Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очень хорошо, плодотворно думал он во время болезни, она как бы обнажала его мысли, так сосна обнажает корни в поисках новых соков, когда старые, привычные, испиты, и нечем кормить иголки, и нет возможности гнать соки по стволу к отягощённым кривизной ветвям... Кто мы — корни или стволы? Ветви или соки?
Когда он вдруг нарушал обет молчания, который наложила болезнь в его минуты здорового сознания, он иногда пытался сломать запруду слов и высказать накопившееся в душе, но он прекрасно понимал, как далеки его попытки высказать накопленные неподкупные сконцентрированные мысли радикулитными словами.
— Чему ты учишь ребёнка? — вставала любящая мать и жена на защиту привычных правил, подкреплённых церковными догмами и зрелыми силами её здоровой как у соседей души. — Господь делает всегда всё правильно, и ребёнку не нужны твои непонятные мысли. Лучше бы молчал, берег здоровье. Она искренне любила мужа, она была счастлива сыном сверх всякой меры, но боялась любого непривычного движения души и слова. Всякий религиозный человек уважает догмы и старые истины, он справедливо борется за своё право жить за крепостной стеной этих догм, это происходит по инерции предыдущих поколений, поэтому всякое новое движение мысли в утробе века зачастую приканчивается самыми замечательными людьми, готовыми отдать жизни за свои догмы. Как правило, люди — это дети догм и пасынки истин, потому что всякая истина, становясь догмой, переходит в свою противоположность; свежесть, перерождаемость становится затхлостью, а мир превращается в антимир...
Лирические отступления — это поиск истины благородными средствами, отсутствие их — поиск истины скальпелем и пинцетом, не подозревающими о наличии души в человеческом теле.
— Я стараюсь сказать ему главное! — терялся муж и оттого раздражался и сам стыдился своего раздражения.
Он переубеждал жену, а хотел переубедить мир. Если бы он умел говорить правильно, как писатели, как его любимые Шекспир и Хольдберг, славные сочинители трагедий и комедий. Слова уже не высекались кресалом жизни о его душу.
Он бессильно замолкал перед логикой жены, перед её неповоротливыми, но здоровыми, правильными словами, высокорослыми — вскормленными церковью, её вездесущей логикой, её всепроникающей карающей дланью.
Все мы немного боги, но не у каждого есть последователи. Истина не то, что мы знаем, а то, что мы — чувствуем.
Больше всего он боялся увидеть при жизни, как сын упадёт в бездонный колодец нищеты. Он не считал, что бедность это порог в познании мира, он считал её пороком. С ним трудно не согласиться...
БОЛЕЗНЬ ОТЦА
Здоровье отца стало хуже. Он часто кашлял, но не потерял способности острить. Андерсен-сын разыгрывал свои комедии на плохом немецком — но одно слово произносил правильно. «Метла» — это было одно из немецких слов, которые он хорошо усвоил.
— Ну вот, хоть такая польза будет от моего похода на войну, сын выучил несколько немецких слов, авось, пригодится... Будет возможность, обязательно посмотри дальние страны. Ничего интереснее нет.
— Ну, уж нет, — отвечала мать, — хватит того, что ты вернулся больным. Я никуда не отпущу маленького Андерсена. Всю жизнь будем мы вместе! Правильно, Ганс Христиан? Ты никогда не покинешь родную мать и в старости не откажешь ей в куске хлеба?
— Никогда! — обещал любящий сын.
— А город ваш хуже тюрьмы, — отвечал на эти слова отец. И громко закашлял. — Мой побег из нашей тюрьмы на эту войну оказался неудачным, но я верю, что тебе повезёт больше. Не держись за материнскую юбку! Быть крестьянином или башмачником — невелика честь. Не за этим рождается человек! За славой приходит он в этот мир.
— Что ты говоришь, что внушаешь сыну?
— Я говорю ему правду, которую вызнал у жизни.
— Какая же это правда? Искать по миру счастья? Счастье в доме, с родителями, с женой, за полным столом! Какая такая слава? Он что, герой из трагедии? Он родился в этом городе и умрёт в этом Городе. Я не для того его растила, чтобы он ушёл от меня. Кому я в старости буду нужна? Да что ты такое говоришь, что я тебе сделала? Уж как просила — не уходи в армию! А ты ушёл и вернулся пустым, да к тому же больным.
— Я видел другие края! И это прекрасно!
На том и покончили со спором. Но утром у отца начался бред — непривычная походная жизнь пошла ему во вред. С губ его слетали приказы, он кричал что-то о Наполеоне, говорил на странном, непривычном немецком...
Мать отправила мальчика за помощью. Но не к доктору, а к знахарке.
Полмили, что отделяли её хилый домик от города, мальчик преодолел бегом.
— Отец умирает.
— Что с ним?
— Командует в бреду! Наполеона зовёт!
Знахарка покачала головой:
— Наполеона звать — это не к добру!
Взяв шерстинку, знахарка смерила ею руки мальчика, вспотевшего от напряжения и усталости, наконец приказала:
— Ложись.
Мальчик покорился. Его сердце — как маленький колокол.
— Сейчас, я тебе на грудь веточку положу. Веточка не простая. Она с того самого дерева, из которого сделали крест для Иисуса Христа. Лежи тихо, тихо-тихо, не шевелись! А то отцу больно через тебя будет.
Андерсен замер и сам думал, что он уже мёртвый.
А знахарка всё творила какие-то неясные знаки, и лицо у неё было как у настоящей ведьмы! Приснится такое лицо — умрёшь от страха! А может, он и вправду уже умер?
Руки знахарки летали в воздухе, как страшные птицы. Мальчику даже казалось, что руки отрывались от туловища и летали по комнате сами по себе! Когда они чуть было не касались лица мальчика, он вздрагивал, но не было сил поднять свои руки и защититься от знахаркиных рук. Казалось, сотворят руки своё тёмное дело и улетят за отцом, чтобы и над ним творить таинственные знаки, идущие от запредельного мира.
Ужас охватил и сковал всё тело. Вот сейчас руки знахарки схватят его да и отправятся с ним куда-нибудь в пещеру, где обитают лютые гномы, ненавидящие людей.
— Вставай. — Старуха потрясла его за плечо. — Как мёртвый.
— Не могу, — ответил переволновавшийся мальчик. — Сил никаких нет.
Знахарка помогла ему подняться. Веточка на груди исчезла, казалось, она весила больше валуна.
— Ну, не стой, как дерево, обратный путь тебя ждёт! — молвила старуха и подтолкнула его в спину. Мальчик сделал первый шаг.
— Ступай вдоль реки! Если твоему отцу суждено умереть в этот раз, ты встретишь его как привидение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Василий III - Александр Филюшкин - Биографии и Мемуары
- Мой сын – серийный убийца. История отца Джеффри Дамера - Лайонел Дамер - Биографии и Мемуары / Детектив / Публицистика / Триллер
- Демьян Бедный - Ирина Бразуль - Биографии и Мемуары
- Вице-адмирал Нельсон - Владимир Шигин - Биографии и Мемуары
- Александр III - Иван Тургенев - Биографии и Мемуары
- Отец и сын. Святые благоверные князья Александр Невский и Даниил Московский - Александр Ананичев - Биографии и Мемуары
- Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин - Биографии и Мемуары
- Генрих III - Кондратий Биркин - Биографии и Мемуары
- Мысли и воспоминания Том I - Отто Бисмарк - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары