ЯВЛЕНИЯ ДУШЕВНОЙ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА ПОСЛЕ ЕГО ТЕЛЕСНОЙ СМЕРТИ - Григорий Дьяченко

Вполне присоединяясь к этому последнему заключению автора, мы не можем при этом случае не вспомнить о нашем покойном ученом Бутлерове, так красноречиво призывавшем науку к исследованию загадочных явлений человеческой природы, который как бы заранее предначертал тот путь, те этапы по пути науки, которыми она должна будет подойти к полному признанию реальности явлений, относимых к области медиумизма. Предвидение его шаг за шагом оправдывается на наших глазах в эти последние годы. Давно ли было то Бремя, когда учеными подвергались сомнению такие несомненные в настоящее время вещи, как гипнотизм и его явления? Самые невероятные факты гипнотического внушения теперь окончательно признаны и деятельно исследуются наукою, сделавшись модным вопросом ее. За гипнотизмом и его явлениями настала очередь для явлений, доказывающих действие и влияние человеческой мысли на расстоянии. Недавние исследования таких ученых, как Ш. Рише, Охорович, П. Жане, Герикур и многих других, открыто заявляющих реальность этого глубоко таинственного по своей сущности действия мысли на расстоянии и поддерживающих свои взгляды на страницах такого серьезного научного и философского органа, как «Revue Philosophique» (изд. Рибо), – все это доказывает, что факт действия мысли на расстоянии стал почти признанным. Теперь настала очередь для таких, еще более на первый взгляд таинственных и загадочных явлений, как призраки умирающих людей, явления симпатии, пророческие сны и т. п. Благодаря упорному труду Майерса, Гернея и Подмора, собравших и критически проверивших громадную массу фактов этого рода, факты эти становятся уже достоянием науки. Она уже не чувствует себя в силах сопротивляться напору такой массы свидетельств людей самых почтенных и заслуживающих полного уважения и доверия к своему свидетельству.

Между собранными и проверенными свидетельствами о явлениях призраков умирающих людей попадаются такие, где явление этих призраков имело место уже много времени спустя после смерти этих лиц. Если явление призраков умирающих объясняется телепатией, т. е. духовным взаимодействием между умирающим человеком и тем лицом, которому является призрак, то в случаях явлений посмертных призраков мы логически приходим к великому вопросу о существовании в другом мире. Таким образом, на наших глазах совершается великий переворот в науке, расширение её сферы, и она вступает на тот путь, на который так красноречиво и убедительно призывали её люди, подобные Бутлерову, Круксу, Уоллесу, и другим поборникам истины (см. «Ребус» 1888 г., № 23).

Е. Наука и загробная жизнь

(Речь, произнесенная Гербером Бюррозом)

Высшая и лучшая часть современной науки выказывает сильное тяготение к «оккультизму» в широком смысле этого слова: не только к спиритизму, но и ко всем психическим силам природы, которые в последнее время понемногу начинают все настойчивее и настойчивее врываться в современную жизнь.

«Какие бы скудные понятия не имел я о спиритуализме, но общее определение ему дал бы такое: спиритуализм есть вера в индивидуальное и сознательное существование «духов» умерших людей в иной сфере бытия, причем «духи» эти могут – может быть, и очень нередко – сообщаться с живущими в физической сфере. То, что подразумевается под словом «наука», определить несколько труднее. Можно выразить это понятие так строгое исследование путем опыта, индукцией, дедукцией, проверкой факта теорией и теории фактом, одной какой-либо отрасли или всех отраслей того, что подразумевается под словом «природа»; и вот, когда подобное исследование производилось достаточно долгое время, то выводы его и принимаются мыслящими и разумными людьми, как выводы «науки». Теперь я постараюсь рассмотреть, какое отношение существует и так называемому спиритуализму с его основным положением со стороны людей науки в Англии и прочих цивилизованных странах. Сильно поражающий и бросающийся в глаза факт заключается в том, что, несмотря на усилия таких умов, как Крукс и Уоллес, несмотря на все их работы, так называемая наука и так называемый спиритуализм (или оккультизм) в общем, вполне антагонистичны одно другому. Мне думается, что тут виновны одинаково обе стороны».

