Изгнанная из рая - Даниэла Стил

Но еще более удивительным было то, как он распорядился этим богатством. Своим добрым друзьям Марте Розенштейн и Эмме Босличковой профессор оставил по пятьдесят тысяч долларов, присовокупив к ним слова любви и искренней благодарности за ту доброту и внимание, которыми они окружали его на протяжении всех двадцати лет знакомства. Миссис Розенштейн профессор также завещал свои золотые часы; это была его единственная дорогая вещь. Он знал, что его верной поклоннице будет приятно получить их на память. Свою богатую библиотеку и все деньги, которые находились на его текущем счету и в виде акций в депозитной ячейке банка, профессор завещал «своей юной коллеге и ученице мисс Габриэле Харрисон». В общей сложности Габриэла получала чуть больше шестисот тысяч долларов, и все присутствующие дружно ахнули, когда адвокат огласил этот пункт завещания.

Габриэла не верила своим ушам. Сначала она подумала, что ослышалась, потом — что все это просто шутка. Это невозможно — такова была ее последняя мысль. Почему профессор оставил ей столько денег? Но в своем завещании он объяснял и это. Профессор считал, что Габриэла способна распорядиться этими средствами разумно и с пользой. Шестисот тысяч ей должно быть достаточно, чтобы серьезно заниматься писательством. По мнению профессора, сумма, которую он ей оставил, давала свободу и служила определенной страховкой на случай непредвиденных обстоятельств. В конце завещания профессор также приписал, что всегда относился к Габриэле как к родной дочери и этот подарок он преподносит ей со всей любовью, ибо восхищается ею и как писателем, и как личностью.

Свою последнюю волю профессор подписал полным именем — Теодор Роусон Джеймс Томас, и адвокат, огласив число и назвав фамилию нотариуса, заверившего собственноручную подпись профессора, сказал, что завещание находится в полном порядке и, значит, имеет законную силу и начинает действовать с момента оглашения.

Когда он замолчал, в гостиной ненадолго воцарилась тишина. Все были настолько ошеломлены, что не могли произнести ни слова. И вдруг в одно мгновение эта тишина сменилась взволнованным гомоном голосов, удивленными и радостными восклицаниями соседей по пансиону, которые от души поздравляли Габриэлу. Все были так рады за нее, что никто даже не позавидовал свалившемуся на нее неожиданному богатству.

А Габриэла совершенно растерялась. Еще вчера она была бедна, как церковная мышь, а сегодня вдруг стала богатой и к тому же — обладательницей замечательной библиотеки! В смятении она посмотрела на Стива и увидела, что он радостно улыбается. По его лицу было видно, как он счастлив за нее. Габриэла с облегчением подумала, что он не ревнует и не завидует ей. Как и все, Стив считал, что Габриэла все это заслужила.

— Теперь ты, наверное, уедешь от нас, — с легкой грустью сказала ей мадам Босличкова. — С такими деньгами ты можешь сама купить целый дом и открыть пансион… — Тут она прослезилась и крепко обняла Габриэлу. — Девочка моя, как я за тебя рада!.. — шмыгая носом, твердила она.

— Ну что вы, что вы!.. — отвечала Габриэла. — Куда же я уеду от вас?!

Она все еще не верила в свою удачу и, как и все остальные, была поражена тем, что профессор сумел скопить такую значительную сумму. Габриэла тоже считала, что, кроме библиотеки и пенсии по старости, у него больше ничего нет. Она сама чувствовала себя ужасно неловко, когда в начале их знакомства профессор, приглашая ее в ресторан, настаивал на том, что сам будет оплачивать счет. Теперь выходило, что она переживала совершенно напрасно. Оставленное им завещание объясняло и это, и множество других вещей.

Но главное, теперь Габриэла точно знала, как профессор относился к ней в действительности, и жалела только о том, что не может поблагодарить его. Впрочем, почему не может? Единственной формой благодарности, которую бы принял профессор, была ее писательская карьера. Габриэла твердо пообещала себе, что будет работать над новыми рассказами не только ради собственного удовольствия, но и ради него.

— Ну что, принцесса, каковы ваши планы на ближайшее будущее? Купите себе самолет и полетите на каникулы в Гонолулу? — шутливо сказал Стив, обнимая ее за плечи, и Габриэла невольно подумала о том, что теперь их проблемы остались позади.

Наследство профессора все изменило. Она жалела только о том, что не может поделиться этими новостями с матушкой Григорией и сестрами. Возможно, подумалось ей, все это — действительно божественное провидение. Ведь останься она в монастыре, то никогда бы не познакомилась с профессором, не напечаталась бы в «Нью-йоркере» и не получила бы в наследство более полумиллиона долларов…

Да, трудно было поверить, что столько событий вместилось в какой-то год. В июле прошлого года они с Джо признались друг другу в любви; десять месяцев назад Джо умер и она покинула монастырь, а семь месяцев назад они стали близки со Стивом. А ее дружба с профессором?.. Как много она значила в жизни Габриэлы! Ей было так хорошо с ним. Она до последнего не верила, что он может умереть. Впрочем, сам профессор, похоже, держался иного мнения. Его завещание было датировано маем месяцем, значит, он уже тогда почувствовал, что ему осталось недолго. Строго говоря, чтобы составить такой прогноз, никакой особой прозорливости не требовалось. Всю зиму и почти всю весну профессор проболел, болезнь подорвала его силы, и он, предчувствуя близкий конец, решил привести свои дела в порядок. Да и болезнь миссис Розенштейн, наверное, напомнила ему, что все люди смертны и что он — не исключение.

Вечером все обитатели пансиона снова собрались в гостиной на торжественный ужин. Его устроила для своих друзей Габриэла, хотя для этого мадам Босличковой пришлось ссудить ее деньгами. Ужин удался на славу, и все снова поздравляли Габриэлу и радовались за нее. «Такое бывает только в сказках, — сказала мадам Босличкова, поднимая за нее бокал сухого вина. — И пусть для тебя, Габи, эта сказка никогда не кончается!»

После того как пансионеры разошлись, Габриэла тихонько поднялась в бывший кабинет профессора, чтобы получше познакомиться с унаследованной библиотекой. Полюбовавшись на прекрасную подборку редких и специальных изданий, среди которых стоял и трехтомник, подаренный ею на Рождество, Габриэла села за стол и стала рассеянно перебирать бумаги. Она и сама не знала, что ищет. Быть может, она рассчитывала наткнуться на неотправленное письмо или на адресованную ей записку в несколько строчек… Но вместо этого в одном из ящиков стола она неожиданно наткнулась на папку из коричневого манильского картона. Машинально раскрыв ее, Габриэла увидела какие-то бумаги и несколько вскрытых писем, адресованных Стиву Портеру.