На ближних подступах - Николай Васильевич Второв

предложил Аксенов.

— Нельзя. Всю деревню спалим, — не разрешил командир.

Партизаны подналегли на запертую изнутри дверь, и она распахнулась. Назаров, Синцов и Колядов вошли в сени. Прислушались. Ни шороха, ни звука.

Выставив вперед наган, Назаров распахнул дверь. Пахнуло теплом. Клубами повалил пар.

Синцов чиркнул спичку. На столе в кухне — лампа. Стекло еще теплое. Догорающую спичку Синцов поднес к фитилю.

Партизаны направили наганы на дверь в соседнюю комнату:

— Эргепт ойх! Сдавайтесь! — крикнул Назаров.

Ни звука.

Синцов дулом нагана нажал на дверь. Скрипнув, она легко открылась. Тишина давила. У всех троих из-под шапок катились капли пота.

Володя Колядов с поднятой вверх гранатой вскочил в горницу, крикнул:

— Хэнде хох!

Тишина.

— Вот черт, — выругался Синцов, входя в горницу с лампой. — Как сквозь землю провалились!

В горнице еще жарче. На полу лежали какие-то детали от танка, в углу стоял верстак с тисками, под верстаком — пустые бутылки из-под шнапса. На стене бесстрастно тикали ходики.

Назаров сел на лавку, стал переобуваться. Нагнувшись, он заметил кольцо, ввинченное в широкую половицу.

— Вот! — Назаров указал на кольцо.

Синцов приподнял половицу, оттуда грохнули выстрелы. Пули впились в потолок. Володя швырнул гранату в подвал. Глухой взрыв потряс избу…

На свою базу партизаны возвращались с трофеями. Василий Иванович Шорников и Павел Васильевич Жуков несли пулемет, снятый с танка. Другие партизаны захватили коробки с пулеметными лентами, четыре автомата и ящик патронов к ним.

Путь к лесу долго освещал ярко, как факел, горевший тяжелый танк. Было тихо, и пламя свечкой поднималось вверх.

35

В то время как на дорогах гремели взрывы партизанских мин и гранат, в деревнях подпольщики вели тихую, но очень важную работу.

Работа эта была поставлена так умело, что провалов не случалось. Население оберегало людей, работавших по заданию райкома. Даже если местным жителям приходилось узнать тайну, они молчали. И часто предупреждали подпольщиков о грозившей им опасности.

Мария Гавриловна Кораблина продолжала жить в солодовской школе. Старая учительница распространяла по деревням партизанские листовки. Она полагала, что о ее связи с партизанами в деревне никто не знает. Но однажды днем в школу пришла Александра Николаевна Губанова, до войны работавшая председателем Токаревского сельсовета.

— Вот что, почтенная, — прямо сказала она Кораблиной. — Я все знаю, потому пришла предупредить. Фашисты с вечера начнут повальные обыски, из двора во двор. И вас подозревают. Оставаться вам тут нельзя.

После ухода Губановой Мария Гавриловна задумалась. Сегодня пятница, ей как раз идти в сарай, где в условленном месте приготовлены для нее листовки. Если она не принесет их, в субботу и воскресенье люди напрасно будут шепотом спрашивать друг друга: «Оттуда ничего не было?» Неизвестность о положении на фронтах, о жизни в стране. Начнутся тревожные догадки, не разгромили ли типографию, не выловили ли руководителей партизан. И будут ждать люди до следующей субботы обнадеживающих вестей. Целая неделя сомнений и тревог, раздолье для вражеской пропаганды и темных слухов.

«Нет, так не будет!» — сказала себе Мария Гавриловна.

Она истопила плиту, приготовила поесть перед дорогой. А когда начало смеркаться, надела шерстяной свитер, поверх него ватную стеганку и вышла на улицу.

