Шхуна «Мальва» - Петр Лебеденко

— Найти-то найдем, да сейчас каждый человек на счету. А риск все-таки большой.

Петро нахмурился. Исподлобья взглянув на грека, он глухо проговорил:

— А Иван Глыба не на счету? Он мало сделал?

— Не кипятись, рыбак, — усмехнулся Христо Юрьевич. — Сделал Иван немало. И никто этого не забудет. А люди для операции... Найди трех человек, Петро, которым ты веришь, как себе. А еще двух найду я. Договорились?

Калугин посветлел.

— Договорились, Христо Юрьевич. А как насчет «Мальвы»? Без нее хуже будет.

— С «Мальвой» свяжемся. В назначенный срок придет в условленное место.

Петро собирался уже уходить, но Христо Юрьевич задержал его.

— Куда свою мамашу и братишку отправишь? — спросил он.

— Договорюсь, Христо Юрьевич. Недалеко тут поселок есть, там у нас хорошие знакомые. Из рыбацкого нашего сословия. Крепкий народ.

— Хорошо. А Ленька? Может уйти с вашими? Возьмут?

— А как же, Христо Юрьевич! Такой мальчонка!..

Петро Калугин попрощался и вышел. На душе у него стало спокойно, будто он уже выполнил свой план.

Несколько дней «Мальва» стояла в гроте, ни разу не подняв паруса. Позади топей немцы выставили мощный кордон, прижав партизан к морю. Связи с городом почти не было. В отряде остро ощущался недостаток продовольствия. Командир отряда настаивал послать на Большую землю радиограмму с просьбой сбросить на парашютах сухарей и консервов. Комиссар категорически возражал. «Мы не иждивенцы!» — говорил он.

Краев часто приходил на шхуну. С тех пор как Иван Глыба не вернулся на корабль, здесь почти никогда нельзя было услышать ни шутки, ни смеха. Даже Юра Араки по целым суткам не размыкал рта. Ходил по палубе насупившийся, угрюмый.

Однажды комиссар прибыл на шхуну как раз в тот час, когда там шел ожесточенный спор. Юра, сидя на кнехте, кричал:

— Глыба правильно говорил: забились мы в эту крысиную нору и даже не чихаем. Что? Ты помолчи, Нинка, скажешь потом. Где наш Глыба? Что сделали мы, комсомольцы, чтобы помочь своему товарищу? Ничего не сделали! Ничего!

— Ты что-нибудь предлагаешь? — тихо спросил Саша. — Или просто покричать захотелось?

— Это ему иногда помогает, — усмехнулась Нина.

— А вы что, довольны жизнью? — еще больше горячился Юра. — Вам нравится, что партизаны, отрывая от себя, кормят вас, как сосунков? Милые, мол, деточки, берите, кушайте, мы еще на одну дырку ремни подтянем... Стыдно!...

Саша угрюмо посмотрел на товарища.

— Ты в чем нас упрекаешь?

Юра уже почти совсем поправился. Только бледность еще не сошла с его смуглого лица. Сейчас же у него на щеках горел нервный румянец.

— Ты в чем нас упрекаешь? — повторил Саша. — Мы что, прячемся?

— Ага, вот удачное слово, Сашка! Мы именно прячемся. Вот в этой самой крысиной норе.

Краев стоял на шлюпке и с интересом слушал спор. Ему нравился этот не в меру горячий паренек, и сейчас комиссар с улыбкой смотрел на Юру.

Молодой рыбак Василий Ляшко, заменявший сейчас шкипера, стоял у рубки, не вмешиваясь в спор комсомольцев. Он с таким видом посасывал коротенькую трубочку, как будто был здесь случайным человеком и его мало интересовало то, что происходит на корабле.

Честный, работящий, смелый, он был на редкость флегматичным человеком. В любую погоду, будь то сильнейший шторм или полный штиль, Ляшко одинаково спокойно выходил на рыбацком баркасе в море, и никто и никогда не мог бы по его лицу узнать, что он чувствует. Бывало, пробудет в море два-три дня, собьет в кровь ладони, не поймав ни одного пескаря, возвратится на берег и невозмутимо скажет: «Дрянная рыба. Не идет». И когда приводил баркас, до краев наполненный судаками и сазанами, также невозмутимо заявлял: «Идет рыба...»

Всякое про него рассказывали. Однажды, далеко от берега, попал его баркас в шторм. Четыре дня рыбаков носила по морю буря, сорвала парус и смыла за борт бочонок с пресной водой. Рыбаков на баркасе было пятеро. Один все время сидел на руле, остальные по очереди вычерпывали воду. На третий день двое обессилели и легли на дно баркаса.

А шторм не стихал. К вечеру обледенели мачты и борта, и баркас все больше стал погружаться в воду. Надежды на спасение не было никакой. Сдался еще один, упав рядом с лежащими на дне. Не разгибая спины, Ляшко вычерпывал и вычерпывал воду, посасывая пустую трубку. Потом не выдержал и четвертый рыбак. Он уснул прямо за рулем. Ляшко заметил это уже тогда, когда баркас стал боком к волне и огромная масса воды хлынула в него. Ляшко спокойно спихнул с кормы рулевого и сел на его место... Теперь ему пришлось управлять баркасом и вычерпывать воду. Он привязал к рулю веревки, взял концы в руки и спустился на дно полузатопленного баркаса...

Какой силой обладал этот человек! Он работал четвертые сутки без отдыха, и вода, которую он выливал за борт, была окрашена кровью, стекавшей с его ладоней...

Так его и нашел спасательный катер. Василий стоял на коленях, глаза у него были закрыты, во рту торчала пустая трубка.

Его окликнули с катера. Он приподнял голову и спросил:

— Вы чего?

Лицо рыбака не выражало ни испуга, ни удивления, ни радости. Когда у него начали спрашивать, каким чудом им удалось спастись, он медленно переступил с ноги на ногу и ответил:

— Шторм был. Выплыли однако. Табачок у кого-нибудь есть?

Набив трубку, он с удовольствием затянулся и лег «на часок» отдохнуть.

Ляшко первый заметил комиссара, но тот махнул ему рукой: молчи.

— Да, как бы вы там ни говорили, — продолжал Юра, — выходит, что мы прячемся. Замаскировали «Мальву» и сидим. Сухари есть, сахар бывает. Говорят, комиссар хлопочет: деток, мол, нельзя обижать. Скоро молочко на шхуну доставлять начнут... А главное, никто тебя не подстрелит, как куропатку. Точно?

Саша и Нина молчали. Возможно, им нечего было возразить, а может быть, просто надоело спорить.

Артем Николаевич поднялся на шхуну. Поздоровавшись, он спросил у Юры:

— А ты очень сожалеешь, что тебя до сих пор не подстрелили, как куропатку?

— Я? — Юра смутился. — Честно говоря, Артем Николаевич, не очень. Еще не забыл того, что было. Но сидеть в этой норе...

Саша сказал:

— Юра прав. Сидеть противно. А что делать?

— Что делать? Пойдемте в кубрик, потолкуем.

Они спустились в кубрик, Краев сел на койку и начал:

— Товарищи, в городе собираются организовать побег Глыбы. Как — я не знаю. Известно только, что им может понадобиться шхуна. И в определенный час она должна быть там...

*

Петра Калугина в гестапо считали за своего. Моренц подарил Калугину пистолет, неделю назад распорядился выдать ему двести марок, и вообще ни для кого не являлось секретом, что он крайне расположен к рыбаку. Больше того, среди подчиненных Моренца ходили слухи, что капитан доверяет русскому больше, чем кое-кому из гестаповцев.