Бессмертие - Грег Бир

Ольми уже понимал — яснее некуда — что допустил катастрофическую ошибку, серьезно недооценив противника. Ярт обошел все его «ловчие ямы».

«Итак, Павел Мирский. Ничего похожего на него в твоей оперативной памяти не содержится. В ассоциативной тоже. И в дополнительной, куда (нам) разрешен доступ. Павел Мирский уникален и удивителен. В чем заключается его миссия?»

У Ольми мелькнула мысль: а что, если направить ярта по этому малозначительному следу? Пока он будет там блуждать, может, Ольми сумеет вернуть власть над рассудком и покончить с собой?

Он вкратце изложил историю Мирского. Но чужак вцепился в сознание человека железной хваткой. Пока в душе Ольми крепли беспомощность и страх, в уме ярта рос холодный, раздумчивый интерес к Мирскому.

«Мирский более не принадлежит к вашему рангу и порядку. Он не человек, хоть и был им когда-то. Он вернулся к вам с посланием, но каким путем — этого ты не знаешь. Мирского ждали (мы), но он прибыл к вам. Возможно, он явился и к (нашим) соплеменникам, но сведениями об этом ты также не располагаешь.

Мирский — посол-исполнитель, направленный командованием потомков».

Ольми попробовал совладать с паникой и расслабиться. Кошмар начался внезапно и разворачивался так быстро, что прошло какое-то время, пока он сообразил: они с яртом поменялись местами. Теперь пленник — Ольми. Теперь его личность раздроблена и подвластна ярту. Наспех просканировав естественную оперативную память, он обнаружил, что она почти полностью заторможена ингибиторами. Жалкие крохи, оставшиеся от разума, с трудом осмысливали последние внятные реплики противника.

Визит Мирского не давал ярту покоя.

«(Мне) помогает твое сопротивление. С каждой попыткой оценить ситуацию (я) распространяюсь еще дальше».

«Я ощущаю твой контроль», — мысленно произнес Ольми.

«Хорошо. Ты боишься за своих соплеменников. В (мое) первоначальное задание входило нанесение ущерба, но сейчас программа изменена. Прибытие посланца командования потомков гораздо важнее нашего конфликта».

«Как ты пробрался через мою охрану?»

«Неуместное любопытство. Разве ты не взволнован прибытием гонца?»

Ольми похоронил в себе осколок личности, которому хотелось кричать.

«Да, взволнован и сбит с толку. Но все-таки, как ты прошел через мою охрану?»

«Ты не до конца разобрался в некоторых алгоритмах. Возможно, тут виноват сбой в развитии твоей расы. (Я) уже значительное число циклов контролирую ситуацию».

«Значит, ты водил меня за нос?»

«Разве неудачливый (дилетант) заслуживает лучшей участи? Ты не обладаешь рангом, которому (мы) обязаны выражать пиетет. Тем не менее, ты обращался со (мной) уважительно, и (я) согласен отплатить тем же».

Не будь сознание Ольми расколото, он бы понял, что впервые за свою долгую жизнь подвергается такому унижению. Но разум и чувства бродили порознь, точно бестелесные духи в жутком загробном мире. Они не могли не то что воссоединиться, но хотя бы двинуться навстречу друг другу.

«В ближайшее время появится возможность передать эти важные сведения командному надзору. Если окажешь содействие, (я) допущу интеграцию твоей личности, и у тебя будут все шансы стать очевидцем этого грандиозного события».

«Если ты желаешь моему народу зла, не рассчитывай на мою помощь».

«Расе, оказавшей гостеприимный прием гонцу, не будет причинено зла. Вы признаны равноправными, то есть, по нашим законам, не подлежите упаковке и хранению. Теперь вы исполнители команды потомков».

Ольми попытался все это осмыслить. Даже думать о том, что ярт подразумевает под «непричинением зла», было дьявольски рискованно... Он же для того и явился сюда, чтобы причинять зло. Сам признался.

«Что ты затеял?»

«Мы должны проникнуть в Путь. Необходимо известить командный надзор».

Ольми понимал, что выбирать ему не из чего. Он разбит наголову. Оставалось лишь гадать, где и когда ярты разгромят его народ. Или это самооправдание, недооценка собственной губительной роли?

ПРЕОБРАЖЕННАЯ ГЕЯ

Рита чувствовала себя зверем в клетке. Строить догадки не хотелось: Родос уже близко, он-то и откроет истину. Рядом с ней в замкнутом пространстве пузыря скорчилось изувеченное чудище, избитая до неузнаваемости человекоподобная кукла. Рита услышала, как за спиной у нее кукла поднимается на ноги, но не решилась оглянуться. Сжав перила до белизны в суставах пальцев, она закрыла на секунду глаза и сказала себе: «Ты ведь этого хотела».

