Записки «важняка» - Сергей Михайлович Громов

по инициативе местных и партийных органов, ввиду надвигающейся угрозы отхода наших войск на новые позиции, было решено создать крупный партизанский отряд. Он бы мог успешно действовать, надежно укрывшись в здешних лесах и болотах. Нашей армией было уже выдано достаточное количество стрелкового вооружения и боеприпасов для действий этих партизан. Кроме того, в труднодоступных местах были созданы так называемые схроны, запасы надежно укрытых продуктов и медикаментов. Доступ к ним имели лишь самые проверенные лица. Но вдруг произошло чрезвычайное происшествие: один схрон оказался вскрыт. И сделал это человек, безусловно знавший о нем. Он постарался не оставить следов, но нарушил секрет, известный немногим.

Дождавшись, когда вся эта информация до меня дошла, Прут многозначительно произнес:

— Этому товарищу удалось выяснить, что к организации схронов в штабе нашей армии имели прямое отношение только три человека… и один из них капитан интендантской службы Цветков. Как тебе это нравится?

Потом он склонился над картой района, в котором мы пребывали, заостренным концом карандаша указал село, от которого Цветков сбежал, а вот… и он прочертил прямую… тот поселок, где никто теперь не проживает и где был этот схрон. До него не более 10 километров. Все ясно.

Такого оборота дела я не ожидал. Между тем Прут продолжил:

— В политотделе знали, куда его направить.

— Все неожиданное учесть нельзя, — одними губами произнес я и громко заверил: — Готов возобновить следствие!

— Иного решения не придумать, — согласился Прут.

Все остальное уже было общим обсуждением ситуации. Никто из нас не сомневался в том, что Цветков где-то затаился поближе к линии фронта. Стало очевидно, что он надумал перекинуться к немцам, но не с пустыми руками, а располагая сведениями о партизанах. Перебазировать схроны в другое место было не под силу, к тому же большая часть их уже оказалась за линией фронта.

Только теперь я понял, какова цена его побега.

Исправить дело можно было одним — поймать Цветкова. И, конечно, взяться за это, несмотря на прошлую неудачу, должен был я. К тому же я уже многое о нем знал. Понимая это, я сразу обратился к Пруту с просьбой разрешить мне организовать, как принято у нас — следователей — говорить, «свободный поиск».

Прут не возражал. Только сказал:

— Придумай подходящую легенду. Сними с петлиц юридические эмблемы. И помни, что времени в обрез, не увлекайся. Обстановку на фронте ты знаешь. Выедешь завтра!

10

Итак, я начинаю свободный поиск. Иными словами, я должен найти и задержать того, кто скрывается неизвестно где и занимается неизвестно чем. Я могу лишь предположить, что он притаился и поджидает немцев где-то совсем рядом с линией фронта. Возможно, даже пристроился работать по своей гражданской специальности — учителем биологии в средней школе либо кем-то в колхозе или МТС.

Если мои предположения верны, то практически из числа местных жителей предстоит перебрать несколько десятков тысяч человек. В том, что он теперь проживает не под своей фамилией, тоже сомневаться не приходилось. Разумеется, проверить столько человек было невозможно. Тем не менее задача представлялась не такой уж безнадежной, поскольку метод исключения позволял сузить круг подозреваемых почти до минимума. Отпадали старики, женщины, молодежь и дети. От падали и старожилы. Так что я должен был искать Цветкова среди мужчин тридцати-сорока лет, приехавших недавно, а таковых в районе было не так уж много. Ведь время военное…

Открыто выслеживать преступника я, конечно, не мог. В небольших шахтерских поселках и в сельской местности слухи о появлении нового человека обычно расходятся быстро. Цветков бы услышал обо мне прежде, чем я о нем. Поэтому и потребовалась легенда, которая, не возбуждая никаких подозрений, объясняла бы, почему я кочую в прифронтовой полосе и кого-то ищу. Перебрал в уме несколько вариантов, а остановился на следующем:

«Я приехал с передовой, в краткосрочный отпуск. Ищу младшего братишку, который жил с родителями на шахте. Родители погибли при бомбежке, а братишку взял с собой какой-то командир, отчисленный из армии по ранению. Об этом я слышал от людей, фамилии командира не знаю. Говорят только, что поселился он где-то в этих местах».

Подобной историей в те времена было трудно кого-нибудь удивить. И заранее получив в штабе соответствующие документы о предоставленной мне краткосрочной командировке, я мог свободно появляться всюду, не привлекая особого внимания.

И вот — поезда, покинутые автомашины, щербатые шоссейные дороги, полуразрушенные поселки…

И вот — кирпичные с выбитыми окнами здания райисполкомов, дома сельсоветов, хаты, землянки, времянки…

— Вы директор МТС?

— А коли я, так шо?

— Понимаете, у меня такая история… Родители жили тут неподалеку на шахте и братишка с ними… Бомбежка, сами понимаете…

Директор слушает, сочувственно причмокивая. Думает вслух:

— Командир? Агроном по специальности? Ни, такого нема. Петро приехав в отпуск, так то не агроном и вообще хлопец девятнадцати рокив, може, двадцати. Ни, чого нема, того нема.

Километр за километром, день за днем. Пошли уже четвертые сутки.

— …Простите, вы заведующий районо?

Немолодой, грузный мужчина, в гимнастерке с открытым по-граждански воротом поднимает голову.

— Я.

— У меня такая история получилась. Родители жили тут неподалеку, на шахте, с ними мой младший брат…

За несколько дней я совсем сжился со своей «легендой». Она обросла подробностями и звучала так правдиво, что я почти стал верить в нее.

Я уже был готов в пятнадцатый или шестнадцатый раз услышать виноватое «нет», как вдруг заведующий пододвинул к себе железный ящик, заменявший сейф, достал какое-то личное дело и углубился в анкету.

Я следил за ним, почти не дыша. Неужели?..

— Вот этот товарищ принят к нам на работу всего с неделю назад. Временно принят. Фронтовик, по профессии педагог, имеет отпуск по ранению. Стал работать завучем в Куземовской средней школе. Гуськов Андрей Владимирович, тридцати шести лет. Впрочем, есть ли с ним мальчик, я не знаю. В анкете об этом ни слова.

Я взял это дело, проще говоря тонюсенькую папку с обязательными анкетой, автобиографией, заявлением о поступлении на работу. Без каких-либо других подлинных справок или официальных документов.

— И это все? — удивился я.

— Что ж вы хотите, молодой человек, — ответствовал заврайоно. — Он в заявлении указал, что справку об отпуске по ранению направил для регистрации в облвоенкомат, а свое педагогическое образование может подтвердить лишь устно, с последующим запросом в Московский педагогический институт. У нас должность завуча вакантна целый год, станешь выбирать упустишь и такого кандидата.

Нет никаких сомнений в том, что анкета, заявление и автобиография написаны одной и той же рукой. Строчки в заявлении и характеристике имеют