Мой плохой босс (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

— Ген, давай без телепатии, — я болезненно морщусь, потому что догадываюсь, о чем он поведёт речь, — говори вслух, что ты хочешь сказать.

— То же, что и вчера, Тох, — по виду Геныча можно подумать, что он говорит с кем-то безнадежно больным, — начнем с того, что рабочий день три часа назад кончился. А у тебя отпуск третий день идет. Какого хрена ты тут делаешь?

— Я тут работаю, — сухо отрезаю я, а потом отпихиваю от себя папку с контрактными предложениями, — что, не верится? Может, тебе и отчет предоставить, мой охреневший друг?

— Тох, я помню, что мы поощряем трудоголизм, но не у руководящего же звена, — ласково, как с в конец спятившим придурком, произносит Смальков, — ты уже на упыря похож.

— Приду к тебе за чашкой крови — тогда и приму претензию, — сухо отмахиваюсь я и обшариваю рабочий стол взглядом. Спотыкаюсь взглядом об часы.

Три часа назад кончился рабочий день, да. И вправду — пора собираться… А то опоздаю.

Геныч с благостным видом наблюдает, как я начинаю собираться. Видимо, решил, что его слова возымели какой-то эффект.

— Вот-вот, давай, собирай манатки и дуй на Малибу, — ворчит наш Аллигатор дружелюбно, — там, кажется, бабы на твой вкус самые горячие? И жарь их, хоть по две за вечер, снимай напряжение.

Малибу. Ну, спасибо, что не Тайланд, а то с моих «юмористов»-партнеров сталось бы… И массажиста-трансвестита мне на первый же вечер в номер бы заказали. О, да, я не первый год “замужем” и работаю с этими мудаками. Ну… И сам время от времени делаю то же самое…

— Завтра буду к девяти, вызову водителя, — хмуро бросаю я, а затем открываю перед Генычем дверь, намекая, что ему пора вытаскивать свою задницу из моего кабинета.

Морда Геныча темнеет тут же. Да-да, друже, я — упрямый баран, и тебе об этом прекрасно известно.

— Тох, да брось ты это, ну, подумаешь, бухгалтерша сбежала, тоже мне беда, у новой ноги длиннее, — не отступает наш Аллигатор, пока мы вместе тащимся по пустому офисному коридору к лифту.

Мда, кажется — выгляжу и вправду паршиво, раз уж даже мои друзья начали вот так наседать. Тем более Геныч, с его-то девизом «чем бы дитя не тешилось, лишь бы продолжало нести золотые яйца». А нет — видимо, есть беспокойство у Смалькова за состояние его курочки Рябы. И с какого хрена, спрашивается? Он мне, что, лечащий врач?

Хотя, не поспоришь, работаю я в последнее время реально дохера… Просто когда мозг занят работой — мне не хочется сдохнуть.

От напоминания о новой главной бухгалтерше — Евгении Петровне — у меня сразу начинают ныть зубы, будто я и не плачу своему стоматологу столько, чтоб он мог к пятому году нашего сотрудничества накопить на маленький, но очень живописный остров на Гавайях.

— Лучше бы эта ваша длинноногая работала нормально, — тихо шиплю я, раздраженно тыкая в цифру «1» в лифте.

Евгению — ну, или Женечку, притащил Игнат. Довольнющий, будто притащил какого-то гения.

Увы мне. Гением Женечка не была. Хотя ноги, конечно, были ничего, но меня они вообще не волновали

— Да брось, — миролюбиво тянет Геныч, прислоняясь плечом к стенке лифта, — ты просто недоволен, что она — на месте Хмельницкой. Вот и доканываешься. А так — она сносная. Косячит, но не страшно, исправимо. И ты её выдрессируешь.

— Ирину дрессировать не надо было, — через силу выговариваю я — Её имя мне в последнюю неделю особенно сложно произносить.

— Ну, братец, — Геныч критически цокает языком, — я тебе говорил, такой, как она — мы в ближайшем времени не найдем. Не удивлюсь, если она уже в Лукойле бумаги разбирает. Они ж не лохи, упускать такого специалиста. А связей, чтоб туда попасть, у Ирины достаточно.

— Да уж представляю, — сухо откликаюсь я и именно в этот момент двери лифта бесшумно разъезжаются.

