Новый Макиавелли - Джонатан Пауэлл

Время от времени даже очень сильному лидеру приходится уступать своей парламентской партии. Например, лейбористы долго поддерживали запрет на охоту, ибо последняя представляется им этаким символом классового неравенства. Тони не имел ни малейшего желания проводить столь далекий от либерализма законопроект, но единственное, что смог сделать, — это отложить его, а не отбраковать, как хотелось бы. К счастью, в первые годы нашего правления не прошел ни один проект членов Парламента, касающийся запрета на охоту; правда, уже к сентябрю 1999 года стало ясно — бездействовать нельзя. В июле Тони предложил провести референдумы в графствах — идея не нашла поддержки ни у одной из сторон. В том же июле 1999 года на Парламентской площади имел место многолюдный митинг. Выступали, причем весьма агрессивно, против запрета на лисью охоту. Я как раз возвращался с заседания в Палате общин, решил срезать путь. Едва оказавшись в гуще валлийских фермеров, возбужденных спиртными напитками, я был замечен корреспондентом Четвертого канала Элинор Гудмен, которая со своей командой снимала митинг. Элинор Гудмен — заядлая охотница и противница запрета; она закричала мне в лицо нечто вроде: «Сколько дадите, чтобы я не сообщала толпе, кто вы такой есть?» Фермеры стали проявлять нездоровый интерес к моей персоне, я ускорил шаг, выбрался на просвет и скрылся в Номере 10.

Наконец, в июне 2003 года, «кнуты» дали Тони понять: парламентская лейбористская партия не потерпит дальнейших колебаний — словом, нужно принять правительственный законопроект. До голосования дело дошло в 2004 году; Тони решил, что нам следует настаивать на двухгодичной отсрочке. Если же члены Парламента отсрочку не примут, мы вовсе откажемся от закона. Ответственность за урегулирование вопроса нес Алун Майкл, этакий кладезь идей, предлагавший, в частности, разрешить охоту с собаками на крыс и запретить — на лис. Лично мне больше всего нравилась идея самого Тони. Он предложил оснастить каждую охотничью собаку электронным ошейником, с тем чтобы сразу, как только собаки окружат лису, можно было пустить по ошейникам легкий электрический разряд. Таким образом, собаки не загрызут лису, а тут подоспеют егери на квадроциклах и безболезненно застрелят животное из ружей.

Вообще Тони постоянно генерировал идеи выхода из этого затруднительного положения. Когда в замке Лидс имели место переговоры о будущем Северной Ирландии (2004), в перерывах между заседаниями Тони под руку со мной нервно мерил шагами замковые лужайки — из головы у него не шла охота на лис. То и дело он отсылал меня к Джону Джексону, главе Сельского альянса, с предложениями разнообразных компромиссных решений. Впрочем, главный «кнут-администратор» Хилари Армстронг ясно дала понять: или учреждение фондовых больниц, или блокирование запрета охоты на лис — выбирайте что-нибудь одно, два проекта сразу не пройдут. Лейбористы — члены Парламента — предпочитали запрет. Последняя наша надежда была на суды — что они будут препятствовать полицейскому преследованию охотников, но в феврале 2005 года рухнула и она. Кончилось все компромиссом вполне в британском духе. Мы сделали вид, что запрещаем охоту, одобрив заведомо неэффективный законопроект. Егери сделали вид, что больше не охотятся, а сами продолжали травить лисиц собаками.

Один из способов подтверждать лидерство — участие в парламентских запросах. Президенты Клинтон и Буш пели Тони об удовольствии, с каким они смотрят по кабельному каналу С-SPAN его выступления; даже отдельные сессии в деталях расхваливали. В начале девяностых, в бытность мою в Вашингтоне, я рекомендовал кабинету Билла Клинтона устраивать аналогичное шоу перед Конгрессом. Говорил, что сессия, аналогичная британским парламентским запросам, изменит самую природу президентства. В частности, персонаж вроде Рейгана не задержался бы на этом посту, если бы был вынужден с ходу отвечать на заковыристые вопросы перед многочисленными сенаторами. Идею обсудили с Томом Фоли, спикером Палаты представителей; Фоли дал понять, что процедура несовместима с принципом разделения властей, заявленным в американской конституции. Таким образом, мое ценное предложение было отметено.

