Госдачи Крыма. История создания правительственных резиденций и домов отдыха в Крыму. Правда и вымысел - Андрей Артамонов

Именно на этом карьере был добыт инкерманский камень (ракушечник) для дворцов в Ливадии и Мухалатке

Роберт-Фридрих Мельцер, один из первых основателей в Российской империи такого сложного дела, как дизайн интерьеров, родился 5 января 1860 года. По вполне понятным причинам Р.Ф. Мельцеру пришлось продолжать и развивать семейный бизнес, связанный с производством мебели разных типов и для людей разного достатка. Заслуга Р.Ф. Мельцера как наследника известной фамилии в том, что он шире взглянул на производство мебели, занялся технологической разработкой древесных конструкций нового типа и дизайном комнатных интерьеров.

В 1878 году он поступил в Санкт-Петербургскую академию художеств и окончил ее в 1887 году, получив звание классного художника I степени по архитектуре. В 1901–1903 годах по дизайн-проекту Роберта-Фридриха Мельцера фирма его брата Фридриха Мельцера (придворного поставщика двора его императорского величества императора Николая II) производила перестройку интерьеров первого этажа левого флигеля в Александровском дворце в Царском Селе для семьи последнего российского императора. Р.-Ф. Мельцер был выдающимся художником-прикладником и руководил на фабрике своего отца рисовальной мастерской, которая готовила проекты для будущих изделий мебельного убранства, а также дверей, стеновых и потолочных панелей, выполненных из ценных пород древесины. Отличительной чертой деятельности фабрики Мельцеров стал выпуск самой разнообразной продукции, способной удовлетворить вкусы и финансовые возможности достаточно широких общественных слоев. Не менее важно и то, что это производство обратилось не только к обычному конструированию мебели из дерева, но и к решению архитектурного стиля интерьера, для которого, собственно, и выпускалась мебель. Подобно Уильяму Моррису (1834–1896), дизайнеру по мебели и ткани из Великобритании, для состоятельных заказчиков Р.-Ф. Мельцер не только создавал эксклюзивную мебель, но и полностью продумывал весь интерьер: двери, текстиль, оконные рамы, стеновые панели, освещение и пр. За составление рисунков и технический надзор за живописными, штукатурными и печными работами Р.-Ф. Мельцер включал в сметную документацию фирмы свои 10 % гонорара. Зачастую Р.-Ф. Мельцер в своем творчестве копировал одного из самых знаменитых французских мастеров мебели, Андре-Шарля Буля (1642—29.02.1732), что чрезвычайно сильно ценилось заказчиками в России и коллекционерами в СССР.

По воспоминаниям Ф.И. Чуева, написавшего книгу «Сто сорок бесед с Молотовым», бывшим председателем СНК СССР, неоднократно отдыхавшим в доме отдыха ЦИК «Мухалатка», приводили в невольный трепет интерьеры дворца С.В. Кокорева, выполненные по эскизам Р.-Ф. Мельцера. Здесь важно обратить внимание на то, что Мельцер не только изготавливал мебель, но и оформлял помещения полностью, включая лепные и живописные работы, поставку бронзы, каминов, ковров и тканей, которые выписывались из Европы, а также проектировал «разные приспособления для электрического освещения картин и прочее». По этой причине дворец С.В. Кокорева был уникальным архитектурным объектом на ЮБК, который по целому ряду показателей мог стать если не правительственной резиденцией политбюро ЦК ВКП(б), то уж музеем точно. После Октябрьской революции, эмигрировав за границу, Р.-Ф. Мельцер жил в Берлине и работал на созданной им мебельной фабрике. Мебельная фабрика семейства Мельцер, как и их фирма, располагавшаяся в Петрограде, в декабре 1917 года прекратила существование и была национализирована. В корпусах бывшей Мельцеровской мануфактуры так или иначе продолжали мебельное дело, там начал работать мебельный завод имени С. Халтурина. Умер Роберт-Фридрих Мельцер на чужбине, в Германии, недалеко от Большого Берлина, в предместье Шпандау, 12 ноября 1943 года от инсульта.

Продолжая описания внутреннего убранства дворца С.В. Кокорева, отмечу, что в трехэтажном здании, на первом этаже, в гостиной – находилось более 30 всевозможных расписных фарфоровых и фаянсовых цветочных ваз и так называемых ламп-ваз, рядом возвышались на тумбах хрустальные канделябры. Все эти изделия были лучших стекольных и керамических заводов Европы, России, Японии и Китая. С потолка свешивалась грандиозная разноцветная венецианская люстра. По вечерам это играющее в огнях великолепие отражалось в двух больших зеркалах зала и хитро устроенных нишах, каждая из которых состояла из 20 зеркал разного преломления и создавала эффект калейдоскопа. Вечером, через огромные окна-двери, расположенные по обе стороны гостиной, свет от электрических ламп (тогда это были изделия фирмы из США «Дженерал электрик») широко освещал окружающую территорию, а само освещенное здание можно было видеть за 4–5 км.

