Восемь бусин на тонкой ниточке - Елена Михалкова

Она накинула на шею козе шлейку. Погладила Джольку по жесткому затылку, почесала у основания серых рогов. Коза переступила копытами и подставила макушку.

– У меня была коза, непослушная была! – тихонько пропела Маша. – Ай-люли, ай-люли, непослушная была!

Ею овладело смешливое и дурашливое настроение. Как же здорово встать рано-рано утром, пока все еще спят! Как здорово гладить козу по жесткой макушке, предвкушая прогулку по лесу! Маша пришла в какое-то детское упоение при мысли, что сейчас они с козой пойдут по тропинке, и пар станет вырываться изо рта, а вокруг будут стоять неподвижные ели.

Она низко надвинула капюшон дохи, запахнулась поплотнее и вывела козу из загона.

Лес встретил их безмолвием. Ни пения птиц, ни шелеста ветвей… Джолька бежала по тропинке, точно собака, ведущая хозяина привычным маршрутом. Слышно было только шуршание травы под ее копытами и под Машиными сапогами.

Сапоги оказались тяжеленными, к тому же были велики на размер. Чтобы они не свалились, приходилось волочить ноги.

Ели выстроились вдоль тропы и осторожно гладили Машу широкими лапами. Похоже, она ушла уже далеко от дома, и скоро начнется лиственный лес. Вон и колышки впереди, обвязанные красными тряпочками – огораживают яму, о которой предупреждала Марфа.

Маша прибавила шаг, сложила губы трубочкой, собираясь посвистеть. Этому лесу определенно не хватало свиста!

И в этот момент ее ударили.

Это был даже не удар, а сильный толчок слева. От неожиданности Маша выпустила шлейку и упала. Но там, где ее должна была принять трава, вдруг разверзлась зияющая пасть, и Успенская провалилась в нее.

Долю секунды ей казалось, что все это – иллюзия, остатки сна, размазанного по реальности. Конечно же, она падает с кровати и сейчас очнется на полу с синяком на бедре. По лицу мазнуло чем-то колючим, и, широко открыв глаза от боли, Маша зафиксировала поразительную картину: пасть оскалилась на нее десятком остро заточенных древесных зубов. «Сожрет!» – мелькнуло в голове у Маши. А в следующий миг она провалилась между ними и рухнула на землю.

От удара Маша потеряла сознание. Чернота плотно обхватила ее и утянула на дно колодца, в холод и мрак.

Когда Успенская пришла в себя, первое, что она увидела, открыв глаза, была земля с поседевшими от заморозков травинками. Бок, на котором она лежала, оледенел. Но когда Маша попыталась пошевелиться, ее тело не пожелало повиноваться.

«Господи, что происходит?!»

Маша пыталась застонать, но с губ сорвалось лишь невнятное сипение. Кажется, она что-то сломала… руку или ногу… Или позвоночник…

Чернота отступила окончательно, и в лесной тишине Успенская услышала наверху, прямо над собой, страшный звук. Он испугал ее больше, чем оскалившаяся навстречу пасть, чем боль в боку, чем пятна перед глазами.

Это были шаги. Где-то над ней ходил человек. Молча. И смотрел сверху вниз на Машу, лежащую…

Лежащую где?! Куда она попала?!

Лицо Маши закрывал капюшон дохи, чудом не свалившийся при падении. Капюшон помешал ей заметить нападавшего, но сейчас помогал, скрывая от взглядов того, кто ходил сверху.

Чей-то почти неслышный голос прошептал в голове: «Не шевелись». Выполнить совет было легко, и Маша замерла, всем телом ощущая сочащийся из земли сырой холод.

Сознание быстро возвращалось. Не поднимая головы, Маша обвела глазами доступный ей угол ямы. Высокие отвесные стенки, а рядом из земли торчат колья… Вот что она приняла за древесные зубы!

Теперь ей стало понятно, куда она провалилась. Это та самая яма, о которой предупреждала Марфа. Кто-то заранее переставил колышки с красными лоскутами вперед, чтобы обмануть человека, идущего по тропинке. А сам подстерег его и столкнул вниз.

То есть ее.

Машу запоздало настигло острое, пронизывающее чувство смертельной опасности. Тот, наверху, продолжал ходить по краю ямы, точно охотник, обдумывающий, как ловчее достать кролика из капкана.

Кролик – это она. А капкан – яма.

Но кто охотник?

Маша чуть шевельнула головой, пытаясь сбросить край капюшона. Но тотчас отозвался внутренний голос. «Не шевелись! – тревожно шепнул он. – Не двигайся! Пускай он уйдет…»

Сверху по плечу Машу что-то ударило и отскочило. То ли ветка, то ли шишка… Зачем?

И вдруг Машу осенило. «Он проверяет, жива ли я!»

А следом за пониманием пришел простой, но очень неприятный вопрос. От него Машу пробрала дрожь.

