Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так рубил и рубил Злат налево и направо, с горя и печали, и когда опомнился он — не было вокруг ни единого деревца, одни пеньки, а за ними — чистое поле…
Ежеминутно трубили серебряные трубы на Ипподроме, император Константин принимал парад войска, с победой вернувшегося из Месопотамии. Перед императорской кафизмой проезжали возы, груженные военной добычей, конюшие проводили бесценных трофейных скакунов; ехали в колесницах военачальники, проходили, блестя доспехами и оружием, тагмы греческих, варяжских и варварских воинов, приветствуя своего главнокомандующего.
Мономах, в императорской мантии и короне, отвечая на приветствия благосклонными кивками, слушал пояснения логофета Лихуда, живописавшего подробности победы.
— Именно внезапность нападения и предопределила исход битвы, — говорил Лихуд. — Обязан отметить, благословенный василевс, что это стало возможным лишь благодаря тайным донесениям твоего резидента Халцедония, кои были поистине бесценны.
— О да, — согласился император, — я, помню, читал их как увлекательный любовный роман. — Он ласково улыбнулся сидящей рядом красавице-черкешенке, аланской принцессе, последней своей фаворитке, и незаметно коснулся рукою ее смуглой ручки в перстнях. — Кстати, ты давно не докладывал мне о его миссии в Польшу. Там ведь тоже творится история, достойная романа! Мы жаждем продолжения.
— Увы, благословенный, — отвечал скорбно Лихуд, — потомки, несомненно, напишут об этом — но сам Халцедоний уже не напишет ничего.
— Он мертв? И ты молчал? — нахмурил брови василевс.
— Мы проверяли эти сведения. К несчастью, они подтвердились. Халцедоний пал, как воин, при исполнении своего долга недалеко от Гнезно в стычке с войском польского короля, усиленным отрядом варяжских наемников.
Император поднял руку, и, повинуясь его едва заметному жесту, смолкли трубачи, остановилось шествие и затих Ипподром.
— Печально, — молвил Константин в тишине. — У нашего тайного посланника и резидента была семья?
— Возможно, — ответил Лихуд, — и во многих странах — но в пределах Ромейской империи церковь никогда не освящала его брака.
Аланская принцесса, огорченная остановкой шествия, скучала, слушая не интересный ей разговор. Император вновь ласково тронул ее руку и произнес весело:
— Тем лучше для твоего ведомства, Лихуд: оно сэкономит на пенсии!
По мановению императорского жеста парад ожил, тагмы продолжили движение, и снова затрубили трубы.
— Осмелюсь доложить, благочестивый василевс, — сказал Лихуд, дождавшись паузы в трубных гласах, — что хоть план Халцедония и остался незавершенным, намеченное им благословило само небо. От нашего агента в Германии нам стало известно: посольство франков лишилось всех даров русского архонта и в настоящее время вместе с княжной затерялось где-то в саксонских землях.
— И франкский король не дождется желаемого? — спросил император.
— Я уверен. — Логофет твердо кивнул. — Ведь простой камень дорог лишь в драгоценной оправе.
Император помолчал, оттеняя значительность услышанного.
— Мы непременно поручим Михаилу Пселлу написать панегирик этому герою, — промолвил он. — А на деньги, предназначенные для пенсии, — пусть воздвигнут мраморный бюст Халцедония. И установят в Пантеоне славных, — простер император руку, — здесь, на Ипподроме!
Холодное осеннее утро путники встретили в копне сена.
Шалиньяк, Бенедиктус и Злат спали, тесно прижавшись друг к другу и согревая теплом своих тел Анну. Роже первым открыл глаза, словно кто-то толкнул его во сне. Беспокойно огляделся — и вскочил:
— О Боже!..
Все проснулись. Роже, лишившийся дара речи, указывай трясущимся пальцем туда, где еще вечером стояла телега с последним оставшимся скарбом. Телеги не было. Видны были четыре вмятины от ее колес, от них шла колея и скрывалась в траве. Как гончий пес, Роже побежал по следу, и остановился, потеряв его.
Шалиньяк огляделся. Не было и воинов. Один механический человек, порядком распотрошенный, валялся на земле.
— Жак!.. — наливаясь багровым цветом, прорычал он. — Низкие, подлые собаки! Жалкие рабы!..
— Думаю, — прикладываясь к фляжке, отозвался Бенедиктус, — что рабы стали много богаче своих господ.
— Догоним, — Злат искал в сене меч. — Не могли они уйти далеко…
— Не догонишь, Злат, — сказал Бенедиктус. — Если учесть, что они увели и коней.
На коновязи болтались обрывки веревок.
— Что ж, пусть так, — поднялся на ноги Бенедиктус и отбросил опустевшую фляжку. — Зато теперь чаша испита сполна.
Все, что осталось от пышного некогда посольства, двигалось в молчании. Прохожий или проезжий могли бы принять наших путешественников за бедных переселенцев, каких много было в те годы на дорогах неспокойной Европы.
