Комбат в западне - Андрей Воронин

— Да, я уже проверил. Они вряд ли имеют отношение к нашему делу, хотя за решетку мы их упечем.

— Как знаете.

— Только учтите, если понадобится, за вами будут следить и наши люди, поэтому прежде, чем что-нибудь предпринимать, посоветуйтесь с Альтовым, он их знает в лицо.

— Понял… — Комбат попрощался, отключил телефон и бросил его Подберезскому, хотя находились они на расстоянии метров десяти.

Андрей в это время отжимался от гранитного парапета гостиничной лестницы. Комбат бросил телефон безо всякого предупреждения. Лишь когда трубка находилась в воздухе и пролетела полпути, крикнул:

— Лови!

У Альтова екнуло сердце. Он был почти уверен, что телефон упадет на бетонные плиты и разлетится вдребезги. Но Андрей не зря прошел школу жизни рядом с Комбатом, при необходимости он мог поймать брошенную врагами гранату и успеть швырнуть ее обратно.

Подпрыгнув, Подберезский схватил телефон и приземлился на ноги.

— Проверить хотели, Борис Иванович?

— Вижу, не разучился. Молодцом, Андрюха!

Капитан Альтов про себя подумал:

«Хорошо еще, что он не выделывает таких штучек со мной! У меня бы не получилось».

Уже оказавшись в холе гостиницы, Комбат запретил пользоваться лифтом и все трое побежали на двенадцатый этаж по лестнице.

— Десять минут на душ, на сборы и вперед!

И снова ненавистный галстук стянул шею Комбату.

Запах дорогого одеколона он заглушил сигаретой, которую бросил на бетонные плиты и раздавил каблуком, прежде, чем сесть в подогнанный Альтовым джип.

— По-моему, вам новая машина нравится, — сказал Андрей, садясь рядом с комбатом и захлопывая дверцу.

— Да и ты, по-моему, не против изображать моего телохранителя. Мы с тобой, кстати, Андрюша, сегодня и не здоровались, — Комбат протянул руку и Подберезский пожал его ладонь.

Они словно бы мерились силой, кто сильнее может сдавить. Сперва лица их оставались непроницаемыми, хотя каждый из них чувствовал боль.

Наконец Подберезский сдался:

— Ваша взяла, Борис Иванович.

— То-то! Плох хозяин, у которого телохранитель сильнее, чем он сам.

Антикварные магазины были еще закрыты, и Комбат ехал, изучая сегодняшний маршрут, который целиком пролегал по центру города.

— Ну вот, наконец, — сказал он, глянув на командирские часы, — перекусим и можно начинать.

— Главная задача, — Альтов повернулся к Рублеву, — это как можно больше засветиться сегодня. Вряд ли мы сумеем за сегодняшний день выйти на кого-нибудь. Побольше шума, блеска и главное, не скрывайте, что вас интересует нечто этакое, дорогое, незаконно продаваемое…

— Попробую, — открывай, Андрюша, дверцу.

Мужчины зашли в бистро. Здесь стояла пара столиков для посетителей с детьми, места для остальных располагались за стойками. Украшением бара являлась кофеварка, американская, сияющая никелем и позолотой.

Она представляла собой сверкающий куб с полусферой купола, который был увенчан позолоченным орлом, сидевшем на шаре, расправив крылья.

— Круто, — воскликнул Комбат, завидев этот агрегат. — Три кофе и бутерброды.

Бармен оторопело смотрел на новых посетителей.

Можно простоять весь день за стойкой в центре города и подобных не встретишь. Двое мужчин: огромные, грузные, обладающие недюжинной силой. Третий тоже силен, но по сравнению с ними — хлюпик. Даже страшно становится, когда такие берут в руки кофейные чашечки, того и гляди хрустнет.

Пока бармен готовил кофе и накладывал бутерброды на тарелки, Рублев поинтересовался:

— Сколько такая стоит? — он положил руку на сверкающий купол кофеварки, которая, будь чуть побольше размером, могла сойти за архитектурный памятник.

Бармен уже со злорадством представил себе, как вскрикнет клиент, обжегшись о раскаленный металл, но Борис Иванович спокойно продержал руку на кофеварке секунд пять, затем, не поведя и бровью, сунул ладонь за пазуху, чтобы вытащить портмоне.

— Не знаю. Не я покупал, а хозяин. Но думаю, тысячи две за нее выложил.

— Почему так дешево? Эй, Андрюша, спиши название фирмы, такую у себя в офисе поставим. А то у всех дешевка какая-то стоит, мелюзга. Булькает, в стеклянные колбы струйкой полдня натекает, толку никакого.

А мы такую в коридоре выставим, пусть посетители кофе хлебают, да заодно и потеплей будет с нашими якутскими морозами. Видишь, американцы вещь придумали — и печка, и кофеварка.

