В подполье можно встретить только крыс - Петр Григоренко

- Знаешь что? Раз уж ты уходишь из института, то я тебе скажу: лучше в академию, чем недоучкой в аппарат ЦК. Я пойду сейчас к Субботину и дам согласие.

- Ну что ж, поступай как знаешь. Я тебе мешать не буду...

Я пошел к Субботину и сказал, что хочу в Академию, но меня не отпустят.

- Ну, это в наших силах преодолеть...

- Нет, речь идет не об институте. Здесь меня держать не будут. Не отпустит ЦК комсомола. - И я рассказал, какие на меня виды.

- И это тоже преодолимо, - сказал он. Потом задумался и после паузы спросил:

- Сколько тебе надо времени, чтобы собраться для выезда в Ленинград?

- Да хоть сегодня!

- Ну и поезжай! Пусть они попробуют вернуть тебя обратно!

Так я стал слушателем Военно-инженерного факультета Военно-технической Академии в Ленинграде. И так случайно избежал огромной опасности. Ибо попади я на столь высокий пост в аппарат ЦК в 1931 году, к 1936-37 годам мог достичь самого высокого положения в этом аппарате. А это верный арест и верная смерть, если не от побоев или пули чекистов, то в "Архипелаге ГУЛАГ". Случайно обошла меня и другая опасность. Субботин, оказывается, ухватился за меня потому, что рассчитывал как на секретаря комсомола Академии.

Если бы это произошло, стать бы мне штатным политработником и наверное финал был бы тот же. Но я, прибыв раньше, смог принять участие в перевыборах парторганов и меня избрали секретарем парторганизации отделения. По тогдашним правилам, я тем самым выбывал из комсомола. Возвратившись в Академию примерно через месяц, когда я уже был утвержден секретарем парторганизации, Субботин очень ругался, но нарушать установленного порядка не стал. Попало от него и мне, но я сказал, что о его намерениях осведомлен не был, хотя в действительности Топчиев мне говорил.

Я основательно вошел в жизнь Академии. Стал кадровым военным. Полностью сбылось гадание цыганки и в отношении меня. Чтобы больше не возвращаться к этому гаданию, скажу, что летом этого же года оно сбылось и в отношении третьего участника. Идя ночью в пьяном виде, он споткнулся, упал лицом в грязную лужу и захлебнулся. Нашли его мертвым только утром. Я узнал об этом во время своего кратковременного пребывания в Сталинo в 1934 году от его жены.

Примечания

{1}Манок: дудка, пищик для приманивания птиц. (Толковый словарь русского языка.) сост. Ушаков.

{2}Неделя (укр.)

{3}Осэлэдэць - хохол.

{4}Комнезам - Комитет Незаможных (укр) - Комитет Бедноты.

ЧАСТЬ II. ПОЛЕТ ПРИРУЧЕННОГО СОКОЛА

11. БУДЕМ ВОЕВАТЬ

Итак, я стал военным. Вспоминая впоследствии это превращение, я с удивлением отмечал, что память не засекла каких-либо особенных переживаний. Военная форма не была новостью. Мы носили ее в институте во время летних лагерных сборов, в порядке прохождения высшей вневойсковой подготовки. Даже квадратики, которые я привинтил к петлицам по прибытии в Академию, получены в институте, когда нам, успешно закончившим двухгодичный курс вневойсковой подготовки, присвоили квалификацию командира взвода запаса. Даже и воинскую присягу принимал я в институте.

Не вызвала заметных переживаний и смена будущей жизненной профессии. Мне куда труднее было расстаться с мечтой о мостах.

Я уже давно был подготовлен психологически к вступлению в военную службу. Раннее детство прошло в военные годы, в чаду героики войны. Затем пришла комсомольская юность. В неполных 15 лет я стал бойцом ЧОН (Частей Особого Назначения) города Бердянска. О моем отношении к этому акту можно судить хотя бы по тому, что я до сих пор помню номер первой своей винтовки (японская 232684). ЧОН, в состав которых входили все коммунисты, комсомольцы и беспартийные, по тщательному отбору, воспитывались в чрезвычайно агрессивном духе. Официально, особенно во всеуслышание, говорилось о защите завоеваний революции, но пели мы: "Кто не с нами, тот наш враг, тот должен пасть". А в воспитательной работе с чоновцами упор делался на "содействие мировой революции", на помощь "братьям по классу" в странах капитала. И, конечно, использовались в этих целях подходящие международные события. Я уже не помню содержания ультиматума Керзона, а в то время и не понимал его, но хорошо помню ночные тревоги, проводившиеся партийными комитетами, призывы "дать по зубам" империалистам, многочисленные демонстрации, на которых мы орали во всю силу своих легких: "Сдох Керзон, Сдох Керзон, Сдох!" и пели героические военные песни.

Еще настойчивее разжигался ура-патриотизм во время военного конфликта на КВЖД. Тоже демонстрации, ночные тревоги, митинги. А затем встреча с героями войны против "бело-китайских милитаристов". Так же, как перед этим в отношении Керзона горланили хотя и бессмысленное, но очень поднимавшее наш дух: "Ой, чина-чина-чина - упала кирпичина, убила Чжан Цзо Лина, заплакал Чан-Кай Ши". Упор делался на то, что Красная Армия непобедима, а ее враги - Чжан Цзо Лин, Чан-Кай Ши и другие - ничтожные людишки, которые хотели поживиться нашим добром. Прославлялось вторжение Красной Армии на чужую территорию (в Маньчжурию) и захват "построенной русскими" КВЖД - Китайско-Восточной железной дороги. Уже тогда были прокламированы теории превентивной войны - защищать интересы страны советов, выходя за пределы ее границ. Впоследствии эти теории были сформулированы в общепонятной стратегической задаче, которая долгие годы повторялась во всеуслышание в виде политического лозунга: "Ответить на удар двойным и тройным ударом! Воевать только на чужой территории! Воевать малой кровью!"

Вырастая в такой атмосфере, мы, естественно, считали себя солдатами грядущей войны, а существующую пока что мирную обстановку периодом подготовки к ней. Все возрастающая пропаганда войны под маской обороны (путем нападения) и начавшееся в начале 30-х годов интенсивное развертывание все новых формирований, возбуждали в нас чувство близости войны, ожидания того, что партия скоро позовет нас "в последний и решительный бой". О том, что идет интенсивное развертывание, я был осведомлен. Да это и ни для кого не было секретом.

Введение высшей вневойсковой подготовки также шло в общем фарватере развертывания. Мы чувствовали себя командирами, которых в любой момент могут призвать на укомплектование новых формирований. Я попал в число тех, кого мобилизовали для подготовки пополнения старшего комсостава. И думать было нечего. Война близка. Надо напрячься и учиться.

Вот так, в течение всех предыдущих лет нас вполне подготовили к агрессивной войне. И тут уж не наша вина, что агрессию совершили не мы. Мы к ней были готовы, но руководство оказалось неспособным использовать эту готовность. Более того, оно разрушило ее разгромом лучших своих военных кадров.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});