Анна шла впереди, укутанная темным шерстяным плащом. Остальные тянулись следом. Шалиньяк и Злат тащили на плечах механического человека, густо покрытого грязью и дорожной пылью.
Где-то далеко позади, отстав от всех, ковылял Роже, и в поникшей фигуре его были отчаяние, отрешенность и безнадежность.
Осень была все заметнее, на холмах, пригретых последним солнцем, золотились и алели виноградники. Дорога петляла среди кустарников, из рощи вдруг выводила к полям, раздваивалась, сливалась с другими дорогами. Путники держались глубоко наезженной колеи.
Механический человек оттягивал плечи, Злат и Шалиньяк обливались потом, но держались по возможности бодро.
Дорога привела на вершину холма, и здесь путники остановились. Злат и Шалиньяк, отдуваясь, бросили куклу на землю. «Прозит!» — неожиданно проскрипело в механической утробе.
Анна улыбнулась.
С вершины виднелись бесконечные просторы Иль-де-Франс. Изрезанные межами поля, цепочки красных тополей, далекие церковные шпили — освобождались от утреннего тумана.
— А ведь уже пахнет Францией! — сказал Бенедиктус. — Разрази меня тысяча громов, я чую запах молодого вина! Сейчас как раз время давить лозу… Надо признать, что единственное, чем бесспорно богат наш король, — это добрым вином!
Но Анна не слышала, она вглядывалась вдаль, где среди холмов, покрытых золотистыми виноградниками, вилась дорога, и по дороге скакали сто человек всадников, и впереди них — еще один, в золотом, развевающемся, как крылья, плаще.
Шалиньяк тоже вгляделся.
— Клянусь небом, я узнаю плащ короля! Это король! — и он радостно подбросил вверх свою мятую шляпу с пером.
— Если это король, — скорбно молвил подошедший Роже, — то что я ему скажу? Что?!.
— Не печальтесь, ваша святость, — отозвался Злат. — Вы скажете ему, что королева приехала.
Гордо вскинув голову, Анна ждала на вершине холма приближающихся всадников.
Ярославна в тот же год венчалась на королевство и после смерти Генриха много лет правила Францией. Ее похоронили в Санлиссе, где до сих пор можно увидеть гробницу с надписью «Анна регина». Еще 200 лет Русь не тревожили внешние враги, пока не появились кочевники с Востока — но это уже другая страница истории.
Зимняя вишня
— …ну вот, и они в молодости гадали под Крещение — как-то по-особенному ставили зеркала, глядели в них через свечи и загадывали на суженого, и бабушка один раз увидела лестницу — такая парадная, высокая, с ковром — и вот на этой лестнице появляются ноги в лакированных штиблетах, такие были модными тогда — и медленно шагают вниз. А самого человека не видно, но вот-вот лицо должно появиться. Тут она испугалась, свечи сбросила и из комнаты вон. Я говорю: бабушка, чего ж ты, глупая, побежала — суженого бы увидела. А она говорит: какой там, к лешему, суженый — страшно стало, до ужаса… Смешно?
— Угу.
Я повернула голову и вижу: все правильно — ботинки на ковре. Только не лаковые, а самые обыкновенные. Принадлежат Вадиму. И он их уже надел, и перед зеркалом натягивает свитер.
На часах половина двенадцатого. Лампа горит. В комнате тихо.
— Уже уходишь?
— Пора.
— Заждалась, бедная?
Он надел пиджак, ласково улыбается.
— Ну, малыш, пока? — Это я малыш.
— Пока.
— Тебе тоже спать пора.
— Конечно.
— Не заводись.
— Да что ты, конечно, пора спать. Уже сплю.
— Вот и умница..
Мы смотрим друг на друга, оба улыбаемся, как все понимающие современные люди, — а глаза у него беспокойные, и написано в них одно: Господи, до чего же эта прощальная процедура опостылела! Да и у меня, наверное, глаза не лучше.
— Не сердись, малыш. Все хорошо.
— Конечно. Третий год все хорошо.
Сразу — серьезное, расстроенное лицо.
— Малыш, мы ведь договорились…
— Да ладно, я ничего не сказала.
— Сама проснешься или тебе позвонить?
- Зимняя вишня (сборник) - Владимир Валуцкий - Драматургия
- Барышня из Такны - Марио Варгас Льоса - Драматургия
- ПРЕБИОТИКИ - Владимир Голышев - Драматургия
- Я за это «спасибо» не скажу. Повесть - Сергей Семенов - Драматургия
- Мир молится за меня - Вячеслав Дурненков - Драматургия
- Русские — это взрыв мозга! Пьесы - Михаил Задорнов - Драматургия
- Реинкарнация - Григорий Горин - Драматургия
- Земля обетованная. Последняя остановка. Последний акт (сборник) - Эрих Мария Ремарк - Драматургия / Зарубежная классика / Разное
- Последняя женщина сеньора Хуана - Леонид Жуховицкий - Драматургия
- Последняя просьба - Альбертас Лауринчюкас - Драматургия