Между тем ее силы отчасти восстановились. Она открыла рот, чтобы заговорить, и тотчас сжала губы, чтобы не вырвался наружу крик. Перегнулась через ограждение и рывком выпрямилась, вытянула руки и ноги, почти обезумев от горя, которое пока едва ощущалось, но вскоре должно было обрушиться всей своей тяжестью. Ведь все, что окружало Риту, на самом деле было Геей, ее миром, ее родиной. Уже виднелась торговая гавань и длинный перешеек, протянувшийся от крепости Камбиза почти до самого дома Патрикии. А город Родос исчез, только грязно-коричневое пятно осталось на его месте.

— Где он? — шепотом спросила Рита. Повсюду, от побережья до горной гряды, которая пересекала остров, возвышались золоченые каменные столбы.

— Что это? — выкрикнула она. — Зачем?

Тифон пробормотал что-то неразборчивое. Рита удержалась от искушения повернуться к нему. К этой твари.

Пузырь замедлил ход и свернул к мысу, где стоял дом Патрикии, окруженный изгородью из бахромчатых змей, которых Рита впервые увидела в степном лагере. Казалось невероятным, что с того момента прошло несколько лет.

Рита услышала, как подходит Тифон, и вздрогнула, словно от холода. На свете есть вещи пострашнее смерти. Например, рабство у этих чудовищ.

Она быстро вытерла лицо ладонью и повернулась к поводырю.

— Почему вы их оставили?

— Потому что они тебе нужны. — Тифон поднес руку ко лбу и выправил вмятину. Рита судорожно сглотнула.

— Мне нужен весь этот мир, — сказала она. — Отдайте. Таким, как прежде.

Тифон издал звук, похожий на кашель подавившейся собачонки. Но тут же заговорил внятно:

— Исключено. Бюджет практически исчерпан. Кроме того, твоей планете найдено эффективное применение. Она переоборудуется в автономное хранилище. В будущие циклы любой желающий сможет изучать Гею непосредственно на месте. А пока она послужит интернатом для воспитания и обучения молодежи. На вашем языке это называется святыней.

— Из моего народа кто-нибудь жив?

— Умерли очень немногие. — Тифон поправил плечо.

Рита вспомнила необыкновенную податливость его «плоти» и отвернулась, прижав ко рту кулак.

— По правде говоря, если бы мы не вмешались, жертв было бы больше. А сейчас почти все население на хранении. Это не столь уж неприятная процедура. Мои «я» подвергались ей многократно. Хранение, в отличие от смерти, не конец.

Рита лишь покачала головой. Страха она теперь почти не испытывала, но и не желала вести пустые разговоры.

— Где мои спутники? Ты обещал, что их привезут сюда.

— Они здесь. — Пузырь двинулся над увядшим садом Патрикии, апельсиновые деревья которого превратились в серые пыльные скелеты. Из-за дома появились другие пузыри. В одном находился Деметриос, в другом Люготорикс, а в третьем Оресиас. Рядом с каждым стоял конвоир. Спутник Оресиаса носил личину старухи; рядом с Люготориксом стоял рыжеволосый старик, а около Деметриоса — стройный юноша в студенческом одеянии.

Люготорикс не двигался, зажмурив глаза и скрестив руки на груди.

«То, чего он не видит, не в силах его унизить», — догадалась Рита.

Тифон хранил молчание. Пузыри медленно вплыли во двор дома Патрикии. Будто ощутив присутствие хозяйки, Люготорикс открыл глаза, и в них запылала неистовая радость. Его сломили не до конца. Деметриос лишь кивнул, не желая встречаться с ней взглядом; Оресиас, казалось, не мог даже поднять голову.

Разгром. Полный и окончательный. И отступать некуда.

Как бы в такой ситуации повела себя софе? Как бы она поступила, потеряв вторую планету, вторую родину? Неужели стала бы покорно дожидаться смерти? Ведь разгром ужасен — ужасен настолько, что просто не укладывается в голове.

И никакой надежды.

— Вы погубили целый мир, — сказала Рита.

— Нет, — возразил Тифон.

— Заткнись, — зло бросила она. — Убийца.

Поводырь, видимо, решил больше не спорить. Девушка попыталась заговорить с друзьями, но между пузырями не проходило ни звука. Тогда она резко повернулась к Тифону и заметила на искалеченной физиономии ликование. Оно тотчас исчезло, но его нельзя было спутать ни с чем. Тифон вобрал в себя достаточно «человеческого», в том числе и мимику.

И тут Рита поняла: сюда их доставили еще по одной причине. Как пленных на парад. Чтобы, глядя на них, победители испытали торжество.

Можно снова сбить Тифона с ног, но что толку? Боли он не чувствует, унизить его невозможно. Дерзкий тон тоже не дает удовлетворения. Жалкая, беспомощная, она ничего не может сделать. И все-таки делать что-то надо, а то и впрямь останется только лечь и умереть.