Сказки врут! - Ирина Шевченко

— Ты ограбил Ле Бона? — Нат в ужасе прикрыла рукой рот.

— Фу, как не стыдно? За кого ты меня принимаешь? Месье третий день страдал от несварения, местная кухня вкупе с жарой неблагоприятно отразилась на его нежном желудке. И когда я застал его в столь плачевном виде, то как человек, поклявшийся Аполлоном со товарищи, [5]не мог не предложить свою помощь. За что и был удостоен благодарности.

Он подбросил на ладони маленький медный кругляшок.

Вот жук! Сам же траванул бедного колобка, а потом без зазрения совести принимает благодарности!

С приходом темного хорошее настроение пошло на убыль. Вроде бы и шутки и розы… Но нет, веселья как не бывало, и, по-быстрому закончив с завтраком, все разбрелись по своим комнатам, оставив Сокола заваривать себе «нормальный» чай.

Понимая, что уединиться теперь не получится, мы с Сережкой включили телевизор, нашли канал путешественников и молча завидовали улыбчивому толстячку, чья работа заключалась в том, чтобы колесить по свету и за деньги продюсеров нервировать простых обывателей волшебными видами далеких и недоступных большинству стран.

— Ничего, — обнял меня Серый. — Мы вот с тобой в Крым…

Не договорив, он вдруг привалился к моему плечу.

— Сереж? — Я отстранилась, и, лишившись поддержки, парень упал на диван вниз лицом. — Серый! Сережа! — Я с трудом перевернула его на спину и хлестала теперь по щекам. — Кто-нибудь! Помогите!

В коридоре хлопнула дверь, и тут же что-то тяжелое с грохотом рухнуло на пол.

— Кто-нибудь… — пробормотала я, чувствуя нарастающий ужас. — Кто…

Превозмогая страх, я вышла из комнаты. Антон лежал поперек прохода: глаза закрыты, лицо спокойное — будто он спит, но я знала, что разбудить его, как и Сережку, у меня не получится. В своей спальне упала на кровать Натали…

Господи, что же это? Почему? Кто?

На негнущихся ногах я добрела до кухни… И застыла в дверях.

— Заходи. Садись, — Сокол кивнул на стул. — Чай будешь?

— Т-ты… Это ты их?!

— Они всего лишь спят. Очень крепко.

— Да что ты себе…

— Села! — Злобно сверкнули голубые льдинки глаз.

Колени подогнулись, и, чтобы не упасть, я вынуждена была подчиниться и присесть за стол.

— Умница, — хмыкнул темный, усаживаясь напротив. — Теперь ты ответишь на несколько вопросов, а я решу, что делать с тобой дальше. Первый…

Я в страхе зажмурилась.

— Я очень громко храплю?

— Что? — Я осторожно открыла сначала один глаз, потом другой.

— Нат сказала, — передернул плечами он. — Могла бы сама…

— Что?! — вскочила я возмущенно. Этот… этот — даже названия ему не придумаю — вырубил троих человек, чтобы обсудить свой дурацкий храп? Что он о себе возомнил!

— Сядь! — рявкнул он, и я спешно плюхнулась обратно на стул и прикусила язык. — Это я к тому, Ася, — продолжил колдун уже спокойно, — что некоторые вещи лучше обсуждать сразу, а не доводить ситуацию до критического момента.

ГЛАВА 15

Сокол пододвинул ко мне чашку:

— Угощайся.

— Что это? — спросила я. Руки дрожали, и я спрятала их под столом.

— Чай. Черный, крупнолистовой. Взращен, если верить надписи на упаковке, высоко в горах и заботливо собран трудолюбивым индийским мальчиком… или девочкой.

— Спасибо, не хочу, — отказалась я, прекрасно понимая, что если сейчас он вперится в меня своими льдинками и прикажет: «Пей!» — выхлещу до дна, даже зная, что вместо сахара он сыпанул туда пару ложек цианида.

— Рассказать ты мне тоже ничего не хочешь?

Я замотала головой.

— Хорошо. Тогда я тебе расскажу что-нибудь. Например, по какому принципу работает брегет Вацлава Крушницкого. Это очень интересно…

Чтобы не встречаться с ним взглядами, я опустила глаза.

