Язык текущего момента. Понятие правильности - Виталий Костомаров

Синтаксис оказывается более проницаемым, в нём по определению меньше системной закрытости, а его изменения органично сочетаются со стилистикой. Синтаксису более свойственны варианты, и редко какой-то из них устраняется. Но вот придаточное времени вытеснило великолепный оборот «дательный самостоятельный»: солнцу всходящу = когда всходило солнце. Извечной нормой признаётся параллелизм причастных оборотов и придаточных определительных: скачущий конь = конь, который скачет, утративших, кажется, стилистическое различие (А.С. Пушкин ясно ощущал динамизм первого и вялость второго). Синтаксические периоды, уступив напору сложных предложений, прозаических строф, потеряв первенство, используются, тем не менее, современными авторами.

Новые синтаксические конструкции появляются весьма редко. Впрочем, биномины отчасти опровергают это утверждение (картинка 7.6). Процессы нормализации и тем более кодификация заторможены, но не столько системой, сколько оценками новаторского толка, отчего торжествуют словосочетательные модели, появление которых связано со словарными заимствованиями.

7.4. Какого рода слова среднего рода?

Более ста лет нескончаемы споры о том, как лучше: чёрный кофе или чёрное кофе? Ревнители правильности упорно стоят за мужской род, потому что с детства узнали, что раньше был кофий, кофей: «Проспавши до полудня, Курю табак и кофей пью» (Г.Р. Державин). Мы забываем или не знаем, что это отнюдь не уникальный случай, и также можно было бы спорить по поводу рода слов каре, джерсе, эссе (вид построения первоначально имел форму карей, карея, ткань джерсей и жанр эссей). Простодушно увлёкшись, мы не замечаем более важного: слова-то эти ещё и не склоняются!

Дело в том, что имена существительные, оканчивающиеся на – о/-е, составляют загадочное поле, где трудно найти логику и порядок в составе, происхождении, семантике, грамматике, стилистике. Ощущая это, мы и вымещаем своё неудовольствие на названии напитка.

Исторический центр здесь составляют немногочисленные (около ста) неодушевлённые (кроме слова дитё, которое явно среднего рода: «Чем бы дитё ни тешилось, лишь бы не плакало») в основном двусложные существительные: бедро, бельмо, благо, блюдо, болото, бревно, быдло, ведро, весло, войско, гнездо, горе, горло, гумно, дело, диво, дно, добро, долото, дерево и древо, дуло, дупло, дышло, жало, железо, забрало, зало, звено, зеркало, зерно, зло, золото и злато, зубило, иго, клеймо, колено, коромысло, копыто, корыто, кресло, лекало, лето, лицо, логово, ложе, лыко, масло, место, молоко и млеко, монисто, море, мыло, мясо, начало, небо и нёбо, облако, огни́во, озеро, окно, олово, очко, пекло, перо, пиво, письмо, плечо, повидло, поле, право, просо, пузо, пшено, пятно, ребро, ремесло, руно, русло, сало, село, сено, сердце, серебро, слово, солнце, сопло, стадо, судно, сукно, сусло, тавро, тесто, утро, ухо, чело, число, чрево, чудо, чучело, эхо, яйцо, ярмо.

Среди них есть производные по разным непродуктивным ныне моделям: одеяло, опахало, покрывало, пойло, правило, рыло, сверло, стекло, стойло, топливо, точило, шило, волокно, полотно, винцо, кольцо и колечко, крыльцо и крылечко, блюдце, дельце, оконце, рыльце, бедствие, безмолвие, дружелюбие, бытие, величие, веселье, безумие, острие, житие и житьё, бельё, жильё, жнивьё, ружьё, здравие и здоровье, зелье, исчадие, усердие, наличие, наречие, ожерелье, похмелье, угодье, ущелье, кочевье, приданое, ретивое, заливное, лёгкое, мороженое, пирожное, млекопитающее, животное, насекомое, жёсткокрылое, сказуемое, слагаемое, числительное. Эти слова относятся к среднему роду и склоняются, и то не имея единообразия в падежных формах и месте ударения, некоторые не имеют множественного числа: я́блоко, я́блока – я́блоки, я́блок; но сло́во, сло́ва – слова́, слов; вино́, вина́ – ви́на, вин; ядро́, я́дра – ядра́, я́дер; де́рево, де́рева – дере́вья, дере́вьев; крыло́, крыла́ (resp. кры́лы), крыла́ – кры́лья, кры́льев; чу́до, чуда́ (resp. чу́ды), чу́да – чудеса́, чуде́с; те́ло, тела́, те́ла – телеса́, тел, теле́с.

