Пассажир без лица - Николя Бёгле

ответила Грейс.

– Ах, вы, стало быть, знали. Следовательно, не рассердитесь на меня за то, что перед тем, как отправиться сюда, чтобы повидать вас, я заехал к ней и убил. Мы оба согласны, что это именно то, чего она заслуживала, не так ли?

– Простите?

– Вот, возьмите в качестве сувенира…

Гэбриел покопался в кармане своего пальто, извлек из него конверт и бросил к ногам Грейс. Та подобрала и вынула из него фотоснимки, на которых увидела свою мать, лежащую навзничь, с открытыми глазами и кровавой дырой посреди лба. Первое фото было сделано с большого расстояния, второе с меньшего, на третьем, крупном плане, была хорошо видна рана в голове.

Она не могла прийти в себя. Этот человек был сумасшедшим.

– Я позволил себе сделать детальное изображение раны, чтобы вы четко увидели входное пулевое отверстие в черепе, – добавил он. – И не думали, что это инсценировка, исполненная специально для вас.

– Это я должна была решить проблему и заставить ее сказать правду! – завелась Грейс. – Кем вы себя возомнили?!

– Вот в этом я был уверен. В вашей неблагодарности. Что, по-вашему, следовало сделать? Потащить ее в полицию? Она бы умерла, точнее, была бы убита до суда. Или членами секты Крысолова-флейтиста, или нами. Пытать, добиваясь признания? У вас бы на это не хватило духу. Умолять ее сказать, почему она так поступила? Она бы наплела вам какой-нибудь белиберды типа: «Меня заставили, я была под влиянием… ля-ля-тополя…» А вот вам правда: ваша мать была совершенно зачарована тогдашними педофильскими теориями, объявлявшими, что раннее развитие детей выражается через досрочное пробуждение у них сексуальности в руках взрослых, способных вести их по дороге наслаждений. И разрешение таких связей освободит от преследования лиц, считавшихся преступниками из-за стремления удовлетворить свои потребности. Что наконец-то удастся создать гармоничный мир без подавленных желаний, без насилия. Просто надо, чтобы люди к этому привыкли, а дети сделали небольшое усилие, которое в дальнейшем будет вознаграждено. Вот как думала ваша мать, судя по тому, что я прочел в вашем досье.

Грейс не могла даже заплакать. Она вся была одно сплошное непонимание.

– Возможно, это вас успокоит, инспектор, но ваша мать не желала вам по-настоящему зла. Она заключила соглашение с шотландской педофильской группой, филиалом секты Флейтиста, чтобы ваш похититель в течение двух дней «пробуждал» в вас взрослость и содействовал вашему развитию. В конце концов они настояли на продлении срока вашего заточения, уверяя, что чем больше времени потратят, тем лучше пройдет ваша инициация. Дни превратились в недели. А когда вы бежали и в полиции установили факт изнасилования, которому вы подверглись, ваша мать поняла, что ее обманули. В ее глазах это не входило в договоренность. Она искренне верила в ваш расцвет, конечно, несколько вынужденный, но без реального насилия, потому что, в соответствии с ее убеждениями, вам это должно было понравиться. Она тем более чувствовала свою вину, что, когда навещала вашего похитителя, согласилась не видеть вас, чтобы не помешать вашему «образованию». Как бы то ни было, но после вашего возвращения ваша мать попыталась защитить вас, не тревожа при этом вашего мучителя, который выдал бы ее соучастие. Короче, я полагаю, что с моральной точки зрения данное объяснение не снимает в ваших глазах с этой женщины клейма мрази, но в интеллектуальном плане можно признать за ней некоторую систему, призванную помочь вам лучше принять реальность. Вы не находите?

Грейс не ответила, охваченная непередаваемым состоянием, когда ненависть боролась против любви, которую она испытывала к матери.

– Кстати, если уж говорить всю правду, чувство вины ее и убило, – продолжал Гэбриел. – Когда несколько дней назад вы навестили ее, это разбередило старую рану, и она решила перед смертью облегчить душу перед полицией. Вот мы и устранили эту проблему. Итак, когда мы, наконец, закончили с вашими семейными делами, я перейду к причине, побудившей меня найти вас посреди этого леса.

Грейс пыталась держать удар, но она была слишком измучена нагромождением всех этих ужасов и разоблачений. Она подозревала, что Гэбриел рассказал ей все это из садизма, ради удовольствия видеть ее страдания при каждом новом разоблачении. Но она не доставила ему такого удовольствия и заставила себя выслушивать его так же, как слушала бы показания свидетеля. Оставалось лишь узнать, сколько еще времени она продержится не сломавшись.

– А теперь переходите к фактам, Гэбриел, или я уйду, – сказала она, вставая.

– Да, да, вы правы. К тому же здесь все равно становится слишком холодно. Вот как мы поступим. Вы попрощаетесь с вашим другом и благодетелем Лукасом. О нем не беспокойтесь, он прекрасно сумеет восстановить эту хижину, которую построил в одиночку. Короче, передайте ему, что у него больше не будет неприятностей до тех пор, пока продолжит молчать. Затем присоединяйтесь ко мне в ресторане «Медвежий коготь» в Хорнберге, сегодня, в восемнадцать часов. Я вам все объясню.

К сожалению, Грейс не могла продолжать борьбу. Она находилась в состоянии сильнейшего внутреннего возбуждения и одновременно физического истощения. Она ничего не ела со вчерашнего завтрака, а последние события стали для нее серьезным испытанием. У нее больше не было сил сопротивляться.

– Я приду на эту встречу, – с отвращением сказала она.

Чистильщик из «Олимпа» кивнул ей на прощанье и направился к двери, прихрамывая и постукивая тростью о пол. Перед тем как шагнуть через порог, припорошенный снегом, он обернулся.

– Не опаздывайте, Грейс: Пассажир ждать не будет.

Глава 33

Грейс стояла голая в ванне и плакала. Плакала от бессилия, в то время как чужая рука намыливала ее взрослое тело. Пальцы энергично проникали в самые интимные места, а она, парализованная, позволяла это делать. Почему она не защищалась? Почему чувствовала себя неспособной оттолкнуть эту насилующую руку? Она была уже не ребенок, а взрослая женщина, свободная, независимая, сильная. Даже в тысячу раз сильнее, чем эта подчинившая ее сила.

– Прекрати, прошу тебя, перестань это делать, – всхлипнула она.

– Это для твоего же блага, моя милая, и потом, в конце концов, я твоя мать.

Грейс подняла голову и увидела, что та продолжает натирать ее обнаженное тело, даже не глядя на него, словно выполняла какую-то второстепенную работу.

– Ты будешь совсем чистой для твоего первого раза. Вот увидишь, тебе понравится. Позднее ты скажешь мне спасибо.

Грейс хотела закричать, но из ее рта не вышло ни одного звука. Она хотела вырваться, но тело не слушалось. Она не имела права ударить, нет, ведь это была ее мать. И вдруг она почувствовала, что кто-то