В продолжение 30 лет м-р Бюрроз тщательно работал в той области, которую охватывает термин спиритуализма; он много читал, много изучал «психическую силу» и пришел к такому выводу: пора бы спиритуализму, наконец, перестать довольствоваться «Джонами Кингами», «Львами» и тому подобными увеселениями столоверчения, которые, между прочим, много уронили спиритуализм в глазах научных и серьезных людей. 30 лет лектор следил за литературой спиритуализма, 30 лет читал он сообщения, полученные через медиумов, слышал много соображений на тему, какова должна быть жизнь «духов» и – положительно прогресса не видал! Много невежественных, необразованных людей, по своей нервной организации одаренных медиумическими способностями, встречал он в спиритических кружках, знавал их годы и годы в этой роли и не заметил ни малейшего прогресса в умственном или нравственном отношениях. «Не пора ли, – думает он, – выработать что-нибудь определенное, законченное, какую-нибудь спиритуалистическую философию? Ведь всякая жизнь – индивидуальная, социальная, национальная – окажется несостоятельной, раз она не будет иметь основанием какую-нибудь определенную идею: научную, философскую или религиозную – нечто гармоничное, способное заявить себя миру. И чем определеннее та или иная форма, в которую эта идея выльется, тем полнее и законченное она явится».

«С другой стороны, человек науки (прошу заметить, что здесь я не говорю об ученых позднейшего времени, посвящающих немало времени оккультизму – я говорю о тех материалистах, которых принято называть людьми науки) с высоты своих точных наук тотчас же сошлется на цельность и гармоничность своих воззрений в каких-либо спиритуалистических данных. Он поэтому их тотчас же отвергнет. Следует заметить, что, как ни велики были ошибки со стороны спиритов, они ничтожны в сравнении с ошибками материалистов. Спириты неоднократно стремились подвергнуть свои наблюдения строгой критике научного исследования и получали неизменно в ответ, что раз они приглашают исследователя, то этот последний имеет полное право выбора способов исследования. Спириты, зная природу наблюдаемых ими явлений, отказывали в этом, и материалисты признавали исследование невозможным на том основании, что для этой цели ими не были пущены в ход те самые пробирки и инструменты – тот материал, одним словом, которым они привыкли исследовать материю».

«Принимая в соображение, с одной стороны, это обстоятельство, а с другой – очень большую группу спиритических явлений, исследование которых подобным способом невозможно, приходишь, разумеется, к убеждению, что между научным материализмом и спиритуализмом лежит глубокая бездна. Общей почвы нет – это очевидно, однако, можно бы было подать друг другу руку в исследовании хотя «бы ничтожной части явлений, допускающих применение обычных способов и инструментов. Научные материалисты ссылаются на изречение Ньютона, что чем реже происходит какое-либо явление, тем более доказательств оно требует для признания, и они правы, но, конечно, это доброе правило до крайних пределов не должно быть доводимо, и не следовало бы, как это мы видим сплошь и рядом, оглушать, как молотом по голове, какого-либо скромного и робкого исследователя с первых же его шагов восклицанием: «Это нелепость! Это вырождение, глупость, безумие!» только потому, что этот факт не вяжется с их предвзятым представлением об этом предмете. Представьте себе, что Гальвани, когда жена пришла ему сообщить, что ноги лягушки двигаются, вместо того, чтобы пойти и посмотреть, ограничился бы восклицанием: «Это нелепость!» Или Франклин и многие другие изобретатели поступили бы подобным образом и вместо того, чтобы тщательно разобраться в неожиданно встретившемся им незнакомом факте, отделывались бы лишь пренебрежением и криком? Нет сомнения, что при таких условиях многие полезные открытия были бы отсрочены на много лет, а некоторые и никогда бы не увидели света. Очень неблагоразумно утверждать что-либо бездоказательно, но не менее неблагоразумно и отвергать все лишь по незнанию, лишь за неимением опыта. Вот это соображение и должно бы было быть тезисом научности, ибо один факт, утвержденный на опыте, стоит более чем миллион теорий и гипотез, утвержденных на вере или на доверии, что одно и тоже.

Как уже сказано, наука уже давно приняла чисто материалистическое направление, и думаю я, что небезынтересно будет проследить причину такого течения. Для этого необходимо сопоставить науку времен до реформации с наукой современной. Как известно, наука того времени была, собственно, теология плюс наука и сосредоточивалась в руках католической церкви, причем, далеко не безопасно было касаться её космологии, иначе можно было подвергнуться преследованию и далее сожжению на костре. И вот, физические научные изыскания сослужили великую службу: они освободили человечество из-под гнета средневековых предрассудков и, как всегда бывает, впали в другую крайность. Наука до реформационного времени смотрела на человека, как на центр всей вселенной: солнце, луна, звезды были созданы лишь для его пользования и все тогдашнее научное мировоззрение зиждилось на благородном человечестве. Но астрология дала новые знания, расширила это миросозерцание, и тогда произошло курьезное превращение: не только исчезло понятие о человеке, как о центре вселенной, но и сам человек со всеми его высшими, благороднейшими свойствами был далее выключен из пределов схемы природы – он был поставлен ниже, чем микрокосм в макрокосме. Мало-помалу у человека отняли все прирожденные ему высшие качества, он был низведен на степень груды протоплазмы, на степень игрушки слепых сил природы с перспективой, наконец, полного уничтожения – смерти».