Вовремя. Честно — мне было темно настолько, что хотелось кого-то придушить. А рядом был только Смальков… Душить партнёра и старого друга — паршивая идея, хотя разве друзья не должны приходить на помощь в трудную минуту? И подставлять плечо, ну или в моем случае шею, чтобы друг не утонул в черной трясине собственных мыслей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Не хочу думать, что где-то там какой-то смазливый хлыщ может смотреть на Ирину без должного трепета. И с трепетом — тоже! С ним — тем более.

— Может, заедем в бар? — Геныч явно не отчаивается не нотациями, так вливанием алкоголя отправить меня в отпуск. Погрузить в самолёт в состоянии багажа и делов-то… Очнусь уже в солнечной Калифорнии.

— Тебе завтра на работу, — я качаю головой, — да и мне тоже. И потом, у меня дела, Ген.

— Надеюсь, у тех дел хотя бы третий размер груди, — бормочет под нос Геныч и тащится к своей машине. Уже открыв дверцу окликает меня снова. — Тоха, все равно завязывай с этим дерьмом, ты и выглядишь как оно, смотреть тошно.

— А ты и не смотри, тебе это по ориентации не положено, — отрезаю я, дожидаясь, когда этот черт уже наконец свалит с моего горизонта. Не хочу, чтобы он даже случайно увязался за мной.

— А на переговоры тебя возить вообще стыдно, ты своей кислой мордой уже два контракта спугнул, — а вот это, Геннадий Андреевич, уже даже не нож в спину, это гарпун.

— Во-первых, дерьмо собачье были эти контракты, которые ты так оплакиваешь! — огрызаюсь я уже совершенно раздраженно. — И попробуй это оспорь. Ты же видел их заказы. Ну и?

Аргументов против моих у Геныча не находится.

— А во-вторых что? — уточняет мой друг, тяжко вздыхая.

— А во-вторых, ты на свою рожу глянь, Ген, может, в ней дело? — на этом я заканчиваю нашу «занимательную беседу» и залезаю в свою машину.

Сердобольный Смальков просто невыносим. Еще чуть-чуть, и он напялит халатик медсестры и придет ко мне с клизмой, которая, конечно же, отправит меня в страну счастья и радости.

А такой дельный мужик, когда не пытается быть вот этим вот «заботливым другом». И собутыльник хороший…

Оно понятно, что Смальков защищает свои инвестиции, он всегда это делал, но должны же быть хоть какие-то границы. По крайней мере, я уверен — что должны.

В машину я сажусь, уже не дожидаясь, пока отвяжется Смальков, и минут семь сижу, уронив голову на руль, просто закрыв глаза.

Устал.

Как же я без неё устал — никаких слов. Голова хочет взорваться, будто ее сжимает тесный обруч. И я помню те минуты, когда был абсолютно, бесконечно свободен, когда ничего не давило и в мыслях стояла вожделенная тишина. Ощущение, которое просто невозможно забыть

Когда я был для Неё.

И хочется только взвыть, надсадно, пусто, потому что чем дальше — тем невозможней дышать. Без нее…

Она — будто сладкий, но хищный мираж, приснилась мне, вырвала из груди клок мяса — и тут же унеслась с ним прочь.

И сейчас — появись она рядом, хоть на минуту, хоть на секунду, я бы…

Кровью и болью, поклонением и послушанием ей бы доказал, что могу быть ей за шестерых её опытных. Могу и хочу. И больше ничего нет в моем списке желаний.

Я ею отравлен. Я это принял. С этим мне придется жить. Только у этого яда обратное действие — он не смертелен, но агония от него может быть бесконечной. Станет легче, только если ты получишь новую порцию того яда. Если твоя ядовитая, та самая вернётся…

Но её нет, нет и, возможно, — не будет. Был бы прок — я бы от досады сгрыз руки до локтя, лишь бы прочувствовать, насколько сам виноват в том, что произошло. Столько всего с ней сделал не так.

Так, ладно…

Не время для рефлексии.

Смальков уехал. Я тоже могу ехать. В клуб…

В конце концов, где еще мне ждать возвращения своей Госпожи, как не там?

Сережа кивает мне издалека. За прошедшие двадцать четыре дня с побега Ирины мы с ним почти сроднились. Он даже ржет, что может, мне стоит предложить Тамаре себя на вакансию замещающего бармена — ну а что, все равно, что ни вечер — я торчу в Трессе у барной стойки. Впрочем обойдется, достаточно и того, что я от печали уже вызубрил всю коктейльную карту, а сам Сережа уже к моему приходу готовит мне лунго, и как только я падаю на барный стул — пододвигает ко мне чашечку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})