Багровая смерть (ЛП) - Гамильтон Лорел Кей

Он осторожно зажал нос. Это сделало его голос странным, но довольно-таки понятным, когда он сказал:

— Предельно ясно, моя королева.

Я посмотрела вниз:

— Ну, а ты, Скарамуш? Ты приручен?

— Никто, кроме моего мастера, никогда меня не приручит.

— Но мы выразились ясно?

Он бросил по-настоящему ненавидящий взгляд на Никки, потом снова посмотрел на меня:

— Ты и твоя Невеста выразились очень ясно.

— Отлично, тогда между нами не возникнет больше проблем.

— Мы не проявим к тебе неуважения, но проблема все же есть, моя королева.

— И какова же она? — спросила я.

— Люди, с которыми у тебя есть секс, приобрели нашу прежнюю скорость и навыки или восстановили их в случае с Магдой и другим Арлекином в твоей постели, в то время как те из нас, кто не в твоей милости, продолжают терять как навыки, так и силу.

Я открыла рот, закрыла его и посмотрела на Джейка:

— Он прав?

Джейк вздохнул, пожал плечами и наконец ответил:

— Это не стопроцентная уверенность, но как гипотеза, к сожалению, имеет преимущества.

— Ебаться, — сказала я.

— Недостаточно, — вставил Скарамуш.

— Мы же не можем трахаться со всеми!

— Если я не могу восстановить свою былую славу по плану, заслуживающему воина и короля, то я соглашусь на то, что удовлетворит желания Жан-Клода.

Я уставилась на веркрысу:

— Ты понимаешь, о чем говоришь?

— Или за тебя говорит боль? — добавил Джейк.

— Я знаю, что сказал. И ради возвращения своей силы я буду тем, чем меня посчитает нужным сделать Жан-Клод, — ответил Скарамуш.

Пьеретта просто качала головой и выглядела испуганной. Она не хотела быть тем, чем посчитают нужным, и я ее не винила. Это слишком уж абсолютный карт-бланш, чтобы кому-нибудь такое предлагать.

— Я не буду катамитом (мальчик, состоящий в половой связи со взрослым мужчиной) Жан-Клода, — сказал Гортензио; его голос звучал все хуже по мере того, как нос опухал. Он закашлялся и начал задыхаться, и ему пришлось потрудиться, приподнимаясь достаточно, чтобы сплюнуть кровь на мат, от чего у него заболело лицо, так что он застонал от боли.

— Мы должны доставить их в медпункт, — сказал Джейк.

— Да уж, — сказал Никки. — Они залили кровью весь мат.

Я взглянула, не шутит ли он. Его рот все еще кровоточил настолько, что ему пришлось вытереть его тыльной стороной ладони. Во время всего этого он успел снять перчатки. Если это был сарказм, на его лице он не отразился. Царапины на щеках были не такими плохими, как рот.

— Или все могут перекинуться и исцелить себя, — предложила я.

— По всем матам будет липкая дрянь, — сказал Син. — Клодия говорит, что нам нельзя перекидываться в спортзале.

— Отлично. Сделайте это в коридоре.

— Я не осмелюсь, моя королева, — сказал Скарамуш.

— У тебя выбито колено. Превращение его исцелит.

— Да. Но в животной форме мне понадобится пища, чтобы восстановить энергию, которую я потрачу на быстрое выздоровление.

— Ну да, поэтому ты пойдешь вниз, в помещение, где мы держим живой корм.

— Нет, моя королева. Если я изменю форму, я не смогу гарантировать, что не буду воспринимать тебя и остальных как еду для своего зверя.

— Ты хочешь сказать, у тебя нет достаточного контроля над животной формой, чтобы удержаться от атаки на нас? — уточнила я.

— Мне стыдно это признавать, но это так.

— Вы же Арлекин, величайшие шпионы и убийцы. Это значит, у тебя абсолютный контроль над собой, по крайней мере, я так думала.

— Когда-то было именно так, но с тех пор, как наша сила начала ослабевать, то же самое произошло c нашим контролем над внутренними демонами.

Я перевела взгляд с него на двоих других нарушителей спокойствия. Пьеретта склонила голову и не хотела встречаться со мной взглядом. Гортензио катался от новой боли; очевидно, он сжал свой нос слишком сильно.

