Смерть в кредит - Луи Селин

— Фердинанд! Я… вам… должен сказать… здравствуйте… Я рад… что вы здесь… но… вы… очень опоздали… что с вами произошло?

— Абсолютно ничего… — ответил я.

Он не стал настаивать и засеменил впереди меня… Наконец он открыл дверь… Запихнул ключ в скважину и никак не мог вытащить его, так он торопился. Как только мы вошли, он сделал мне знак, чтобы я подождал, посидел здесь на сундуке… пока он уберет наверху. На середине лестницы он вдруг обернулся, перегнулся через перила и ткнул в меня пальцем.

— С завтрашнего дня, Фердинанд! С завтрашнего дня… Я буду говорить с вами только по-английски! Э? What? — это уже заранее смешило его… — Подожди меня немного! Wait! Moment! А! Видите! Уже, Фердинанд! Уже!..

Он валял дурака…

* * *

Он бесконечно долго рылся в ящиках наверху, перетаскивал за собой сундуки. Я же говорил себе: «Он слишком усердствует! В конце концов я усну!..» И продолжал ждать…

Я видел, как в конце коридора порхает бабочка, полуночница.

Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я заметил большие часы… здоровенные стенные часы… действительно великолепные… а на циферблате, целиком сделанном из меди, маленький крошечный фрегат без передышки вытанцовывал секунды… тик! так! тик!.. так!.. Он бегал туда-сюда… Навевая на меня дремоту…

Старик все продолжал колдовать… он сражался с мебелью… Пускал воду… Говорил с какой-то женщиной… Наконец он снова спустился… Он постарался на славу!.. Вымытый, выбритый, подпрыгивающий от важности… он старался выдержать стиль!.. Что-то вроде адвоката… черная развевающаяся накидка… свисала с плеч… складки… гармошка… а на макушке красовалась ермолка с большой кисточкой… Я думаю, это все для того, чтобы оказать мне достойный прием. Он явно хотел доконать меня… Он жестом пригласил меня… Я встал… Покачиваясь… По правде говоря, я уже едва держался на ногах… Он старался подобрать слова, относящиеся к моему путешествию… Сразу ли я нашел его? Я ничего не отвечал… Только шел за ним… Сперва через салон… вокруг пианино… Потом через прачечную… ванную… кухню… Наконец он открывает еще одну дверь… И что я вижу… Постель!.. Я даже не дожидался приглашения!.. Бросился на нее!.. И растянулся прямо в верхней одежде!.. Вдруг этот маленький краб пришел в ярость и подскочил ко мне… Это на него было совсем не похоже. Он был крайне возбужден!.. Подпрыгивал!.. Суетился вокруг постели!.. Он явно не ожидал подобного!.. Он схватил меня за башмаки… И попытался меня стащить…

— Ботинки! Ботинки! Boots! Boots! — кричал он, разъяряясь все больше и больше!.. Он становился просто ужасен! Я запачкал его драгоценную кровать… и покрывало в цветах и разводах! От этого ему стало совсем плохо, у него начался припадок эпилепсии! «А ну, отвяжись! Провались ты, дерьмо!» — так я ему сказал… Он пытался даже драться… Носился по коридорам… Звал людей на помощь!.. Если бы они меня только тронули, я не знаю, что бы сделал!.. Я бы встал и задал ему такую взбучку, этому паяцу! Прямо сейчас!.. Я уже настроился! решил! Он был худой и тщедушный! И носился за мной со своей дребеденью!.. Я бы вывернул его, как перчатку! А потом все кончилось… Несмотря на то, что он все продолжал топтаться, я заснул.

* * *

Нельзя было и представить себе что-нибудь лучше, чем «Meanwell College», с точки зрения воздуха и природы. Местность была просто чудесная… Из сада и даже из окон классной комнаты открывался замечательный вид. В ясные дни было видно все вокруг, панораму реки и города, порт и доки, громоздившиеся у самой воды… Линии железных дорог… все отплывающие корабли… как они уходят все дальше и дальше… за холм и луга к морю… за Чатам… Это производило непередаваемое впечатление… Правда, когда я приехал, было ужасно холодно, а так как все это располагалось наверху, на открытой скале, тепло здесь удержать было практически невозможно… Ветер бился прямо о дом… Все дожди, все ураганы обрушивались на этот холм… В комнатах завывало, двери хлопали день и ночь. Мы жили среди настоящего смерча. Во время вихря мальчишки орали, как орут глухим, никто ничего не слышал… Сам Господь Бог был здесь бессилен! Все это должно было либо провалиться сквозь землю, либо развалиться. Деревья гнулись и так и оставались согнутыми, все лужайки была завалены сучьями и трухой. Я думаю, продолжать не стоит…

Подобное опустошение, такой суровый климат способствуют дикому аппетиту… Мальчики становятся здоровяками, настоящими амбалами! Если, конечно, жратвы хватает! Только в «Meanwell College» с этим было плоховато!.. Как обычно и бывает. Проспект сильно преувеличивал. За столом вместе со мной было 14 человек! И еще хозяин с хозяйкой… По меньшей мере восемь лишних ртов! Судя по жратве, ее осилили бы и шестеро! Особенно в те дни, когда такой сильный ветер… Рагу было совсем скудное!

