Только работа, никакой игры - Кора Рейли

быть со мной.

Я захлопнула рот. Ксавье никогда по-настоящему не злился на меня, но сейчас выглядел взбешенным. Он медленно наклонился и коснулся губами моих губ. Я затаила дыхание, но он не стал углублять поцелуй, и вместо этого отодвинулся на пару дюймов.

— Я имел в виду, — твердо сказал он, — что никогда не хотел ни с кем встречаться, потому что не думал, что у меня это получится.

Я фыркнула.

— Если ты никогда не пробовал, то не можешь знать наверняка.

— Мой отец был большим засранцем, Эви, — внезапно сказал Ксавье, и я замерла. Если не считать краткого упоминания о женском приюте, он никогда не говорил о своем отце, как и никто другой из его семьи. Его серые глаза выражали тревогу и боль при воспоминании о прошлом. Я дотронулась до его груди, пытаясь без слов подбодрить его продолжать. — Жестокий засранец, физически и морально. Он избивал мою мать, а потом Марка и меня. Он был ужасным человеком, но мама долго оставалась с ним. Он мог бы быть очаровательным, если хотел, и ему всегда удавалось убедить ее, что он изменится, что он не будет бить ее снова. Она пыталась защитить нас, и ее постоянно избивали за это. Он бил ее кулаками и ногами, рвал на себе волосы, обзывал ужасными словами…

Он замолчал.

— Значит, — начала я. — Ты боишься, что станешь таким же, как он? — Это была нелепая идея. Ксавье не был ни жестким, ни жестоким. Он был бабником, и хотя определенно разбил несколько сердец, это было далеко от того, чтобы быть оскорбительным мудаком. Большинство женщин точно знали, во что ввязываются, когда спали с Ксавье. Его сексуальные похождения были во всех новостях. Даже я знала об этом.

— Я похож на него, — сказал Ксавье. — И у меня есть его обаяние. Женщины верят всему, что я говорю. Я могу быть убедительным.

— Давай я тебя сейчас остановлю, — сказала я и ткнула пальцем в его твердую грудь. — Я не знаю твоего отца, но знаю тебя, и ты не оскорбляешь меня, Ксавьер. Ты смешной, дерзкий и заботливый. Заботишься о своей семье, защищаешь ее, любишь. Ты никогда не причинишь боль тому, кого любишь или о ком заботишься. Ты — не твой отец, поверь мне.

Он все еще не выглядел убежденным.

Я взяла его за руку, сильную и грубую, сжала его пальцы в кулак, а потом подняла его между нами.

— Ты можешь себе представить, как ударишь меня? — спросила я, поднося его кулак к своей щеке.

Он напрягся, его глаза расширились от ужаса. — Нет.

Легкая улыбка тронула мои губы. Я поднесла его кулак к губам и поцеловала костяшки пальцев.

— Даже когда я тебя раздражаю? — поддразнила я его.

— Нет, никогда, и меньше всего, когда ты меня раздражаешь.

Я развернула его руку и прижала ладонь к своей щеке.

— А как насчет пощечины? Ты когда-нибудь думал о том, чтобы дать мне пощечину?

— Нет, — сказал Ксавье, понизив голос. Он все еще был напряжен, его глаза были напряжены, как будто я рассказывала историю, которая заставила его дойти до предела.

— Причинить боль?

— Нет.

— Оскорбить меня?

— Нет, черт возьми, нет, — почти прорычал он.

Я отпустила его руку и улыбнулась.

— Видишь. Тебе не о чем беспокоиться.

Ксавье вздохнул.

— Никогда не хотел ничем рисковать. Любовь превратила мою мать в дуру. Она позволила ему причинить ей боль. И он почти уничтожил всю нашу семью.

— Но это не так, у вас замечательная семья. А он? Где он?

— Не знаю, и мне все равно. Последний раз видел отца, когда его отправили в тюрьму тринадцать лет назад.

Мои глаза расширились.

— О. Почему?

— Моя мать бросила его. Она попыталась попасть в женский приют, но там было полно народу, поэтому она пошла к подруге. Мой отец нашел ее, избил сестру и сбросил с лестницы.

На глаза навернулись слезы.

— Так вот почему она в инвалидном кресле?

— Да, — тихо ответил Ксавье. Он отвел взгляд и сглотнул. Я соскользнула с табурета и обняла его за талию, затем прижалась щекой к его груди, крепко прижимаясь к нему. Ксавье в свою очередь крепко обнял меня и положил подбородок мне на макушку. Мы долго стояли так, и я подумала, будет ли когда-нибудь что-нибудь такое же прекрасное, как находиться в объятиях Ксавье, слышать его сердцебиение, чувствовать его тепло и силу.

Когда мы наконец-то отстранились, я не знала, что сказать. Сомневалась, что Ксавье когда-либо говорил о случившемся с кем-то за пределами своей семьи, и то, что он доверил мне такое ужасное воспоминание, казалось невероятным подарком.

— Печальное путешествие по полосе памяти — совсем не то, что я представлял себе, когда думал о том, как будет проходить наш разговор. Предполагалось, что будет горячий примирительный секс.

Я закатила глаза, позволяя Ксавье поднять настроение.

— Сегодня никакого секса не будет. — А потом, когда Ксавье дерзко ухмыльнулся, добавила, — и завтра. Или послезавтра.

Ксавье кивнул, капитулируя.

— Думаю, это значит, что ты не будешь со мной встречаться. Я понял. После этой удручающей истории я бы тоже не захотел, — сказал он шутливо, но я уловила намек на уязвимость в его словах.

— Не говори глупостей, — возразила я. — Я не отказываюсь от свиданий, только от секса.

— Разве это не одно и то же?

Я фыркнула.

— Для тебя, может быть и так. — Потом добавила серьезным тоном: — Если ты действительно решил попробовать окунутся в серьезные отношения, то мы должны начать с нуля. А это значит просто наслаждаться свиданиями, и никакого секса. Для тебя времяпровождение с женщиной всегда подразумевало только секс, но мне нужно нечто большее. Я могу дать шанс нашим отношениям только в том случае, если ты согласишься, что секс будет под запретом.

— Имеешь в виду, никакого секса с другими женщинами, да? — сказал он, ухмыляясь, а затем отрезвел от моего пристального взгляда. — Если это то, что тебе нужно, то я могу справиться с правилом отсутствия секса.

— Уверен? У тебя такое выражение лица, как будто тебе на всю жизнь запретили играть в регби.

Ксавье наклонился к ней.

— Похожее чувство.

Я удивленно подняла брови.

— Если ты думаешь, что не справишься, то нам лучше просто забыть об этом. Не хочу, чтобы мне причинили боль, Ксавье. То есть еще больше, чем раньше.

— Я не хочу причинять тебе боль, Эви. Мне хочется попробовать построить серьезные отношения, но не могу обещать, что у меня все получится. Может быть, я и облажаюсь, но сделаю все возможное, чтобы это сработало.