«Умрем же под Москвой!» Свастика над Кремлем - Вячеслав Шпаковский

День был жаркий, однако после захода солнца, похоже, стало даже еще жарче. Часов в восемь вечера слева от нас показался русский средний танк Т-34, явно намереваясь пересечь охраняемый нами перекресток. Поскольку за «тридцатьчетверкой» следовало по меньшей мере 30 других танков, мы не могли допустить такого маневра. Пришлось открыть огонь. Сначала удача была на нашей стороне, первыми же выстрелами нам удалось подбить три русских танка. Но тут наш наводчик, унтер-офицер Фишер, передал по рации: «Пушку заклинило!» Тут надо пояснить, что наша пушка была совсем новой и с ней частенько бывали проблемы, заключавшиеся в том, что после отстрела каждого второго или третьего снаряда пустая гильза застревала в казеннике. В это время очередной русский танк свирепо поливал огнем все пространство вокруг себя. Наш заряжающий, ефрейтор Гролль, получил тяжелое ранение в голову. Мы вытащили его из танка и уложили на землю, а освободившееся место заряжающего занял радист. Наводчик экстрактировал стреляную гильзу и возобновил стрельбу… Еще несколько раз мне и унтер-офицеру Шмидту приходилось под огнем неприятеля лихорадочно ковырять в стволе артиллерийским банником, чтобы вытащить застрявшие гильзы. Огонь русских танков разнес в щепки деревянную изгородь, однако наш танк все еще не получил ни одного повреждения. В общей сложности мы подбили 11 вражеских машин, и русским удалось прорваться лишь один раз, в тот момент, когда у нас опять заело пушку. Прошло почти 20 минут с начала сражения, прежде чем неприятель смог открыть по нам прицельный огонь из своих орудий. В спустившихся сумерках разрывы снарядов и ревущее пламя придавали пейзажу какой-то жуткий сверхъестественный вид… Видимо, именно по этому пламени нас и нашли свои. Они помогли нам добраться до расположения полка, дислоцированного на южной окраине Воронежа. Помню, что, несмотря на усталость, никак не мог уснуть из-за изнуряющей жары и духоты… На следующий день полковник Ригель отметил наши заслуги в приказе по полку:

«Фюрер и Верховное Главнокомандование награждают вахмистра 4-го взвода Фрейера Рыцарским крестом. В сражении под Воронежем вахмистр Фрейер, командир танка PzKpfw IV, уничтожил 9 средних русских танков Т-34 и два легких танка Т-60. Это случилось в тот момент, когда колонна из 30 русских танков пыталась прорваться в центр города. Несмотря на подавляющее превосходство противника, вахмистр Фрейер остался верен воинскому долгу и не покинул своего поста. Он позволил противнику приблизиться и открыл по нему огонь из своего танка. В результате русская танковая колонна оказалась рассеяна и частично уничтожена. Тем временем нашей пехоте после тяжелых кровопролитных боев удалось занять город.

Перед лицом всего полка я хочу первым поздравить вахмистра Фрейера с высокой наградой. Весь 24-й танковый полк гордится нашим кавалером Рыцарского креста и желает ему дальнейших успехов в будущих сражениях. Пользуясь случаем, хочу также выразить особую благодарность остальным членам храброго экипажа танка:

Наводчику унтер-офицеру Фишеру Механику-водителю унтер-офицеру Шмидту Заряжающему ефрейтору Гроллю Радисту ефрейтору Мюллеру и передать свое восхищение их действиями 19 июня 1942 г. Ваш подвиг войдет в золотую летопись славы нашего доблестного полка».

Рассказ этот, изложенный автором от третьего лица, немало позабавил фюрера, и он приказал в дополнение к награде дать вахмистру Фрейеру и его экипажу еще неделю отдыха в Германии. Однако то, что новые пушки склонны к частым заклиниваниям, ему не понравилось, и он потребовал от инженеров фирмы «Крупп» как можно скорее исправить этот недостаток!

* * *

Успехи германских войск были налицо, и тем не менее далеко не все шло так, как планировалось, хотя причин этого никто не понимал. Так, в Крыму окруженный самым настоящим огненным кольцом, все еще держался Севастополь, и это несмотря на то, что никаких подкреплений город фактически уже не получал. «6 июня, – сообщало Совинформбюро, – после сильной артподготовки немцы вновь пошли в наступление на Севастополь, но были отбиты с большими потерями, а войска защитников города остались на своих рубежах. 7 июня противник, после сильных бомбежек и артподготовки, пошел в атаку на станцию Мекензиевы горы, а со стороны поселка Любимовка на 30-ю батарею и с большими потерями был отброшен».