— Брегет, Ася, это не просто блестящая штуковина, которой гипнотизер отвлекает внимание, проводя внушение. Этот артефакт искажает восприятие и меняет твое отношение к реальности. Человек, который пускает его в дело, не дает тебе четких установок, не зомбирует, тупо ориентируя на выполнение какого-нибудь приказа, — все куда сложнее. Алекс не решился бы просто запрограммировать тебя на убийство: ты выдала бы себя сразу же. Действия робота лишены логики и подчинены лишь цели. А человек, подпавший под влияние брегета, напротив, логичен и последователен и может идти к цели окольными путями, сам выбирая наиболее удобный. Тебе ведь не говорили, как именно ты должна уговорить Сергея уйти после того, как покончила бы с нами? И тебе, к слову, не говорили, что придется дать нам яд, — твое сознание этого не приняло бы, здесь нужна была бы более долгая и продуманная обработка. А вот снотворное — пожалуйста. Но прежде… Прежде проводится искажение. Сдвиг во мнении. Ты знаешь, что в каждом из нас заложен некий природный детектор лжи? У кого-то он сбоит, кто-то различает правду и обман безошибочно. Эту способность тренируют в себе судьи дневных стражей, доводя ее до совершенства… Но я сейчас не об этом. Все мы в той или иной степени можем отличить правду ото лжи. Задача брегета — испортить твой детектор. Заставить верить в ложь или не верить в правду. И для начала тебе дают вводную настройку. Правду, которая заставит сомневаться в другой правде… Прости, это слишком сложно для непосвященных… Представь… Ну, например, представь, что тебя хотят убедить в том, что в мире существуют только синие мячи. Артефактор сообщает тебе, что у него есть синий мяч. И он у него есть. Твой детектор, активированный брегетом, фиксирует правду. Потом тебе говорят, что у твоего соседа тоже есть синий мяч, и ты снова чувствуешь, что это не ложь. Затем артефактор настраивает брегет на искажение и проводит внушение. «Все мячи в мире исключительно синие», — говорит он тебе. Твое сознание уже готово принять это как истину. А как же: ведь у двоих есть мячи, и они именно синие… Понимаешь?

Я кивнула. Потом замотала головой.

Колдун всмотрелся в мое лицо, а после махнул рукой:

— Я не спец по теории ментального воздействия, но я знаю, что Акопян должен был до проведения внушения рассказать тебе страшную историю о нас с Нат. Историю, которая показала бы, какие мы плохие, чтобы потом ты легко поверила в то, что мы представляем угрозу для вас с Сергеем, что нам нельзя доверять. Было?

— Нет, — выдавила я.

— А это уж точно ложь!

К черту!

— Нет, — произнесла я четко, подняв на него глаза. Выдержала короткую паузу. — О Наташе он мне ничего не рассказывал.

— Ясно. — Сокол достал из кармана сигареты. — Не возражаешь?

Я не ответила, и он закурил, длинно и размеренно затягиваясь горьким дымом и стряхивая пепел в свою чашку.

— Я знаю, что это была за история, — проговорил он, глядя на тлеющий кончик сигареты.

Наверное, в прошлом человека, поклявшегося Аполлоном со товарищи, было не так уж много неприглядных деяний, и выбор у некроманта Шурика был небольшой. Да и история подходила как нельзя лучше…

— И что скажешь? — Темный утопил окурок в остатках чая.

— Я… Я не отказалась бы услышать твою версию.

От его улыбки сделалось зябко.

— У правды не может быть нескольких разных версий, Ася. Ее можно подавать под разными соусами, но это не…

Мужчина умолк на полуслове. Видимо, устал от иносказаний и витиеватостей, а говорить иначе, да и вообще говорить у него сейчас не получалось.

И мне сказать было нечего.

В тишине я слышала, как отсчитывают секунды стрелки его хронометра. Совсем рядом, словно в сказке, непробудным сном спали трое, и я знала, что они не проснутся, пока этот разговор не закончится…

— Алекс — натура увлекающаяся. — Сокол вытянул из пачки новую сигарету. Задымил. — Ему достаточно было раскрыть тебе суть проекта, над которым мы работали, чтобы ты начала волноваться за судьбу Сергея рядом со мной. Но он ведь рассказал тебе все?

Все или не все — откуда мне это знать? Я не ответила и сама ни о чем не спрашивала. Молчала, позволив ему докурить сигарету и потянуться за следующей.

Кухня утонула в дыму.

— У Кирилла остались жена и сын. Марку уже четырнадцать, София растит его одна, замуж она во второй раз не вышла и, кажется, даже не встречается ни с кем. — Голос его звучал ровно. Слишком ровно. — Я каждый месяц перевожу ей деньги, чтобы они ни в чем не нуждались. Шлю открытки на Рождество. Но со дня похорон мы ни разу больше не виделись. И не созванивались — я сменил номер. На крайний случай у нее есть телефон моего поверенного… Я не знаю, что еще сказать, чтобы ты поняла, как я сожалею о том, что сделал.

И еще одна сигарета…