Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина) - Марк Твен

Джим выскочил из шалаша, бросился, раскрыв объятия, ко мне, радость переполняла его, — но тут опять полыхнула молния, и сердце мое подскочило чуть не до горла, а сам я навзничь повалился за борт: я ж забыл, что Джим был одновременно и старым королем Лиром, и утопшим А-рабом и, как увидел его, у меня с перепугу в глазах потемнело. Однако Джим вытащил меня из воды и принялся обнимать, благословлять и так далее, до того он был счастлив, что мы сбыли с рук короля с герцогом. Но я сказал:

— Отложи-ка ты это до завтрака, ладно? Отвязывайся и поплыли!

И через пару секунд плот уже скользил по воде, и какое же это было счастье: снова оказаться свободным — ни с кем ты не связан, никто тебя не донимает, ты просто плывешь по огромной реке. Я даже в пляс пустился, подпрыгивал, стукая пяткой о пятку, — раз, другой — просто удержаться не мог; однако на третьем подскоке заметил кое-что слишком мне знакомое и даже дышать перестал и вслушался, ожидая: и точно, когда над рекой пролетела новая молния, я увидел нашу парочку, налегавшую на весла так, что ялик их аж гудел! Нас нагоняли король и герцог.

Я понял, что все пропало, и плюхнулся на доски плота, — а что мне еще оставалось? Не плакать же.

Глава XXX

Как золото воров спасло

Едва они забрались на плот, король подскочил ко мне, схватил за ворот, тряхнул и говорит:

— Улизнуть от нас надумал, щенок! Устал от нашего общества, а?

Я отвечаю:

— Нет, ваше величество, мы вовсе не… пожалуйста, не надо так, ваше величество!

— Ну, говори, куда это ты намылился, или я из тебя все кишки вытрясу!

— Я вам все как есть расскажу, ваше величество, честное слово. Понимаете, мужчина, который меня туда вел, он очень добрый оказался и все говорил, что у него был сын почти моих лет, что он умер в прошлом году, и как ему жаль мальчика, попавшего в такую ужасную беду; ну а когда все ошалели, отыскав золото, и бросились к гробу, посмотреть, он и шепнул мне: «Улепетывай, не то тебя непременно повесят!» — я и сбежал. Решил, что оставаться там не стоит — сделать я все равно ничего не могу, а в петле болтаться, если можно удрать, мне не хотелось. И бежал во весь дух, пока челнок не увидел, а как доплыл до плота, сказал Джиму, чтобы он поторапливался, иначе меня поймают и опять же повесят, сказал, что вас и герцога, наверное, и в живых уже нету, и до того уж мне вас жалко было, и Джиму тоже, и я ужасно обрадовался, когда увидел, как вы плывете, а если не верите, спросите у Джима.

Джим подтвердил, что так оно и было, однако король велел ему заткнуться и сказал:

— Ну да, очень на то похоже! — и тряханул меня еще разок и добавил, что хорошо бы меня утопить

А герцог говорит:

— Оставьте мальчишку в покое, старый идиот! Сами-то вы иначе себя повели, а? Расспрашивали о нем, когда вам удалось на свободу вырваться? Что-то не припоминаю.

Ну, король отпустил меня и давай костерить этот город и всех его обитателей. Но герцог и тут его перебил:

— Вы бы лучше себя как следует обложили, вы этого больше заслуживаете. С самого начала ничего умного не сделали, если не считать того, что вам хватило хладнокровия и наглости наврать насчет синей стрелки. Вот это было умно — и смело, эта выдумка нас и спасла. Кабы бы не она, сидели бы мы с вами в тамошней кутузке, пока не приплыл бы багаж англичан, а после — настоящая тюрьма, можете не сомневаться! А ваша уловка заставила их попереться на кладбище, а там золото оказало нам услугу еще и большую, потому что, если бы это дурачье не очумело, да не полезло на золото смотреть, спали бы мы с вами сегодня в галстуках, которым сносу не бывает, и дольше, чем нам хотелось бы.

Помолчали они немного, поразмыслили, а потом король и говорит — вроде как себе самому:

— Хм! А мы-то думали, что золото негры сперли.

Меня аж скрючило!

— Ага, — подтверждает герцог, да так нарочито медленно, язвительно. — Мы думали.

Король помолчал с полминуты и сказал, растягивая слова:

— По крайней мере, я так думал.

А герцог ему — тем же манером:

— Напротив, это я так думал.

Король взъерепенился малость и говорит:

— Послушайте, Билджуотер, вы на что это намекаете?

А герцог тут же отвечает:

— Уж если на то пошло, позвольте спросить, на что это вы намекаете?

— Да будет вам! — язвительно произносит король. — Впрочем, не знаю, может, вы все это во сне проделали и сами того не заметили.

