Убить Гиппократа - Елена Сазанович

знаю почему – но я очень хотел познакомиться с четвертым.

Я в упор стал разглядывать парня и девушку. Но дело было не во внезапно нахлынувшей к ним симпатии. Просто я не любил слова «мужчина» и «женщина»…

Это была еще одна из моих слабостей. Каюсь, это чисто субъективное отношение к словам и звукам. Некоторые слова вызывали у меня зубную боль. От некоторых боль улетучивалась. Это такая долгая тема, что долгой я ей быть не позволю. У меня так мало времени… Можно назвать меня «с приветом», но кто без привета? Тому – привет!..

Итак – милый парень Туполев. Волосы (ей-богу, недавно) налысо сбриты. Щетина – на все лицо. Крупный и приземистый. В общем, персонаж из лихих девяностых. Только без красного пиджака. Я легко его представил с залысиной и гладковыбритым. Этакий неуклюжий толстяк в коридорах НИИ.

Итак – милая девушка Айседора. Следы от очков. Длинные кудрявые волосы… Нет, слишком уж для нее хороши. Скорее – парик. Я легко ее представил в очках и с короткой стрижкой. Тоже персонаж из лихих девяностых, ошивающийся где-нибудь на задворках телеканала «Культура».

Ребятки, видимо, потрудились над своей внешностью. Но меня не обманули. Они такие же Туполев и Айседора Дункан, как и я Гиппократ. И все же Туполев ловко моделирует самолетики из бумажных салфеток. А Дункан профессионально взмахивает руками. В этом что-то есть. От карикатуры. Но все же… Все же. И я лечу людей, хотя далеко не Гиппократ.

Тут есть к чему присмотреться. Но мне нужен, нужен четвертый! Почему? Неужели дело лишь в случайно всплывшем из памяти фильме «Четвертый»? Не знаю. Но он мне нужен позарез. И я невольно схватился за горло. Нет, позарез – не надо. Горло мне еще пригодится… Четвертый! Ау! С этими кашу не сваришь! Только сожрешь. И то – пригорелую. Мне нужен ты, четвертый. Ау!..

За завтраком мы больше не сказали друг другу ни слова. Затем каждый ушел заниматься в свой институт. Повышения квалификации. Как говорится, мы разбрелись на все три стороны… Да уж, здесь было что повышать.

* * *

В аудиторию я пришел первым. И, как плохой ученик, устроился на «камчатке», заняв последнюю парту. Постепенно аудитория заполнялась. Естественно, с последнего ряда. Каждый норовил быть в последних рядах и спрятаться за чужую спину. Как в детстве. Все по-прежнему боялись неизвестности. Хотя сознательно к ней пришли.

Каждого своего однокашника я старался запомнить в лицо. Впрочем, был уверен, что процентов девяносто из них уже изменили свою внешность. Чтобы потом, в реальной жизни, в которую все мечтали вернуться, их случайно бы не узнали.

Впрочем, я считал это грубой ошибкой. Сейчас мы вместе, мы привыкаем к лицам друг друга. К голосам, жестам, походкам. И даже если каждый потом вернется к своей прошлой внешности и привычкам, его проще будет узнать. Поскольку вернуться в точности к своему первоначальному виду никто не сможет. К тому же мысленно его можно будет представить в парике или лысого. При усах и бороде или без оных… А вот у того, кто изменит свою внешность потом, будет шанс остаться неузнанным. Он будет играть. Он придумает для себя совершенно новый образ. Он даже сможет изменить голос. И у него будет уйма времени на импровизацию. Точнее, вся жизнь…

На этот раз мы сидели за партами по одному. У нас не было больше теней. Но мы все были на виду. Поодиночке. Поодиночке отстреливать легче.

Последним в аудиторию вошел тот, кто непременно должен сидеть за первой партой и тянуть руку вверх. Нелепые очки в роговой оправе. Высокий лоб. Узкие длинные губы. Темные коротко стриженные волосы. И врожденная сутулость. Он наверняка не менял свою внешность. Потому что я его сразу узнал.

Сказать, что я был поражен – ничего не сказать. Я готов был свалиться со стула. Или громко воскликнуть: «Какого черта! А ты-то, ты-то! Какого черта ты тут делаешь?!» Мы встретились с ним взглядом. В этот миг его глаза готовы были вылезти из орбит. В данном случае – из-под увеличительных линз. Он был поражен не меньше моего. Впрочем, нет. Он не поразился, а, скорее, растерялся. От неожиданности. Или просто испугался. Так, знакомое лицо! Хорошо это или плохо? И что, черт подери, он тут делает?..

Я не мог вспомнить его фамилию. Он учился на пару курсов младше меня. А вот прозвище у него было… Так, так вспоминай… Какое же у него было прозвище? Я даже наморщил лоб от напряжения. Словно его прозвище могло мне в чем-то помочь. Не Ботаник же! Нет, но что-то типа Ботаника… Какое еще могло быть у него прозвище? У этого робкого парня, над которым многие беззлобно подшучивали. У этого честного парня, которого уважали. За честность. Но где-то очень глубоко в душе…

Мои воспоминания прервал профессор Склифосовский. Как всегда, с неимоверным достоинством он занял место на трибуне. Поправил очки и долгим взглядом обвел аудиторию. Он был – над всеми. И он дистанцировался от всех. И все благодаря трибуне.

– Что ж, весьма… Мне весьма приятно, что вы в полном составе. От испуга? О нет, я шучу. Вы не просто так. Вы просто идете к тому, к чему и должен прийти каждый уважающий себя человек. Точнее – профессионал, коими вы здесь и являетесь. Других в этих стенах не бывает. Вы медленно, но верно начали свой путь к истине, которую вы еще не знаете. Которая, возможно, покажется вам неожиданной. А уже потом – истиной. Истиной, данной от… (тут он запнулся, потому как далее подразумевалось – от Бога, но он это произнести не хотел, или боялся, или, скорее всего, в Бога не верил…) О! Кстати, мне так приятно, что на первой парте сидит человек… В общем, тот человек, который и должен там сидеть. Аристид?

Аристид? Аристид!.. Аристид – значит «честный»! Ну, конечно! Слишком уж честный. Нет, не стукач, а именно… Только в институте мы его прозвали Чеснок. Я вспомнил! Это проще, понятнее, смешнее. Как молодость, которая и должна быть простой, понятной, веселой… Так, а здесь он проходит под именем Аристид. Как греческий полководец. Политик. Воистину справедливый. По описаниям современников – до совершенства. Которым восхищались Платон, Плутарх и Аристотель. Кстати, они-то отношение к медицине имели, даже если некоторые опосредованное, но естественные науки усвоили на «отлично». А Аристид?.. При чем тут врач Чеснок и политик Аристид? Значит, нужно учесть, что кликухи здесь даются не обязательно по профессионально принадлежности. Впрочем, эти имена