— Сделаем, Борис Иванович, — Подберезский подмигнул бармену, мол, видишь какой у меня хозяин крутой, захотел — и сделает.

Фыркнув паром, кофеварка наполнила три чашечки крепким черным кофе. Мужчины отошли к стойке и Борис Иванович положил на стол трубку радиотелефона.

Он пытался приучить себя к тому, чтобы не расставаться с ней так же, как не расставался с «калашником» на войне. Откусил за раз полбутерброда и несколько раз двинув челюстями, проглотил.

— Чего мясо тонко режешь, жалко тебе, что ли?

— Как положено, — бармен говорил с опаской, — в меню все расписано — сколько весит, сколько стоит.

— Я не насчет денег тебя спрашиваю, мне они по хрен, ты сказал цену, я не спорил, — Комбат поднес бутерброд к свету и прищурился. — Даже просвечивает!

Сделай мне и ребятам нормальные бутерброды, чтобы мяса на палец и хлеба. А то, лист бумаги и тот толще.

Кофе Комбат не любил, хотя пить его приходилось довольно часто, как-то в последнее время в Москве стали избегать чая. Чай, правда, значился и в меню бистро, но заказывать его Рублев не рискнул.

«Наверняка гнусное пойло, в котором ни крепости, ни вкуса, только запах жасмина или розы. Дерьмо китайское!»

Бармен, косясь на странных посетителей, собственноручно принялся готовить бутерброды, каждый из которых, получился граммов по двести весом.

— И принеси нам еще то, что пьют красивые люди.

— «Спрайт», что ли?

— Он самый, — Рублев сосредоточенно жевал, думая о том, что ему предстоит тяжелый день.

Никогда прежде ему не приходилось заходить в антикварные магазины, а тем более, интересоваться ценами. Как это делается, он слабо себе представлял, понимая, что может спутать дешевую безделушку с по-настоящему ценной вещью.

«Надо было бы Иваницкую с собой взять. Она» в каких, делах наверняка разбирается".

Правда, кое-что Комбат почерпнул из разговоров с Бахрушиным — тот обладал поистине энциклопедическими знаниями. Всегда чувствовалось, если тот рассуждает о чем-нибудь, то сообщает лишь малую часть того, что ему известно, и глубина под поверхностью чуть ли не бездонная. Комбат крепко усвоил один урок. Раньше, до разговора с Леонидом Васильевичем, он и не подозревал, откуда происходит фраза «Бриллиант чистой воды», а теперь знал и понимал, запомнил объяснение полковника на всю жизнь.

— Ну-ка, сколько там натикало? — Борис Рублев отодвинул рукав пиджака, блеснула камнем золотая запонка.

Единственная вещь из его прежнего гардероба, которую он отказался менять — это командирские часы.

Вернее, он их называл командирскими, а ведь это был золотой хронометр, привезенный им из Афганистана — трофей, вещь в самом деле, стоящая и подходящая к его сегодняшнему прикиду.

— Ого, магазины-то уже открываются! Поехали, еще золото и брюлики прикупить надо.

— Всего хорошего, — сдержанно хотел попрощаться бармен.

Комбат обернулся, стоя возле стеклянной двери:

— Вдругорядь, когда мы приедем, ты сразу нормальные бутерброды готовь, — и не дожидаясь ответа, вышел на улицу, трубка телефона осталась лежать на столике.

— Чего ты людей пугаешь, батяня? — еле сдерживал смех Подберезский.

— Это все из-за твоего пиджака, — пробурчал Комбат. — Как с формой — наденешь погоны, сразу командовать всеми начинаешь. А наденешь малиновый пиджак с золотыми пуговицами…

— И что? — усмехнулся Подберезский.

— Мерзко становится. Будто тебя в грязи вываляли.

Рублев хлопнул себя по несуществующему нагрудному карману — именно там он обычно носил сигареты.

— Тьфу ты, забываю, что не в куртке! Андрюша, телефон забыл! Автомат бы ни за что на столе не оставил, а эту тарахтелку…

Альтов вернулся в бистро. Трубка лежала на столе и хоть ее уже успели заприметить, никто не решался к ней притронуться, видя, что машина и трое мужчин еще не уехали. Никому неохота было с ними связываться.

— Спасибо, что догнал нас и напомнил о забытой трубке, — Альтов в упор посмотрел на бармена.

Тому сделалось не по себе. Если взгляд Комбата, даже когда его лицо принимало угрожающее выражение оставался открытым, то Альтов при всем своем напускном спокойствии умел смотреть так, что душа уходила в пятки.

— Отличный ты парень. Только, по-моему, смеялся, когда смотрел на моего хозяина.

— Что вы! — бармен тут же отвел взгляд, не выдержав натиска.

— В другой раз знай — на чужие вещи глаз не кладут, — Альтов мягко отступил на пару шагов и вышел на улицу.