Что же касается удовольствия, получаемого Бушем и Клинтоном от парламентских сессий Тони, объясняется оно фразой «хорошо, что это не у меня». Для премьера парламентский запрос — суровое испытание; привыкнуть к нему невозможно. Гарольда Макмиллана, например, перед походом в Палату общин неизменно тошнило. Тони начинал готовиться еще накануне вечером. На следующее утро, в гостиной квартиры 11, госчиновники и политические назначенцы рассаживались где попало — на подлокотниках диванов и прямо на полу — и корпели над толстенной папкой, этаким фолиантом. Озвучивали свои соображения относительно тематики вопросов лидера оппозиции и других членов Парламента, репетировали ответы. Кстати, в восьми случаях из десяти мы оказывались правы. Тони проводил утро на совещании, собирал министров из всех департаментов с целью прояснить, какая у нас «катастрофа дня», или просил изложить ему это в письменном виде. Он обладал чисто адвокатской способностью впитывать огромные объемы информации, парламентские же сессии являлись эффективным способом прощупать намерения министерств.

Примерно в половине двенадцатого дня мы выходили из Номера 10 и направлялись в Палату общин; тут-то нас и могли поджидать неприятности. Однажды полиция решила отправить нас в Палату длинной дорогой, через Саут-Бэнк, чтобы мы не столкнулись с демонстрацией. Мы зато угодили в пробку, и Тони ужасно разнервничался. Время шло, казалось, мы безнадежно опаздываем. Кстати, я понятия не имею, что бывает, если премьер не является на парламентский запрос. Позднее нас доставляли в полицейской машине, но высаживали во дворе одного из зданий, принадлежащих Палате общин; Тони сломя голову несся через служебные помещения, по подземному ходу, мы едва за ним поспевали. Последние приготовления делались в его кабинете, который сильно смахивал на пещеру; мы в это время переводили дух в приемной. Плохие новости, если таковые обнаруживались, я сообщал Тони лишь после парламентского запроса, чтобы не сбить ему настрой. Он, кстати, был суеверен — нам не дозволялось желать ему удачи ни на входе в Палату общин, ни после, когда мы семенили за ним следом, чтобы из ложи наблюдать дуэль, которая разворачивается у спикерского кресла.

Сессии транслируют по телевидению; каждую из них смотрит примерно миллион человек; впрочем, на премьер-министра этот факт никак не влияет. Обмен остротами в духе Панча и Джуди британцам не по вкусу. Зато перепалки много способствуют вдохновению товарищей по партии, в том числе заднескамеечников. На целую неделю их настроение определяется выступлением лидера. Если премьер парировал лидеру оппозиции удачной остротой, заднескамеечники вскакивают с мест, аплодируют и размахивают повестками дня; если же премьера самого «умыли», заднескамеечники в молчании покидают зал. Похоже на древнеримские гладиаторские бои, когда зрители, поднимая или опуская палец, распоряжались дальнейшей судьбой побежденного бойца. Мудрый лидер в процессе правления приобретает способность смеяться над собой с видимой искренностью — раз уж стал объектом насмешек. Реквизит премьер-министра, правящего в век телевидения, должен в обязательном порядке включать толстую, как у носорога, шкуру (ну или хотя бы объемистую банку с белилами — краску стыда замазывать).

Всякого, кто не бывал на заседаниях Палаты общин, шокируют шумовые залпы, направляемые со скамей оппозиции на премьера, который пытается подняться на ноги после очередного «шуточного» удара; шокируют также выражения, которыми члены Парламента пытаются подсечь беднягу. К середине срока правления Тони стал носить очки, чтобы разбирать спешные и подчас сумбурные записи в своей папке. Он довольно долго не мог свыкнуться с очками, когда же наконец свыкся — Алистер Кэмпбелл устроил целое шоу, якобы раскрывавшее истинную причину публичного ношения очков. Поначалу очки очень пригождались в Палате общин. Тони надевал их, собираясь отвечать на парламентские запросы; расшифровывая с помощью очков свои и наши каракули, он, разумеется, не мог видеть кривящихся физиономий членов Парламента. Помимо очков, имеется еще одна уловка, а именно: прислушиваться к диким выкрикам оппозиционеров или даже в крайнем случае сделать вид, что ослышался, — с целью вывернуть выкрики наизнанку. Именно так Тони поступил в Европе; прием сработал. Тони задал консерваторам риторический вопрос: какая еще страна разделяет их мнение. Обитатели передних скамей оппозиции поджали губы, но какой-то незадачливый заднескамеечник-тори завопил (пожалуй, неожиданно для самого себя): «Norway[139]». Что дало Тони возможность с презрением взглянуть на вопившего и заметить ему, что Норвегия даже не состоит в ЕС.