Особое впечатление на гостей дворца С.В. Кокорева производила столовая, также отделанная по личному эскизу Р.-Ф. Мельцера. Там имелись живописные плафоны, между которыми в потолок были вмонтированы восемь блюд дельфтского синего фаянса. Фаянсовые картины были включены и в створки дверей, а в десюдепорты вставлены картины с голландскими жанровыми сценками. Стены украшали голландские и фламандские натюрморты выдающихся западноевропейских мастеров.

Во дворце, кроме всего прочего, находилось такое множество редких вещей и произведений искусства, что описать их просто невозможно, – это полноценные коллекции рисунков, акварелей, картин, изделий декоративно-прикладного назначения. В трех восточных комнатах хранились предметы восточного быта, вывезенные из Египта и с Дальнего Востока. Достойно выглядела коллекция татарского народного искусства: множество головных уборов, тканей, вышитых полотенец, тканых ковров, шалей, курильниц. Очень много было работ русских художников: полотна Г. Семирадского, В. Сверчкова, портреты Д. Доу, акварели К. Брюллова, А. Гауша, С. Судейкина.

Однако то, что я сейчас перечислил, можно отнести исключительно к периоду с 1909 по декабрь 1920 года, то есть до завоевания Крыма войсками Южного фронта М.В. Фрунзе.

Как уже понял читатель, владелец дворца и имения в Мухалатке С.В. Кокорев не жалел денег на обустройство здания и в буквальном смысле потратил для этой цели астрономические по тем временам суммы. По странному и весьма бездоказательному устному заявлению бывшего управляющего данным имением А.М. Францессона, строительство и отделочные работы дворца С.В. Кокорева уместились в сумму 5 миллионов рублей по ценам 1913 года. Правда это или нет, сейчас очень сложно ответить. Как я уже упоминал, сегодняшний курс рубля по отношению к прежнему, дореволюционному, 1913 года, равняется 1:1071. Значит, по нынешним ценам С.В. Кокорев потратил на свой дворец 5 миллиардов 355 миллионов рублей. Впечатляющая сумма, не правда ли? Хотя я вполне допускаю, что Андрей Михайлович Францессон, для придания весомости собственной персоне, новым хозяевам жизни[50] просто приврал, так как все финансовые вопросы решались С.В. Кокоревым лично через Волжско-Камский коммерческий банк (он был членом правления этого банка), акционерное страховое общество «Россия» и партнеров по бизнесу. Как доходную, так и расходную часть своего бизнеса С.В. Кокорев, как любой здравомыслящий предприниматель, не афишировал и тем более не вводил в курс дела своего управляющего имением в Мухалатке. Возможно, цифра в 5 миллионов рублей появилась на основе договора имущественного страхования, который был подписан С.В. Кокоревым при заявлении, поданном в акционерное страховое общество «Россия», где имение со всеми постройками, сооружениями и личным имуществом оценивалось экспертами в определенную сумму. Поэтому 5 миллионов рублей – это не сумма, потраченная на строительство дворца в Мухалатке, а просто размер страховой суммы в договоре между С.В. Кокоревым и АО «Россия». Стоит отметить, что в марте 1917 года инфляция в Российской империи достигла такого масштаба, что покупательная способность довоенного рубля (я имею в виду Первую мировую войну. – Авт.) снизилась до 17 копеек. По этой причине первоначальные надежды С.В. Кокорева превратить имение в Мухалатке в некий, выражаясь сегодняшним языком, «золотой парашют» при глобальных потрясениях политической системы в стране оказались обычным блефом. С.В. Кокорев, его жена и дочь Наталья, проживавшие до 1917 года в Петрограде, после Октябрьской революции, предполагая, что их могут расстрелять в пылу революционного гнева братишки-матросы, решили уехать в Крым, в Мухалатку. Там семья Кокоревых пережила первое завоевание Крыма большевиками, их уход летом 1919 года, победное вступление на полуостров войск Добровольческой армии А.И. Деникина, страшную катастрофу и эвакуацию из Феодосии и Севастополя остатков войск барона П. Врангеля и беженцев со всех концов необъятной России.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});