Мария Гавриловна шла по обочине широкой дороги, по которой проносились немецкие грузовики. В морозном воздухе громко ревели моторы, слышались голоса гитлеровцев в крытых брезентом машинах. Вот и знакомый поворот в лес…

В сарае, в условленном месте, лежал тонкий сверток листовок. Мария Гавриловна спрятала их под свитер.

Когда она вернулась в Солодово, по селу из двора во двор ходили гитлеровцы. С десяток крытых машин и четыре бензовоза вытянулись колонной вдоль улицы.

«На ночлег остановились», — подумала Мария Гавриловна, сторонкой пробираясь к школе. Патрули не обращали внимания на пожилую женщину, но расклеить листовки теперь же не было никакой возможности. Уничтожить их — об этом учительница даже не подумала. Она решила переждать до рассвета, когда немцы уедут из села.

В натопленной с вечера комнате было тепло, но Мария Гавриловна легла на койку не раздеваясь. Она только сняла боты. Лежала в темноте, прислушиваясь к каждому шороху, к выкрикам немцев, доносившимся с улицы. Въехало еще несколько машин, рев моторов нарастал и обрывался. Потом все затихло, и Мария Гавриловна успокоилась. Вспомнив о Губановой, подумала: «Ошиблась Александра Николаевна. Никаких обысков с вечера не было…»

Под утро Кораблина заснула тяжелым сном. Ее разбудили громкие голоса у крыльца школы. Она вскочила, подошла к окну: на дороге легковая машина и два крытых грузовика. Уже совсем рассвело, бензовозов и машин, остановившихся с вечера на ночлег, не было.

«Ох, как же я крепко уснула!» — успела подумать Мария Гавриловна.

На крыльце загрохали сапоги, дверь в комнату распахнулась. Два офицера-эсэсовца ворвались в помещение.

— Обыск, старуха! Партизанам капут! — объявил переводчик.

Мария Гавриловна стояла в простенке, прислонясь спиной к стене. Глядела, как на пол летели книги, тетради, подушки, матрац. Не находя ничего подозрительного, фашисты свирепели:

— Где партизанский литератур? Молчишь, старая ведьма? Собирайся! Шнель!

Кораблина надела боты, накинула на голову платок. Гитлеровцы вывели ее на крыльцо.

Невысокое зимнее солнце, едва проглянув, тут же скрылось за тучу. Потухли искры на снежных сугробах. С поля налетел ветер, день сразу нахмурился.

Эсэсовец, видимо старший по чину, что-то проговорил переводчику. Тот подал команду солдатам, сидевшим в грузовике. Трое гитлеровцев соскочили, направились к крыльцу. У одного в руках была длинная веревка.

— Где партизаны? — заорал переводчик. — Не скажешь? Будешь кормить ворон на этом елка!..

Солдаты деловито оглядывали дерево. Виселица неважная: сучья тонкие, частые, и без лестницы до них не дотянешься. Придется подгонять машину…

Мария Гавриловна поборола страх и слабость. Стоила прямая, и ветер шевелил у нее на лбу выбившиеся из-под платка совсем седые пряди. Она успела заметить, что другой грузовик с солдатами стоит у соседних домов — там тоже обыск. Значит, не знают фашисты точно, у кого искать листовки.

— Молчишь, большевик? — Переводчик вытаращил глаза, закричал на всю улицу: — Мы нашли листовки! Ни одной листовки больше не будет! Все дома — в огонь! Всех — на виселицу, но листовки не будет!..

Все солдаты спрыгнули с грузовика, мотор взревел, машина задом подъехала к елке. Гитлеровец с веревкой откинул задний борт.

Старая учительница почувствовала, что сил у нее прибавилось: ненависть! Вот они, фашисты, лицом к лицу. Жаль, что пропадут листовки. Она подумала: «Может, выхватить листки и швырнуть их по ветру? Пусть их ловят фашисты, пусть ползают за ними на коленях…»

На полной скорости к школе подлетела легковая автомашина. Выскочивший из