В сообщении только не сообщалось, что с этого времени батарея оказалась в полукольце и что вслед за этим на нее обрушились снаряды германской пушки «Дора» и сверхтяжелых САУ «Карл». Командующему Черноморским флотом адмиралу Ф.С. Октябрьскому было доложено, что по батарее № 30 немцами было произведено 22 выстрела с интервалами в 8 минут. Взрывы снарядов сопровождались неслыханным до этого времени громом, а от их разрывов содрогался весь железобетонный массив батареи. Командоры 2-й башни попадали без чувств – оглохли и потеряли речь. У многих началась рвота и кровотечение из ушей, что указывает на все признаки тяжелой контузии. В расположении батареи нашли один неразорвавшийся снаряд длиной два метра и диаметром более 600 мм – вещь, совершенно фантастическую во всех отношениях.

Удалось определить, что огонь вели одновременно две установки: одна с позиции южнее Мамашай, а другая из района севернее Бельбека. Пушку «Дора» воздушная разведка флота обнаружила в двух километрах от Бахчисарая, откуда она и палила по батарее и городу.

Только 14 июня по 30-й батарее немцы выпустили 700 снарядов разных калибров, а их авиация предприняла до 600 самолето-вылетов с целью уничтожить ее с воздуха. В ответ на это батарейцы провели 14 стрельб, в том числе и прямой наводкой, причем, корректируя свой огонь с помощью воздушной разведки, они сумели положить несколько снарядов прямиком рядом с «Дорой» и вынудили ее прекратить огонь. От близких разрывов тяжелых 305-мм снарядов под «Дорой» осело железнодорожное полотно, и огромная махина угрожающе накренилась. Возникла реальная угроза потери этого уникального орудия, из-за которой немцам пришлось его тут же разобрать и поскорее увезти подальше от огня советских орудий.

15 июня на батарею было сброшено 136 бомб, а немецкие пушки выпустили по ней 680 снарядов различных калибров. Бои разгорелись в непосредственной близости от ее двух башен, причем в батарее прервалась всякая связь, включая и телефонную, так как немцы, воспользовавшись указаниями кого-то из местных жителей, нашли и перерубили тщательно замаскированный телефонный кабель, соединяющий ее со штабом.

16 июня враг, как и обычно, провел артиллерийскую подготовку и под прикрытием авиации двинулся на батарею. В течение дня к массиву башен с тыла просочились отдельные группы немцев, одновременно по ним повела огонь прямой наводкой их полевая и противотанковая артиллерия. Стало тяжело, как никогда. По приказу командира батареи майора Г.А. Александера возле каждого входа в помещения батареи укрылось по 15 человек, а сами входы забаррикадировали битым камнем и мешками с песком и цементом, которые после этого обильно полили водой. Каждую атаку гитлеровцев встречали шквальным огнем, поэтому, несмотря на все их старания, и этот день закончился для них безрезультатно.

Примерно в 5 ч утра 17 июня посланный связной добрался до командного пункта 95-й дивизии и сообщил, что гарнизон батареи блокирован и требуется помощь. В тот день 30-я осталась последним опорным пунктом обороны на северной стороне, обеспечивая отход сильно поредевших частей приморской армии и эвакуацию раненых и гражданского населения.

18 июня башни расстреляли последние снаряды, но атаки противника продолжались. Тогда в ход пошли учебные и чугунные снаряды-болванки, а потом наступающих стали сметать просто раскаленными газами пороховых зарядов, действие которых усиливали тем, что забивали в стволы мешки с камнями и железным ломом. В тот же день приказом наркома ВМФ батарея № 30 была преобразована в гвардейскую, но ее защитники об этом так и не узнали…

Когда были исчерпаны и эти возможности по нанесению урона врагу, майор Александер приказал оставшимся в живых уходить в горы, к партизанам. Первую группу возглавил комиссар батареи, но был тяжело ранен и вскоре скончался в расположении батареи, куда его принесли так и не сумевшие вырваться с нее краснофлотцы.

Пришлось окончательно завалить все входы и выходы, кроме уже самых тайных и хорошо замаскированных, и просто ждать, покуда гитлеровцы наконец угомонятся. А те подрывали под башнями толовые заряды, пытались выжечь защитников батареи при помощи огнеметов, сбрасывали в вентиляционные отверстия пропитанные креозотом горящие тюки шерстяных одеял.

Наконец в полночь 26 июня, испортив уцелевшее оборудование, майор Александер вместе со своими моряками все-таки сумел вырваться с батареи, но сам при этом был ранен и контужен. Его пришлось оставить в одном из домов поселка Бельбек, но там его узнал и выдал немцам кто-то из местных. Увидев, кто оказался у них в руках, немцы сразу же предложили ему сотрудничество и высокую должность в артиллерии вермахта, однако майор Александер отказался принять эту милость врага и в тот же день был за это расстрелян.