Ну, герцог весь ощетинился и говорит:

— Ладно, хватит чушь молоть — вы что, за последнего идиота меня принимаете? Или до вас еще не дошло, что я отлично знаю, кто спрятал деньги в гроб?

— Да, сэр! Я знаю, что вы это знаете, потому что сами же их и спрятали!

— Врешь! — гаркнул герцог, да как бросится на него.

А король завопил:

— Убери руки! — отпусти горло! — беру все слова назад!

Но герцог отвечает:

— Нет уж, сначала признайся, что это ты спрятал деньги в гробу, что хотел через пару дней улизнуть от меня, вернуться назад, выкопать золото и все себе захапать.

— Да погодите минуту, герцог, ответьте мне честно и прямо всего на один вопрос: разве это не вы мешок спрятали? Скажите так, и я вам поверю, и заберу назад все, что наговорил.

— Не трогал я денег, старый ты мерзавец, и тебе это известно. Ну, признавайся!

— Ладно, хорошо, я вам верю. Но ответьте еще на один вопрос, и не беситесь — разве не было у вас мысли стянуть деньги да и припрятать их?

Герцог помолчал немного, а потом говорит:

— А если и была, так что? — я же этого не сделал. А ты не только об этом подумал, но и украл их.

— Вот честное слово, герцог, вот чтоб я до смертного часа не дожил, не брал я денег. Я не говорю, что не собирался их спереть — собирался, но вы… нет, не вы, другие люди… обскакали меня.

— Врешь! Это ты их упер, ну так и признайся, что упер, а иначе…

И король, — а он уж булькать начал, — просипел:

— Хватит! Признаюсь!

Очень я обрадовался, услышав эти слова, у меня прямо от души отлегло. А герцог отпустил его шею и говорит:

— Попробуй еще раз сказать, что это не твоих рук дело — утоплю. И будешь тогда пузыри пускать, как младенец, — самое для тебя подходящее дело после всего, что ты натворил. В жизни не видел такого прожоры, ну все готов проглотить, — а я, дурак, верил тебе, как родному отцу. И ведь не стыдно тебе было слушать, как все валят на бедных негров, и ни словом за них не вступиться. Мне и думать-то смешно, что я ухитрился поверить такому вздору. Проклятье, теперь я понимаю, с чего это ты так старался возместить недостачу, — хотел вытянуть из меня деньги, которые я заработал на «Совершенстве» и заграбастать все — не мытьем, так катаньем!

Король, робко шмыгая носом, отвечает:

— Однако, герцог, это же вы недостачу возместить предложили, а вовсе не я.

— Заткнись! Слышать тебя не хочу! — огрызается герцог. — Ну, посмотри, чего ты добился. И свои денежки они назад получили, и наши все им достались, не считая одной-двух монет. Иди спать и, если еще хоть раз пикнешь насчет недостачи, долго не проживешь!

Король заполз в шалаш и приложился там, для пущей уютности, к бутылке, а вскоре и герцог приложился к своей и за какие-то полчаса оба наклюкались, как сапожники, и чем пьяней становились, тем любовнее обходились друг другом, и кончили тем, что обнялись и захрапели. Напиться-то они напились, однако я заметил, что королю, как ни пьян он был, хватило ума не заикаться больше о том, что это не он мешок с золотом попятил. Ну, я этому только рад был. Конечно, когда они захрапели, мы с Джимом завели долгий разговор и я все ему рассказал.

Глава XXXI

Молиться надо без вранья

День за днем мы плыли, не заглядывая ни в какие города, просто спускались по реке. Шли на юг, погода стояла теплая, от дома мы были теперь совсем уж далеко. По берегам стали все чаще появляться деревья, обросшие испанским мхом, он свисал с их веток, точно длинные, седые бороды. Я впервые увидел этот мох, сообщавший лесам вид торжественный и мрачный. И в конце концов, мошенники наши решили, что опасность миновала, и они могут снова начать обжуливать городок за городком.

Первым делом, они прочитали лекцию о пользе трезвости, однако заработали на ней так мало, что им и напиться-то было не на что. В следующем городке они попробовали открыть школу танцев, но, поскольку оба понимали в танцах не больше кенгуру, после первых же их скачков публика сама повскакала с мест и вышибла их из города. В следующем надумали давать уроки орательного искусства, однако ораторствовали недолго, — публика опять-таки повскакала и обложила их такими словами, какие ни одному орателю не приснятся, так что пришлось им снова ноги уносить. Брались они и за миссионерство, и за месмеризм, и за целительство, и за предсказания судьбы, за все понемногу, но удача никак не шла им в руки. Кончилось тем, что остались они без гроша и только валялись на тихо плывшем плоту, скисшие и отчаявшиеся, думая, и думая, и по целых полдня не произнося ни слова.