Дневник, 2004 год - Сергей Есин

После секции хотел поехать в Даниловский монастырь, в клуб Рыжкова, где всегда очень интересно, но Паша меня отговорил, сказал, что не проедем, заныл, задергался, и я поехал домой.

Читал рецензию на роман «Смерть Титана» в «Литературной учебе». Этот роман как бы выплывает из первоначального небытия, становится всё яснее и определённее.

26 марта, пятница. Надо собраться, надо взять все нужные книги, подписать бумаги, а вечером сходить на спектакль театра Петра Наумовича Фоменко.

Вчера вроде бы наконец-то решился вопрос с Поляковым. Все-таки по каким-то причинам его не хотели пускать на премию Москвы, не хотел обслуживающий персонал. Мелькнула мысль — может быть, это в связи с его противоборством Швыдкому? Но, скорее всего, не хотят видеть сильного конкурента именно в разделе литературы, которую аппаратчики пытаются заменить театроведением. Как же много значит аппарат! Как много он может сделать, чтобы естественная жизнь потекла вспять.

Театр Фоменко, который для меня всегда окружен легендами, оказывается, давно уже не в разных подвалах и на задворках, а у него есть свое помещение, в том доме на Кутузовском проспекте, где раньше жил Лева. Там была киношка, которая сейчас превращена в театр. Интерьер зала традиционный для студий и маленьких экспериментальных театриков: помост, идущий от сцены под крышу под большим углом, все выкрашено в черный цвет, неудобные современные стулья. Спектакль «Окровавленная туника» по пьесе Гумилева — это, видимо, не основное направление, где особенно сильны моменты соучастия зрителя в сокровенных переживаниях героев, здесь все, как в кино, глаза актера напротив глаз зрителя. Нет только дублей, духовные порывы возникают перед вами. Иногда, наверное, становится неловко, зритель — соглядатай. Но это все по слухам и путем умствования. Билеты, должно быть, дорогие. Я подсчитал, от силы сто двадцать мест. Буфет, по крайней мере, безумно дорогой. В этом спектакле другая линия театра: все условно, но условность возведена в высший ранг. Персонажи, понятно, говорят не репликами и монологами, а в первую очередь стихами. Чтобы что-то продекламировать, становятся на пьедесталы. И в этой условности страсти тоже на чистом сливочном масле. Играют здорово, я даже не могу сказать, кто лучше. Невероятное, очень изысканное оформление. Неподготовленному зрителю делать здесь почти нечего. Знать надо много и об эпохе, и о людях. Византия, шестой век, строят храм Св. Софии. Ставил все это некто Иван Поповски — режиссер, наверное болгарин. Ах, как трудно хвалить, как трудно найти слова, потому что хорошее всегда многогранно. Собственно, к премии, кажется, представлены художники, это блестящий Владимир Максимов — художник-постановщик, Ангелина Атлагич (Сербия) — художник по костюмам. Минимальными средствами показаны византийские дворцы, сады, иная, такая любимая поэтами Серебряного века жизнь. Я все и навсегда запомню.

Правда, так же как и лет десять назад, когда я смотрел эту пьесу у Сиренко, иногда я переставал быть включенным: о чем это они там бушуют? Кстати, после того спектакля и сюжет-то забыл. Этот спектакль забыть, наверное, будет нелегко. Лица помню, позы, свет, блики воды в дворцовом пруду. Может быть, это и есть театральное потрясение. Впрочем, понимаю, что подобное создать возможно и легче, чем многомерный спектакль с дышащей и разнообразной атмосферой. Это, наверное, малый жанр в театре, существующий наряду с большим стилем. Вне своего обыкновения перечисляю действующих лиц: Имр, арабский поэт, — Кирилл Пирогов, тот самый парень, который когда-то приезжал к нам на фестиваль в Гатчину; Юстиниан — Андрей Казаков; Феодора — Галина Тюнина, игравшая жену Бунина в фильме Учителя; Зоя — Мадлен Джабраилова; царь Трапезундский — Рустэм Юскаев; евнух — Томан Моцкус. Все хороши, потому что у всех на сцене есть адреналин, не экономят.

Рейтинг из «Независимой газеты». Это всегда печатается по пятницам. Вот — «мое»:

1. Если сразу бестрепетно отсекать юмор, Киркорова, Сердючку, певцов-сыновей и певцов-дочерей, т. е. «второй розлив», то по ТВ больше хороших передач, чем плохих. Запомнились две передачи о том, как либеральные, насквозь лживые представления противоречат действительному течению жизни. О работе спецслужб («Апельсиновый сок» с Соловьевым, НТВ) и о литературе, о Солженицыне («Что делать?» с Третьяковым, «Культура»). После последней (которая мне, естественно, ближе) стало окончательно ясно, что такое групповое тусовочное кликушеское мнение об этом предмете.

2. Худшие передачи и персоны тоже — это когда утром ухоженные девицы рассказывают о высокой моде, ночном креме и драгоценностях от Тиффани.

3. Главная телеперсона — сгоревший Манеж с вопросами: сам? кто? кому выгодно? сколько получили?

27 марта, суббота. Обнинск. Снег сошел, яблони стоят абсолютно черные на фоне весеннего неба. В теплице вылезла из земли зелень лука, который проглядели убрать в прошлом году. Возился весь день и был счастлив — сколько замечательных мыслей приходит в голову, когда сгребаешь в кучу листву. Посадил в теплице лук, петрушку, редиску, салат. Как всегда, топили баню, вечером смотрел телевизор. Ухайдакался как собака, уже не смог пойти в спортзал.

По обыкновению ночью проснулся. Еще в пятницу я ходил к нотариусу в гостиницу «Центральная» на Тверской заверять какую-то доверенность на оформление очередной институтской акции. По дороге, восприняв это как счастливую возможность, зашел в книжный магазин «Москва». На учебник английского на дисках я не осмелился, но купил две книги о Пастернаке — одну — Васи Ливанова, другую — монографию Натальи Ивановой. Характер обеих этих книг я предполагал. Наташа есть Наташа, и свой старомодный, интеллигентский взгляд на Пастернака она уже озвучила в своем недавнем выступлении на ТV, а у Ливанова это книга острая, я вспоминаю его статью в «Москве», ставшую в этой книге главою.

Но вот что значит специальная заостренность чтения: ночью я открыл книжку Василия Ливанова «Невыдуманный Борис Пастернак» и до утра оторваться не мог. Как всегда, интересна личность художника! Я всегда отчетливо представлял себе, что Пастернак сложный человек, но в книге Ливанова Пастернак встал как личность еще чрезвычайно амбициозная, местами истерическая. У Василия Борисовича есть поводы и резоны относиться к Б.Л. пристально, и есть база для рассуждений: поэта он знает с детского возраста, а его отец Борис Ливанов много лет был другом Пастернака. Но в этой дружбе произошел некий «казус». Мстительный сын ищет правду и охраняет честь отца и семьи. Всё это может оказаться решающим для моего романа.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});