— Вы хотите сказать, что никто из вас не может контролировать своего зверя?

— Когда мы только обращаемся, мы должны есть свежую плоть. Как только мы поели, мы снова становимся самими собой и можем контролировать зверя, но до первого кормления мы не в себе, и будем атаковать, как ликантропы-новички, которые еще не обрели контроль над собой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я посмотрела на Джейка и Магду:

— Это всех вас касается?

— Мои способности не уменьшились, — сказала она.

— Потому что ты с ними спишь, — горько сказала Пьеретта. Она уставилась в пол, как только произнесла это, будто боялась собственной реакции.

Лицо Джейка было пустым и нечитаемым настолько, насколько он мог это сделать.

— Я тоже сохранил свои способности, а я не сплю с нашими новыми лидерами. Каазим тоже в порядке, а он не их любовник.

— Подождите, Джейк, Магда. Вы говорите, что ни один из вас не знал об этом? — спросила я.

— Я не знал, — сказал он.

Магда просто покачала головой.

— Народ, вы должны были доложить Джейку, — сказала я, посмотрев на остальных.

— Он один из тех, кто предал нашу Темную Мать, — сказал Скарамуш.

Гортензио снова обрел голос, хотя он был гнусавым и труднопонимаемым, потому что нос его продолжал распухать:

— Он помог спрятать от нас золотых тигров. Если бы они были убиты по приказу Матери Всея Тьмы, ты бы никогда не смогла прийти к власти. Ты должна была обладать силой Отца Тигров и стать новым Отцом Рассвета, и для этого тебе были нужны золотые кошки.

Скарамуш добавил:

— Джейк и Каазим оба были частью группы предателей, которые знали о том, что золотые тигры не были убиты, и теперь, когда они выиграли, у них все еще есть их силы, пока те из нас, которые не участвовали в заговоре, — нет.

— Так может, дело больше чем просто в сексе с Жан-Клодом и остальными из нас? — спросила я.

— Может быть, — ответил он, но как-то без особой веры, а может, он просто не хотел верить, потому что если секс не может исправить проблему, то они облажались во многих смыслах.

— Мика об этом знает?

Скарамуш и Пьеретта покачали головами.

— Мы никому не говорили о своем позоре, — сказал Скарамуш.

— Если бы мы решили отослать вас с миссией наподобие той, с которой только что вернулся Каазим, то вы бы признались кому-нибудь? — спросил Никки.

— Мы не обязаны отвечать на твои вопросы, Невеста, — сказал Гортензио.

— Тогда сделаем вид, что его задала я, потому что это хороший вопрос, и мне нужен ответ.

— Никто из здешних лидеров не доверяет нам достаточно, чтобы посылать с заданием, — сказал он.

— Мы все застряли здесь, в этом маленьком городе, когда мы веками путешествовали по миру, — сказала Пьеретта, и выглядела… убитой горем, вот единственное описание. На ее вечно юном лице внезапно появилось изможденное выражение.

— Я думаю, что-то изменилось, — сказала я.

— Если они не могут безопасно изменять форму, мы должны доставить их в изолятор, — сказала Магда. Если она сочувствовала плачевному положению своих товарищей-воинов, этого не было видно.

— Я бы попросил носилки, идти я не могу, — сказал Скарамуш.

— Что ты сделал, чтобы заслужить носилки? — спросил Никки.

— Ничего, но я смиренно прошу мою королеву и ее принцев, чтобы они были великодушны и проявили милосердие.

— Я не силен в милосердии, — сказал Никки.

— Как и я, особенно к воинам, которые все время забывают обо мне, — сказала Магда.

Скарамуш сглотнул достаточно сильно, что я услышала, и произнес:

— Моя королева, ее принцы, ее принцесса, я умоляю о милосердии и разрешите мне носилки.

Я не была уверена, что Магда — моя принцесса, но я не стала возражать. Мы выигрывали; никогда не придирайтесь, если выигрываете. Мы дали ему носилки. Какого черта? Мы своего добились.

18

Медики настояли, чтобы Никки пошел в подземную больницу с остальными пострадавшими. Он настаивал, что в порядке:

— Мой рот уже не кровоточит.

— У тебя может быть сотрясение, — сказал врач.