Нет порядка и среди многочисленных производных по продуктивным моделям. Наиболее упорядочены, пожалуй, самые многочисленные с суффиксами – ств-(о) и – ни-(е): баловство, бегство, братство, ведомство, волшебство, господство, достоинство, имущество, качество, колдовство, количество, королевство, отечество, рабство, родство, Рождество, руководство, свойство, соседство, средство, сходство, удобство, царство, чувство, явство; влияние, воззвание, вращение, вычитание, гадание, деление, дыхание, завещание, замечание, звание, здание, знамение, зрение, имение, испытание, крещение, купание, лечение, мгновение, мнение, мучение, мщение, мышление, наблюдение, название, накопление, население, настроение, обращение, обслуживание, объединение, объяснение, ожирение, описание, осуждение, отношение, отпевание, плавание, познание, поколение, пополнение, правление, преступление, призвание, признание, ранение, расписание, расселение, расстояние, селение, сияние, сложение, собрание, совещание, содержание, созерцание, сочетание, спасение, столкновение, суеверие, толкование, требование, укрепление, умножение, уравнение, учение, хранение, членение, чтение, явление.

К последним примыкают и все другие на – ие: междоусобие и междуусобие, надгробие, подобие, пособие, прискорбие, самолюбие, узколобие, трудолюбие, равноправие, славословие, следствие, хладнокровие, заглавие, условие, последствие, православие, нашествие, наследие, орудие и оружие, известие, отверстие, открытие, покрытие, понятие, прикрытие, событие, участие, полномочие.

Все эти слова склоняются, следуя не устройству ядра (ч́увство, чу́вства – чу́вства, но сре́дство, сре́дства – сре́дства и неправильное средства́), но добавляют к нему разнобой в роде. Уменьшительно-пренебрежительные, например, сохраняют род производящего слова: барахлишко, брю́шко (впрочем, употребляется и брюшко́), винишко, золотишко, письмишко, ружьишко, а также окошко (от барахло, брюхо, вино, золото, письмо, ружьё, окно) среднего рода, но голосишко, дождишко, домишко, заводишко, топоришко, рублишко, умишко и умище, а также медведко, соловейко, буланко, морозко (от голос, дождь, дом, завод, топор, рубль, ум, медведь, соловей, мороз) мужского. Также ведут себя и «увеличительные» на – ище: голосище мужского рода, а голенище, как и неотымённые гульбище, кладбище, корневище, прозвище, чистилище, училище, – среднего. Любого рода в согласовании (склоняются все по мужской парадигме; кроме родительного падежа множественного числа) могут быть в применении к лицам чудище, чудовище, чучело, трепло, хотя даются с пометой муж., лишь трепло отмечается в словарях как слово и мужского, и среднего рода. Забавно, что кофеишко может быть и слабое, и слабый в зависимости от того, какой род приписывается слову кофе), а для кого-то – слабая.

Исторически мужской род сильнее и нередко посягал на целостность среднего. В пределах общей парадигмы легко принимались, например, формы бедствы, гнёзды, волненьи, злодействы, кушаньи, созданьи, правы, кольцы, сёлы, солнцы, чувствы на месте сёла, кольца, чувства, права. У Тютчева находим: «Для них и солнцы, знать, не дышат». В поэзии наряду с крылья и сегодня встречаются крылы, под крылами, на крылах счастья. «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова щупальце пометил: мн. – льца; род. – лец и – льцев; многих и сегодня затрудняет щупальльца; щупалец или щупальцы; щупальцев, хотя от малоупотребимого щупальце (щупалец звучит несуразно и словарями не отмечается) правильно только первое, как и рыльца, рыльцев от рыльце. В конце XVIII – начале XIX столетия средний род отстоял свою целостность, превратив тенденцию оформлять слова среднего рода с безударным окончанием по мужскому склонению в тупиковую линию унификации множественного числа.

Нельзя не признать (с личным сожалением!), что собственная самобытность, в частности и чутьё родного языка, на Руси извечно подавляется малообоснованным почтением к иноземцам. Легко заимствуя иноплеменные обычаи, иностранные вещи и слова, мы как бы стыдимся вечной своей от них зависимости и в то же время недостаточного к ним уважения. Это явно проявилось в том, что нам легче было нарушить свою грамматику, чем подвергнуть «искажению» массовые заимствования из французского языка.