В моей команде я был к тому же самым рослым и самым голодным. Я усиленно вытягивался. К концу месяца я стал почти вдвое выше. Неистовая сила элементов произвела настоящую революцию в моих легких и моем теле. Из-за того что я все пожирал и вылизывал тарелки, не дожидаясь, пока меня пригласят, я представлял за столом серьезную опасность. Мальчишки поглядывали на мою миску, косились на меня. Конечно, они подвергались сильному искушению… Я на это плевал, я ни с кем не разговаривал… Я, пожалуй бы, даже съел еще лапши, если бы мне предложили, так я был голоден… Колледж, где бы жрали досыта, с неизбежностью пришел бы в упадок… Тут все время нужно было быть бдительным! Я набрасывался на «porridge»[3], я был просто безжалостен… Мармелад я пожирал еще быстрее… На четверых мальчиков полагалось одно маленькое блюдечко, которое я проглатывал один… оно просто исчезало, его даже не успевали разглядеть… Остальные могли хрипеть от злости, само собой разумеется, я не отвечал… Чай каждый наливал себе сам, он согревал, успокаивал, эта приятная благоухающая жидкость еще больше возбуждает аппетит. Когда ураган затягивался и холм сотрясался в течение нескольких дней, я залезал в сахарницу ложкой и даже рукой, этот желтенький сахарок утешал меня.

За столом месье Мерривин располагался прямо перед большим блюдом, он все раздавал сам… Он хотел заставить меня говорить… Но ему это не удавалось… Говорить со мной!.. Любая попытка выводила меня из себя!.. Я был непослушен… Только его обворожительная жена, уже слегка меня околдовавшая, возможно, была способна меня смягчить. Я сидел рядом с ней… Она действительно была очаровательна. О да! Лицо, улыбка, руки, каждое движение, буквально все. Она неизменно кормила маленького Джонкинда, ребенка, не похожего на других, «отсталого». После каждого или почти после каждого глотка ей приходилось помогать ему, подбадривать, утирать слюни. Это требовало терпения.

Родители этого кретина были в Индии, они его даже не навещали. От подобного придурка можно было ожидать чего угодно, особенно во время еды: он глотал все, что было на столе, — ложечки, кольца от салфеток, перец, маленькие графинчики и даже ножи… Заглатывать было его страстью… Когда он появлялся, рот его уже был раскрыт, растянут, как у настоящей змеи. Он всасывал мельчайшие предметы, слюнявил их. При этом он завывал и пускал пену. Мадам Мерривин, всегда такая изящная, собранная, отнимала у него все. И никогда ни одного резкого слова…

Если бы не эта страсть к заглатыванию, мальчишка был бы не так уж ужасен. Он был вполне податлив. Он совсем не был отвратителен, только взгляд был какой-то странный. Он на все натыкался без очков, так как был жутко близорук, в этом он мог бы посоперничать с кротом, ему нужны были толстенные стекла, настоящие кабошоны… Глаза вылезали у него из орбит и казались больше, чем все лицо. Он всего боялся, и мадам Мерривин успокаивала его двумя словами, всегда одними и теми же: «No trouble, Jonkind! No trouble!..» Он повторял их целыми днями, по любому поводу, как попугай. Это была единственная фраза, которую я запомнил после нескольких месяцев в Чатаме… «No trouble, Jonkind!»

* * *

Прошло уже две или три недели… Они оставили меня в покое. Они не собирались специально досаждать мне. Им просто хотелось, чтобы я заговорил… чтобы немного подучил английский. Это было ясно. Мой отец в письмах спрашивал, занимаюсь ли я?.. Стараюсь ли?..

Я не поддавался… Я больше не намерен был ни с кем вступать в разговоры… Мне вполне хватало моих воспоминаний… Вопли в доме! Причитания матери!.. Никакие слова больше на меня не действовали! Черт побери! Это не для меня! С меня довольно!.. Я сыт по горло излияниями и болтовней!.. Чего-чего, а этого добра у меня хватало… У меня все это уже в печенках, пусть бы только попробовали… Только бы меня здесь и видели… Это как раз то, что надо! У меня появилась прекрасная возможность молчать, просто уникальная, и я воспользуюсь ею до конца… Сознательно! Без дураков! Они хотели, чтобы я клюнул на их трепотню… Возможно, так же, как на лапшу… А между тем, стоило мне только подумать о доме, как во мне все буквально вскипало…