разукрашивать мою спину ударами плети. Я тогда мало уже что соображал, а ноги подкашивались в коленях.

— Я покажу тебя, падла, что значит руку на офицера поднимать! — в гневе кряхтел боцман, раз за разом занося и опуская руку. Медные кончики плети свистели и больно впивались в кожу спины, полосуя ее на кровавые лоскуты. — Убью нахер!

И судя по всему, он действительно так собирался поступить, но на семнадцатом ударе его окликнул кто-то из матросов.

— Орудж, может остынете? Капитан получил прямой приказ с земли. Если этот парень умрет…

— И что с того? — глаза Оруджа горели безумием. Он тяжело дышал, задыхаясь в своем усердии причинить мне страдания. — Или ты не знаешь, что значит формулировка «при попытке к бегству», Уом?

— Я-то знаю, — вздохнул долговязый матрос, который сильно ушиб большой палец на ноге, избивая меня, и по этому поводу чувствовал дискомфорт. — Но так же я знаю и то, что просто так никто говорилками без надобности не пользуется. Черное это дело, так говорят священнослужители…

— А еще они говорят, — фыркнул боцман, но уже заметно спокойнее, — что по небу могут летать только птицы. Очнись, мир живет по другим правилам! А вот это говно, — Орудж харкнул мне на спину, — отнесите в лазарет, а не то действительно еще подохнет. Мне лишние хлопоты ни к чему.

В медчасть меня доставили два матроса, Уом и еще один. Они держали меня под руки, и шли вперед, а мои ноги безвольно волочились по полу. Я их совершенно не чувствовал. Прийдя на место, меня словно мешок бросили на койку, и я долгое время лежал в той же позе, не найдя и капли сил, чтобы сменить ее на более удобную.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});