«Что он будет делать, если решит, что жива?»

Она замерла, хотя больше всего ей хотелось отлепить тело от ледяной земли. Казалось, еще немного – и она пристынет к ней, как прилипает язык к качелям, если лизнуть их на морозе.

Сверху Машу вновь обстреляли шишками. Но на этот раз она была настороже и даже не дернулась, когда одна из шишек отскочила от земли и ударила ее в лоб.

Тот, кто стоял наверху, выжидал. Но жертва не шевелилась. Он постоял, глядя сверху на распростертое тело, закрытое мохнатым тулупом. Что ж, пускай все сложилось не совсем так, как планировалось… Но главного удалось достичь – она мертва.

Человек развернулся и пошел обратно к дому, ускоряя шаг.

«Ушел!» – облегченно выдохнула Маша, когда шаги стихли. Но лежала еще несколько минут, напряженно прислушиваясь – не раздастся ли шорох. Вдруг он вернется? Вдруг это всего лишь хитрость, чтобы заставить ее выдать себя?

Но шагов больше не было слышно. Очень осторожно, словно собирая себя по кусочкам, Маша отлепила себя от земли, села – и охнула.

Левый бок будто ножом проткнуло – кажется, сильный ушиб. Правая рука чертовски болит в запястье и в плече – то ли закрытый перелом, то ли растяжение. И в ушах звенит, словно в голове застрял комар.

Маша подвигала ногами, и правая отозвалась резкой болью. Что ж, хотя бы левая цела. И позвоночник, похоже, тоже не пострадал. Могло быть значительно хуже…

Она подняла голову и осмотрелась.

Сверху ели тянули в яму мохнатые лапы. Из стенок выползали корни, похожие на тонких белых червей. Маша видела, что ни один из них не выдержит ее веса, и с надеждой посмотрела на ветки.

Но до них оставалось не меньше трех метров. Слишком далеко, учитывая поврежденную руку.

Самое поразительное – это короткие колья, почти вертикально торчавшие из земли. Маша насчитала двенадцать штук. Заостренные явно наспех, они все равно оставались грозным оружием.

Лишь сейчас ей стало ясно, что она чудом избежала страшной участи – напороться на них и висеть, как кусок мяса, нанизанный на шампур.

«А ведь он на это и рассчитывал… Тот, кто сбросил меня сюда. Он позаботился обо всем заранее: заточил колья, утыкал ими дно ямы. Замаскировал ее сверху ветками, чтобы никто не обнаружил раньше времени. Заботливо сдвинул вперед ограждение. Нет, он ненормальный! Надо скорее выбираться отсюда, пока он не вздумал вернуться».

Маша привстала и громко вскрикнула: правую ногу в лодыжке точно пронзили гвоздем. Она упала на землю, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Черт, как же больно… Неужели все-таки перелом?

Она попыталась выдернуть из земли ближайший кол, но правую руку при каждом движении простреливала резь, а справиться одной левой ей оказалось не под силу.

Помучившись несколько минут, Маша бросила тщетные попытки. В яме было ощутимо холоднее, чем наверху, и она закуталась в доху.

До Успенской понемногу начала доходить вся тяжесть ее положения. Выбраться из ловушки самостоятельно ей не под силу. В доме ее хватятся не раньше, чем через несколько часов. Если сообразительная коза вернулась в загончик, то и дольше: решат, что она спит или пошла прогуляться.

Пока спохватятся, пока сообразят, где искать… Конечно, сегодня ее отыщут! Вопрос лишь в том, сколько ей придется просидеть в этой чертовой яме, ледяной, как погреб.

«И при какой температуре человек замерзает насмерть», – тихо подсказал внутренний голос.

«Глупости! – возразила Маша, сильнее укутываясь в доху. – Невозможно замерзнуть летом в шубе! Это ерунда! В худшем случае я простужусь и сойду с ума от скуки, пока жду помощи».

Она прислонилась спиной к деревяшкам и закрыла глаза.

Подумать только: кто-то крался за ней от самого дома, а она ничего не заметила! Значит, тот скрип ей не почудился. Но преследователь не видел ее, а только слышал. Увидеть ему удалось лишь серую доху, закрывающую фигуру и лицо.

Что ж, его ошибка неудивительна. Они с Марфой примерно одного роста, обе худые. Маша шаркала в своих сапогах, поэтому у него не возникло сомнений, что перед ним старуха.

Но потом, когда она упала – он разглядел ее? Понял ли, как чудовищно ошибся? Или ушел в уверенности, что расправился с Марфой?

И что он почувствует, когда увидит старуху утром на кухне целой и невредимой?

С минуту Маша сидела, довольно усмехаясь. Она бы многое отдала за то, чтобы увидеть лицо преступника в тот момент. Он ошибся дважды: сначала – когда Марфа и Ева поменялись местами и в баню отправилась Освальд, теперь – с ней.